Книга Кодекс чести - Сергей Шхиян

Началась общая беготня и неразбериха, за которой, откровенно издеваясь, наблюдал Антон Иванович.

В довершении бед принялся накрапывать дождик, час от часа усиливающийся. Северо-западный ветер нагнал тяжелые низкие облака, и к обеду разверзлись хляби небесные.

Дождь упорно молотил по земле, похолодало. Мужики заскучали и начали отлынивать от работы. Я начал разбираться, и выяснилось, что крыловские дворовые отправились в путешествие в одних портках и рубахах.

Спасаясь от дождя, они уныло толклись около экипажей, взбадриваясь только тогда, когда я попадал в поле их зрения.

Проклиная мужицкую беспечность, глупость и лень, я отправил Ивана на базар купить им армяки. Это заняло много времени и опять затормозило дело. Когда же одетые в обновки дворовые продолжили сборы, выяснилось, что провианта у нас совсем мало и нужно докупать в дорогу провизию.

— Куда все спешат? — делая вид, что не замечает меня за спиной, недовольно заявил Пахом, тот самый, что перепилил у рыдвана дубовую балку. — Собрались бы не торопясь, да завтрева бы и поехали. А были бы баре хорошие, так угостили бы мужичков водочкой.

Я вперил в «лукавого раба» уничижающий взгляд, но он на него никак не среагировал, напротив, развил тему:

— Оно, известно, мы люди подневольные, а с устатку и для сугреву водочка бы в самый раз.

— Оно, конечно, ежели по справедливости, то должны поднести! — подхватил тему другой тунеядец с красными глазами альбиноса. — Как же мужичкам не выпить с устатку. Таких трудов положили!

Первое и второе мое желание было набить им морды за наглость и вымогательство. Однако я сдержался и велел запрягать, хотя правильнее было бы отложить отъезд до следующего утра.

Дворовые помялись и нехотя побрели, кто в конюшню, кто в каретный сарай.

Антон Иванович, всё это время наблюдал за моими действиями, ехидно ухмыляясь.

— Так, говоришь, мы крепостники и рабовладельцы? — спросил он, когда мы с ним остались под дождем одни, дожидаться результатов моих усилий.

— А вот посулю им по рублю, посмотришь, как забегают, — ответил я, вспомнив про экономические рычаги экономики.

— Посули, — осклабился предок. — А я, брат, понаблюдаю.

Я пошел сулить. Замученных крепостных я нашел в теплой конюшне, за разглядыванием новых армяков. Никто и не думал начинать запрягать.

— Мужики, — крикнул я, когда, увидев меня, они попытались рассредоточиться, — если через пятнадцать минут всё будет готово, получите по рублю.

Лица враз повеселели, и на них появились улыбки.

— Мы, барин, чичас, — ответил за всех альбинос. — Ежели так, то оно, конечно, способнее. Теперича мы завсегда и ежели что, то оно конечно.

Заискивающе улыбаясь, он протянул ладошку.

— Я сказал, что дам вам деньги, если быстро запряжете! — закричал я, начиная понимать комизм происходящего.

— Ежели жалуете, то мы завсегда готовы заслужить, — заныл альбинос.

Петр, осклабившись не хуже предка, с удовольствием наблюдал, как меня разводят хитрые дворовые. Остальные продолжали тянуть руки, и не думая приступать к сборам. Судя по их реакции, рыночные отношения в нашей отчизне приживались медленно. Сладкое слово «халява» повелевало сердцами и помыслами. Мне осталось только повернуться и выйти.

— Ну, что, запрягли? — спросил Антон Иванович. Я пожал плечами и рассмеялся.

— Бороться с народом-богоносцем невозможно.

— А это мы сейчас проверим, — сказал он.

Предок отстранил меня и гаркнул зычным командным голосом:

— А ну, запрягай, мать вашу так-перетак. Я вас таких-растаких сейчас всех перепорю!

Он поднял арапник и начал полосовать по спинам всех кто сказался поблизости.

— Да мы, барин, завсегда рады стараться! — весело откликнулись попавшие под бой мужики.

Они бросились врассыпную и начали работать в хорошем темпе. Ровно через полчаса экипажи нашего поезда стояли запряженные и нагруженные поклажей.

— Вот, так-то, брат, — назидательно сказал предок. — Русский мужик уважает строгость и простое обращение. Это тебе не француз или немец, у нас всё нужно делать по душевности и обычаю. Побей русского человека, так он тебе что хочешь, хоть часы изобретет!

Увы, возразить на это мне было нечего. Когда все было готово к отъезду, мы с Антоном Ивановичем сели в рыдван, «люди» в коляску и подводы, и наш куцый караван под прощальные возгласы новых знакомцев из губернаторского дома выкатился из резиденции.

Германскому канцлеру Бисмарку приписывается крылатая фраза о состоянии российских дорог, что их, мол, у нас нет, а есть одни направления.

Я начал свое путешествие по дорогам отчизны за шестнадцать лет до рождения этого пресловутого государственного деятеля и утверждаю: дороги у нас были всегда, как только появилась Русь. Только они почему-то спервоначала сделались не очень хорошие. Если говорить правду, они всегда были очень плохие, но всё-таки это были дороги, а не направления. Канцлер был неправ дважды, ибо как направления, дороги наши совершенно несостоятельны. Направление, как и прямая линия в геометрии, предполагает кратчайший путь между двумя точками. Дороги же наши проложены не прямо, а как-то косо и криво, так что порой становится совершенно непонятно, куда они ведут.

Иногда, наблюдая за их вольными изгибами, кажется, что прямая линия просто несовместима с нашим национальным характером. Другого логического объяснения странному серпантину, по которому мы продвигались на плоской равнине я придумать не смог.

А дорога пыльною лентою вьется,

Слева поворот и опять косогор…

— пелось в когда-то популярной песне. Наша дорога вилась не пыльною, а грязною лентой и с каждым километром (верстой) делалась всё грязнее и грязнее. Лошади поначалу довольно резво тащили экипажи, но постепенно темп движения начал падать.

Дворовые, мокнущие в открытых подводах, скорее всего последними словами костерили меня за барскую дурость и упрямство. У меня же еще не прошла злость за их давешнее разгильдяйство, и угрызений совести, глядя на их показные страдания, я не испытывал. Теперь, когда мы, наконец, тронулись в путь, хочешь, не хочешь, будем продвигаться вперед.

В девять часов вечера наш караван въехал в большое село и остановился у почтовой станции. Для тех, кому не довелось ездить по дорогам нашей страны до изобретения паровой машины, в двух словах опишу ситуацию с путевым сервисом тех времен.

Через определенные промежутки, в несколько десятков верст, на больших (столбовых) дорогах стояли станции, в которых содержались лошади для сдачи в наем путникам, чтобы те могли доехать до следующего пункта. Кроме того, такая станция выполняла функцию гостиницы для проезжающих. Обычно свободных лошадей и мест на всех путешественников не хватало, что создавало почву для мелкой коррупции и вымогательства со стороны станционных смотрителей. Лошади у нас были свои, а вот с постоялым двором при почтовой станции вышла промашка. Обе небольшие комнаты, предназначенные для отдыха путников, были заняты двумя дворянскими семействами с детьми и челядью.