Книга 419 - Уилл Фергюсон

Множество моторок разбегались по ручьям и речкам Дельты, контрабандой возили неучтенный сырец на баржи, а те, в свою очередь, — на неучтенные танкеры, поджидавшие в море.

Стая москитов свалит и буйвола, сведет зверя с ума, загонит в трясину, утопит. И капе́ль этих утечек, нефти, которую сосут из вен, доводила нефтяные компании до умопомешательства.

Дельта Нигера слишком огромна, слишком дика и беззаконна — никакой организации не прекратить утечки в одиночку.

— Неблагодарные граждане сосут из Нигерии кровь, — заявил президент. Двести тысяч баррелей сырца в неделю — такие назывались цифры.

— То есть нефтяникам остается всего-навсего миллион баррелей! — отвечали на это.

— Натуральное воровство! — вопил священник с кафедры.

— Это они воры, а не мы!

— Своровать у вора — все одно воровство!

— А наши леса? Их же под корень вырубают!

Нефтяные компании передавали свои концессии лесорубам, чтоб те расчистили землю, а лесорубы вырубали леса твердых пород под корень и увозили драгоценную древесину в Европу и Америку.

— А там из красного дерева стульчаки делают! — заорал кто-то. — Чтоб ойибо прям через нас срали!

— И все равно воровство! — выкрикнул священник. — Господь велит — не укради!

— Не воровство, а за ними должок!

Но это было воровство.

И должок.

Ннамди прекрасно это понимал. С изгвазданными нефтью бункеровщиками он отыскивал замерные станции и трубопроводы, учил, как безопаснее добраться до манифольда и как выбраться, и больше не сматывался, когда в деревню с ревом врывались боевики. Теперь его держали за союзника.

Однозарядные винтовки сменились «калашами», а самые успешные боевики обзавелись квартирами в Портако — созерцали огражденные резиденции ойибо и замышляли собственный переезд в такие же роскошные анклавы.

В отличие от зарплаты у нефтяников, откаты бункеровщиков учитывали инфляцию; пачки денег не помещались у Ннамди в кулаке. Он купил матери еще один холодильник, затем еще один. Она набивала холодильники пивными бутылками и упаковками фанты, командовала старыми торговками, которые столько лет не давали ей развернуться. Но она беспокоилась за сына, единственный оставшийся клочок ее мужа. Ннамди теперь консультировал бункеровщиков насчет трубопроводов и манифольдов.

— Это опасная игра, Ннамди, — шептала она по ночам из-под москитной сетки. — Ты осторожнее. В сырец не нырни.

— Не нырну, — обещал он.

Однако трубопроводы имеют свойство взрываться. Бункеровщики богатели и теряли терпение, стали использовать автоген, хотя Ннамди отговаривал. Как-то ночью целая замерная станция оранжевым цветиком взлетела к небесам, а среди мангров всплыло полдюжины обгорелых тел.

Разнообразный ассортимент контейнеров для нефти уступил место канистрам-«зипам» — квадратным, штабелируемым, пластмассовым, легко наливать, легко грузить. Моторки вскоре отрастили себе второй мотор, рулевые совсем теряли головы, шныряли туда-сюда, топили те немногие каноэ, что еще выходили на рыбную ловлю. Кое-где в маслянистой воде плавали десятки пустых «зипов». Упав за борт, перегруженный контейнер опускался на дно и медленно истекал сырцом, пока не достигался некий магический баланс, — тогда контейнер выныривал на поверхность посылкой из мира иного.

Судьбу Ннамди переменили пальмовый джин и вес этих самых «зипов». Бутыль особо забористого джина довела бункеровщиков до пьяного ступора, который чрезмерно затянулся. «Зипы» увесистые, в одиночку не потягаешь, и начальник одной бригады отправился на поиски Ннамди.

Нашел на опушке — Ннамди выкладывал листья в отцовском святилище и шепотом заклинал обитавшего внутри полузабытого ору. Вынул всякую мелочь из мешочка, уронил на землю. Замер, читая послание.

— Йа! — крикнул бригадир. Хотел изобразить деловитость, но Ннамди в состоянии транса, застрявший между теме и одже, его смутил. — Мне сильный мужик нужен.

Вернувшись в мир повседневного, Ннамди улыбнулся:

— Диле. Замечтался.

— Поехали отсюдова. В Мбиаму поехали.

Кто ж не знал Мбиаму?

Власти страны и штатов создали Особую объединенную комиссию, которой полагалось предать небытию бункеровщиков и контрабандную нефтеперегонку; суда ООК патрулировали центральные водные пути. Стреляли не раздумывая, взяток не брали. Потому Ннамди и очутился в лодке, груженной на грани утопления тяжеленными «зипами» с сырцом и зигзагом продвигавшейся по мелким ручьям и безымянным каналам, подальше от основных водных путей, к черному рынку в разросшейся Мбиаме.

Бригадир бункеровщиков перекрикивал рев мотора:

— Встречаемся с одним игбо, зовут Джозеф. Я его раньше не видал, но он вроде тя знает. Хороший он кореш. Все приличного механика ищет. А то прошлый, говорят, пил по-черному, в пустыне его бросил. — Показались дымы и скопище разномастных лачуг, моторка сбавила ход. — Добро пожалуйся в Мбиаму! — заорал бригадир. — Тут дорога у воды. — Две раздолбанные колеи посреди джунглей. — Шофера отсюда в Портако сырец возят.

Вся Мбиама изукрашена огнями — гирляндами разноцветных лампочек на каждой лачуге, от таверны до борделя. В поисках некой таверны Ннамди и бригадир побрели прочь от причала, и девицы — голубые тени на веках, помада как синяк — лениво шелестели Ннамди юбками.

Отыскали таверну, толкнули сетчатую дверь, вошли. Вентилятор взбалтывал духоту. Где-то из магнитофона сочился регги. Вокруг стола сгрудились фигуры, негромко беседуют. Все пропитано по́том и честолюбием.

— Я ищу Джо! — заорал бригадир. — Игбо Джо.

Человек за столом устремил на них затуманенный взор. Тяжелые веки. Мощная шея и мясистое лицо.

— Нашел уже, братуха. — Джо протянул им крупную ладонь, но пожал руки изящно, по-городскому. Никаких сцепленных предплечий — одними пальчиками, будто платочек пощупал.

Игбо Джо оказался не игбо и не Джо.

— Я сам из Оничи, — пояснил он. — Я ибо, но тут у вас хрен кто различает.[33]— Джо и Ннамди вернулись на причал, вместе с бригадиром разгружали лодку, выволакивали тяжеленные «зипы» сырца на грузовую платформу. — И зовут меня Джошуа, а не Джозеф. Иерихонский я, а не ясельный.[34]

— Ну и как тебя звать? — спросил Ннамди.

«Зипы» тяжелые, все трое отчаянно потели. Один «зип» выскользнул у Джо из рук, когда они с Ннамди его поднимали, грохнулся, чуть не лопнул.

— Иисусе и херня!

— Так и звать? — ухмыльнулся Ннамди. — Или Херней для краткости?