Книга То, что скрыто - Хизер Гуденкауф

Джошуа задумывается и вдруг вскакивает. Клэр очень удивлена.

– Ладно, попробую!

Я отрываю от рулончика кусок ленты и складываю пополам липкой стороной кверху.

– Хочешь сам? – предлагаю я. – А может, позволишь маме или папе?

– Будет больно? – в страхе спрашивает Джошуа.

– Нисколечко, – уверяю я.

– Тогда лучше ты! – приказывает он.

– Джошуа! – возмущается Клэр.

– Пожалуйста, попробуй ленту на мне, – исправляется он.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Смотри внимательно, сейчас произойдет чудо! – Осторожно, нежно я прикладываю сложенную ленту к рукаву его футболки, отрываю и показываю Джошуа прилипшую к ленте блестку. – Круто, да? – Я улыбаюсь ему. Он улыбается в ответ. Вот она, связь между нами! Она тонкая, почти невидимая – но она есть. Не могу утверждать, будто он узнает меня, но между нами протянулась тонкая и хрупкая ниточка. Я исподтишка смотрю на Клэр; она улыбается мне и смотрит как-то по-новому, с уважением. Я перевожу взгляд на Джонатана. Тот тоже потрясен.

Следующие полчаса мы с Джошуа проводим в детской секции, где осторожно очищаем его одежду: футболку, шорты, теннисные туфли. Блестки, прилипшие к пальцам, лицу и волосам, – совсем другая история. Джошуа боится и не позволяет мне прикладывать липкую ленту к коже.

– Будет больно! – говорит он, серьезно и доверчиво глядя на меня своими огромными карими глазами.

– Что ж, все зависит от тебя, – говорю я. – Если боишься, давай оставим все как есть. Но можно попробовать удалить блестки волшебной лентой.

Как только почувствуешь боль, я сразу остановлюсь.

– А мне самому можно попробовать? – с надеждой спрашивает он.

– Конечно. – Я показываю, как правильно сгибать кусочек ленты.

Джошуа прикладывает ее к коже, тут же отлепляет и внимательно рассматривает прилипшие к клейкому слою блестки.

– Мне совсем не было больно! – говорит он, как будто совсем не боялся, и приступает к работе.

Наконец руки полностью очищены от блесток. После того как я даю слово не дергать его за волосы и остановиться сразу же, как он попросит, Джошуа позволяет мне очистить ему волосы. Он зажмуривается и поднимает ко мне лицо. Все время, пока я тружусь, я не свожу глаз с его худенького личика с острым подбородком, как будто хочу навсегда запечатлеть его образ. Запоминаю синеватые жилки под закрытыми веками и светлые ресницы, которые едва заметно подрагивают, замечаю, как он поджимает тонкие губы под вздернутым носом, таким же как у Кристофера. Когда я без всякой радости говорю, что закончила, он спрашивает:

– Можно посмотреть? – и бежит в туалет, где есть зеркало.

Я возвращаюсь в торговый зал; Клэр заворачивает книги для очередного покупателя. Через несколько минут появляется Джошуа. Он сияет улыбкой.

– Получилось! – сообщает он Клэр. – Может, мне завтра взять волшебную ленту в школу?

– Конечно возьми, – кивает Клэр. – Но я почти уверена, что у миссис Лавлейс тоже есть такая… Что надо сказать Эллисон?

– Спасибо, – застенчиво говорит Джошуа.

– Пожалуйста, – улыбаюсь я.

– Мама, можно мне поесть? – спрашивает Джошуа, глядя на Клэр, и сердце у меня сжимается от какого-то непонятного чувства.

– Возьми в подсобке сухое печенье, – говорит Клэр. Когда мальчик убегает, Клэр переводит на меня восхищенный взгляд: – Надо же! Ты просто молодец! Откуда ты знаешь, что нужно делать?

Я краснею и пожимаю плечами: подумаешь, пустяки!

– Главное – дать человеку возможность выбора. Тогда он не чувствует себя загнанным в угол.

Клэр качает головой:

– Я ведь читала об этом почти в каждой книжке о воспитании детей! Просто, когда Джошуа закатывает очередную истерику, все накопленные мудрые мысли тут же улетучиваются… Надо будет попробовать в следующий раз.

Я неуклюже смотрю на свои ноги.

– Вам чем-нибудь помочь? Может, расставить книги? – предлагаю я.

– Знаешь, чем бы ты мне действительно очень помогла? – говорит Клэр, глядя на бульдога, стоящего у двери. Он усиленно пыхтит; от его дыхания на стекле расплывается клякса, похожая на пятно из теста Роршаха[4]. – Выгуляй, пожалуйста, Трумэна. Ему уже пора в туалет, а мне сейчас очень не хочется оставлять Джошуа. – Она виновато улыбается. – Понимаю, это не совсем та работа, какой принято заниматься в книжном магазине, но Трумэн полагается в нагрузку к «Закладке»…

– С удовольствием, – отвечаю я. – Трумэн замечательный пес. Там, где я живу сейчас, нельзя держать домашних питомцев.

Я иду в подсобку за курткой. Когда я возвращаюсь, Джонатана уже нет – наверное, вернулся на работу, – а Клэр с Джошуа вместе читают книгу. Я застегиваю на Трумэне поводок, и мы выходим на улицу. Сентябрь, уже прохладно. Вдоль тротуара перед магазином высажена полоска травы. Я веду бульдога туда и терпеливо жду, когда он сделает свои дела.

Вдруг я спиной чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Поворачиваюсь и вижу мужа Клэр, который смотрит на меня из кабины белого грузовичка. Лицо у него непроницаемое. Не задумываясь, я машу ему рукой. Ему как будто становится неловко; он улыбается и машет мне в ответ. Потом заводит мотор и отъезжает от тротуара. Сначала мне кажется, что он остановится, поравнявшись со мной, и что-нибудь мне скажет, но он не останавливается, а катит вперед; я смотрю ему вслед даже после того, как он поворачивает за угол и скрывается из вида. Может, он каким-то образом догадался, кто я такая? Но нет, он не может этого знать. Не может!

Трумэн дергает поводок; я веду его назад, в «Закладку», и вижу за стеклом Джошуа. Он прижался носом к витрине и смотрит на меня. Я иду к нему в сером облаке от выхлопа машины Джонатана.

Чарм

Чарм, одетая, забралась в пустую ванну. Кажется, только сюда не доходит прерывистый хрип, выходящий из груди Гаса. Чарм понимает, что должна набраться храбрости, вернуться в комнату отчима, посидеть с ним. В конце концов, она ведь учится не на кого-нибудь, а на медсестру! Но к такому не готовят ни теория, ни даже больничная практика. Гас умирает, и умирает тяжело. Даже самый гнусный негодяй на свете не должен страдать так, как страдает ее отчим. Он медленно, мучительно задыхается у нее на глазах, и она ничем не может ему помочь, хотя он с надеждой смотрит на нее. Чарм живо представляет, как слипаются его почерневшие легкие, которым не хватает воздуха. У него быстро развивается пневмония. Кожа стала болезненно серой, а все тело истаяло – остались кожа да кости. Гас стал похож на узников концлагерей – их фотографии Чарм видела на уроках истории. Только лицо и шея тонут в складках жира; иногда Чарм даже не узнает его, но время от времени Гас улыбается и становится собой, прежним. Веселым, жизнерадостным Гасом, который неизменно ходил на все родительские собрания в школу к Чарм. Который учил ее играть в бейсбол и печь ватрушки. И все же часто он становится совсем не похожим на себя.