Книга Эра Броуна - Леонид Смирнов

Подошел «бравый гусар» – Сергей Бабунидзе. После выздоровления сына он снова стал душой компании, штатным весельчаком-балагуром префектуры, вот только злости на преступников у него почему-то сильно прибавилось, как будто они всему виной.

Трутутушкин тоже вновь заговорил по-русски и делал это с каждым днем все лучше и лучше. А главное, врачи подтвердили: последствий не будет никаких. Катя на радостях затеяла сегодня печь пироги с рыбой, черникой, с капустой и с грибами. Гостей на сей раз звать не стали – как говорится, в тесном домашнем кругу.

Капитан Бабунидзе с подозрением поглядел на Репнина, словно приклеившегося к служебной «тойоте».

– Сэйчас начнем, – сказал веско и пригладил выбившуюся из-под синего кепи челку. Он, как всегда, отказался надеть защитный шлем и бронежилет – в этом грузе по проходным дворам особо не разбегаешься. Валерий же и вовсе был в шинельке, брюках навыпуск и ботиночках – кабинетной обмундировке. Его почему-то забыли предупредить заранее – обычный российский бардак…

– Слушай, а с чего это все?.. – проворчал Валера.

Сергей поежился, потер замерзающие в тонких перчатках руки. Ветер здесь – в широком проезде – был страшенный, почти штормовой. Уши у всех давно покраснели и грозили отмерзнуть, словно грянул мороз, а не плюс пять на градуснике.

– Да кто-то в мэрию стукнул, мол, тут обосновались главари Общества по распространению СПИДа. Якобы есть такая шобла… Интересно, как они его… распространяют? – хохотнул.

– Что за бред?! Все же знают: здесь лежбище самых безобидных бомжей.

– Бэзобидных бомжей не бивает, – искусственно усиливая свой грузинский акцент, провозгласил Бабунидзе, – Чэм, ти думаэшь, оны здэсь занымаются длинными осэнными ночами?.. – И опять захохотал, снова не встретив отклика.

– Городу, конечно же, спокойнее, если их всех сошлют к чертовой матери…

– Так и будет, – задохнувшимся голосом сказал Сергей. – Всэх, кого поймаэм, проварят на СПИД, потом заразных – в эшелоны и в Ларнах. Ту-ту-у!.. А здоровых – на сто первый…

Сува гладил Гуню по голове, загривку, спине. Пес нежился и чуть слышно повизгивал. Давно бы пора заняться репьями и колючками, застрявшими в шерсти и превратившими высокопородного кобеля почти в дикобраза, да все как-то руки не доходят.

Еда у них сегодня еще была, а вот что будет потом?.. Впрочем, клошар уже года три, если не больше, старался не задумываться о завтрашнем дне. Если хочешь выжить, не трави себе душу – золотое правило для неприкаянных людей, да и для всех остальных – тоже…

Подвал, где обосновалась наша парочка, надежно защищал от осенних ветров и беспрестанно моросящих в октябре дождей, но теплом здесь все же не пахло. Сува натаскал драных половиков, подгнившей ветоши, нашел где-то ватник с огромной жженой дырой на спине, зато целыми рукавами.

Кроме них в подвале жил бомж Минька с наглухо закутанной в платок подругой, так что Сува до сих пор не смог рассмотреть ее лицо. Имела она еще вполне приличное молодежное пальто, протертые на коленях и аккуратно заплатанные джинсы и полуразвалившиеся кроссовки. И как только будет зимовать?..

Из Минькиного угла с утра до вечера доносился сдавленный сухой кашель его крали, которая на заработки не выходила и занималась хозяйством. В результате Минька вел теперь семейный образ жизни: баба раз в неделю устраивала постирушку, постоянно наводила порядок в их отгородке за ящиками и что-то стряпала на костерке, разводя огонь на толстом стальном листе в кольце из камней. Дым уходил в дыру, выводившую в вентиляционный колодец. Утягивало за милую душу. (Печка-буржуйка была для их подвала недостижимой роскошью.)

Кроме семейного Миньки, здесь обитали еще четыре мужика: то дрыхли сутки напролет, то исчезали куда-то на несколько дней, потом появлялись – или в синяках и ссадинах, или с мешком добычи. Словом, были весьма подозрительными личностями, но правила общежития блюли свято, ни к кому не приставали, непотребств не учиняли, даже не шумели – а значит, какой с них спрос?..

Сува три дня назад обнаружил, что Гуня вдруг – за одну ночь – разом утерял свои чудесные умственные способности, и поначалу даже обрадовался: все странное, непонятное пугало его, выбивая из колеи. Ведь пес не только подвывал в унисон пению, тащил за рукав к утерянной вещи, но и просил рассказывать о бомжевской жизни, корябал на песке или мягкой земле палочкой, зажатой в зубах, короткие слова.

Потом клошар расстроился не на шутку: все-таки привык уже, что обладает самым гениальным на планете кобелем, скучно и грустно станет теперь (вроде как младшего братца-вундеркинда лишился), но главное, Гуня обнаруживал по запаху «плохо лежащие» запасы еды, помогал найти к ним безопасный путь, а также прикрывал отход. В конце концов Сува примирился с тем, что его собаченций стал самым обычным, добродушным, слегка капризным и не шибко чистоплотным псом. В быстром примирении с жизнью и заключалась сила Петра Суваева – СИЛА ВЫЖИВАНИЯ.

Сегодня клошар покормил Догоняя ливером, разделив надвое колбасу (себе добавил еще полбуханки хлеба), потом выгулял пса на ближайшем пустыре общего пользования, в очередной раз вызвав нездоровое любопытство собачников. И хотя Гуня на этот раз вдосталь наигрался с молодыми сучками и кобельками всех пород и мастей и был наверху блаженства, Сува решил не испытывать судьбу и сей собачий рай больше не посещать. Того гляди донесут в клуб, а там наверняка лежит заявление гражданина Мордатого – дальше звонок в полицию, и закрутится, не остановишь… Придется гулять поближе – в полной безопасности, но зато и в гордом одиночестве. Впрочем, какая-нибудь бродячая собака вполне может забежать и составить компанию… Прошлые ПЕРЕСЕЛЕНИЯ не нанесли ощутимого вреда клошару, но и радостей особых он тоже не испытал: его не пытались убить и даже ни разу не избивали, но он никогда не попадал в постель к сочной молоденькой бабенке или за шикарный банкетный стол. Зато Сува все время боялся за пса. Он давно понял, что на время ОТСУТСТВИЯ в его собственное тело вселяется кто-то другой. И этот другой вполне может учинить над Гуней какое-нибудь зловредство. Впрочем, со всеми происходило одно и то же, и подвальное сообщество в конце концов договорилось приглядывать друг за другом и в случае чего не давать в обиду Минькину супружницу и Суваева пса. Так что и тут была подстраховка… Сегодня Суву с самого утра мучили нехорошие предчувствия. Подсознательное чутье никогда не подводило его. Вот только уже не было сил спасаться бегством, бросив это вполне сносное и, пожалуй, ставшее родным обиталище. Ежедневные изнурительные поиски разового жилья на самом пороге зимы – убийственное занятие для немолодого человека, да еще с собакой, с которой далеко не всюду пустят.

Сува поспрашивал на всякий случай у Миньки и у жителей соседних подвалов, не слыхали ли чего, не заметно ли активности в ближнем полицейском участке, но никто – ни сном ни духом. Впрочем, не мудрено: в этом квартале селились самые тихие, инертные и потому самые беззащитные людишки. Не было у них ни службы наблюдения, ни, тем паче, глаз и ушей среди легавых (откуда такие «бабки»?!). Вот так Петр и остался вместе с Гунькой в своем подвале: авось примерещилось, авось да пронесет…