Книга Язычники крещеной Руси. Повести черных лет - Лев Прозоров

Нет, всё-таки очень странно это полное отсутствие христианских реалий в "Слове о полку Игореве".

А теперь посмотрим на то, что всё же в "Слове о полку…" есть. Взглянем глазами средневекового русского христианина, благо его взгляд отражён во множестве источников.

Первыми рассыплются построения исследователей-атеистов XX века о языческих Богах "Слова…" как "поэтических образах", используемых поэтом-христианином.

Для христианина той эпохи языческие Боги — вовсе не безобидные "поэтические образы". И Ветхий Завет и Новый равно суровы в своей оценке: "боги языцей — бесы!" (Втор, 32:16-17, Пс. 105:37, Коринф. 10:10). А потому — "Не вспоминайте имени Богов их" (Ис. Нав. 23:7) и "не помяну их имен устами своими" (Пс. 15:4).

Ведь беса-то, как известно, лучше не поминать. Церковь подхватывает запреты Писания — Ефрем Сирин, один из "отцов церкви", наставляет, что о язычестве "срам говорить"[46]. Древнерусские авторы ничуть не сомневаются, в большинстве своём, в учении церкви о кумирах своих предков и многих современников.

"Память и похвала князю нашему Владимиру" Иакова Мниха говорит вполне ясно: "поганьскы Богы, паче же и бесы, Перуна и Хъроса, и ины многы попра". В "Хождении богородицы по мукам": "Трояна, Хърса, Велеса, Перуна на боги обратиша, бесом злыимъ вероваша". И оттого-то упоминают о Богах языческой Руси крайне скудно.

Собственно, упоминание это русские средневековые авторы позволяют себе лишь по двум поводам. Первый из них — это описание далёких языческих времён — и тут уж православные авторы не устают подчёркивать в каждой строке, что поклонявшиеся "идолищам" предки — "люди погани и невегласи", что жертва русским Богам оскверняет землю, что обряды язычников радуют дьявола, — короче говоря, непременное требование "разоблачения чёрной магии" родилось задолго до булгаковского Аркадия Аполлоновича Семплеярова.

Собственно, что уж там и говорить о XII веке, если полтысячи лет спустя перешедший в православие прусский выходец Иннокентий Гизель, упоминая в "Синопсисе" языческих Богов, которым поставил капище Владимир в 980 году, и то именует их "пекельными", то есть адскими, и попросту бесами, и всячески подчёркивает, что говорит об этом "бесовском отродье" единственно ради того, чтоб лишний раз подчеркнуть "безумную" и "дьявольскую" природу язычества.

Вторым поводом, по которому писатели русского Средневековья позволяли себе упомянуть имена страшных языческих "бесов", были поучения против язычников и коснеющих в "двоеверии" единоверцев. Тут уж, всякому понятно, никак не обойтись без хотя бы упоминания Тех, против кого проповедуешь и поучаешь, — однако и здесь осторожные книжники предпочитали пользоваться списками из той же летописи — всё не их грех, за святым Нестором повторяют!

Вне этих двух тем — рассказов о языческом прошлом и поучений против язычества — языческие Боги во всей древнерусской литературе упомянуты только в "Слове…". Больше — нигде. Зато в "Слове о полку… "Стрибог, Даждьбог и Велес в его поэме оказались на таком почётном месте, что совершенно заслонили собой незначительные элементы христианства", — пишет Б.А. Рыбаков.

То есть одним только упоминанием Даждьбога, Стрибога, Велеса, Хорса, Дива, Обиды и прочих без обязательного разоблачения Их "бесовской" сущности творец "Слова…" тягчайше грешит.

На этом, однако, дело не останавливается, если бы… "Слово о полку…" очень полезно читать, держа в другой руке открытыми современные ему поучения против язычества — благо они изданы ещё Гальковским, во втором томе его, в свой черед, недавно переизданной работы.

Трудно отделаться от впечатления, что создатель "Слова…" сознательно и целенаправленно восхваляет запрещаемое этими поучениями, нарушает их суровые запреты — точнее, сподвигает на это своих героев. Тяжкий грех пытаться предсказывать судьбу по голосу птиц, поведению зверей.

В "Слове святого отца Кирилла о злых дусех" рассказывается о суеверных людях, которые прислушиваются к голосу "потък", птах — дятлов, воронов. "О, злое наше безумие, добровольно лишаемся Господа и к поганым прилагаемся!" — восклицает обличитель.

Существовало особое "Правило о верующих в гады и звери", где запрещается даже слушать "еретические" речи тех, кто внимает голосам петухов, воронов, дятлов, и прочих птиц, лисиц, пытаясь угадать по их поведению "добрый" или "недобрый" исход дела.

В "Слове…" звери, птицы и вся Природа на много голосов вещуют поражение "полку Игореву" — вспомните: орлы зверей клекотом скликают на кости русские, лисицы на червленые щиты брешут, волки грозу зовут по оврагам.

И все эти приметы — сбываются, а пренебрегший ими (как, собственно, христианину и надлежит поступать) князь терпит поражение и попадает в плен.

Далее, по поучениям, толкующий сны за одно только это будет осужден вместе с самим сатаной (!), если только не покается: "иже бо сониемъ и мечтаниемъ веруяй, безо инаго греха съ диаволомъ осудится, яко еговъ слуга". В "Слове…" великий князь видит сон, просит у бояр истолковать его и получает правдивый ответ.

Тягчайший грех — путать тварь с "Творцом", поклоняться ей, почитать Солнце, реки, стихии. "Но ты (человек) Того (бога) оставив, рекамо и источникам требы полагаеши и жреши яко богу твари бездушной".

Ещё в XIV веке "Слово святого Кирилла" наставляло читателей: "А не нарицайте собе бога на земли, ни в реках, ни в студенцах, ни на воздусе, ни слнци (в солнце)". Строгие исповедники требовали у духовных чад покаяться: "Не называл ли тварь божию за святыни: солнце, месяц, звёзды, птицы, рыбы, звери, скоты, сада, древо, камение, источники, кладезя и озёра?"

Это, опять-таки, происки "врага рода человеческого": "вельми завидитъ дiаволъ родоу человеческомоу… и въ тварь прельсти веровати: в слнце и въ мсць и въ звезды".

В знаменитом "плаче Ярославны" супруга князя взывает[47]7 с городской стены к Солнцу, Ветру (воздуху) и Днепру Славутичу (реке), просит их за мужа, величает так, как христианину, тем паче христианскому правителю, пристало бы именовать лишь Христа — "господине" — и молитва её вознаграждена, князь спасён и от смерти, и от плена.