Книга Афера - Мэтью Кляйн

Полицейский проверяет меня на алкоголь и отпускает. После аварии не прошло и получаса, а мы уже садимся в такси, чтобы вернуться домой. Мы отъезжаем, и я гляжу, как мою «хонду» со смятой в гармошку крышей цепляет эвакуатор и увозит в автосервис. Прощай, «хонда».

Такси довозит нас до Пало-Альто и высаживает у дома. Мой восьмидесятилетний хозяин, мистер Грильо, поджидает нас на дорожке. Интересно, откуда он знает, когда я вернусь домой? Или он часами стоит здесь в ожидании? Неужели в его возрасте мне суждено часами стоять на дорожке и ждать чьего-то возвращения? Да и будет ли кто-нибудь ко мне возвращаться?

— Кип, мне нужна твоя помощь, — говорит он.

— Конечно, мистер Грильо. А вы уже знакомы с моим сыном, Тоби?

— Нет, моего внука сейчас нет, — отвечает мистер Грильо на какой-то другой вопрос.

— Хорошо, мистер Грильо.

Я обещаю Тоби скоро вернуться и бросаю ему ключи. Они со звоном падают сыну в ладонь.

Мы с мистером Грильо идем на второй этаж. У двери его квартиры мы останавливаемся. Он долго ищет нужный ключ и наконец находит.

Я словно оказываюсь в музее, на выставке, посвященной интерьерам пятидесятых годов: диван, обитый тонким сукном оливкового цвета, коричневатый ковер цвета изношенных ботинок, а еще кухня будущего (тогда символом будущего считались кофейники с фильтром и электрические плиты).

— Присаживайся, — показывает хозяин на диван. — Хочешь коктейль?

Я был в квартире мистера Грильо ровно пять раз, и каждый раз он предлагал мне коктейль. Я оглядываюсь. На книжных полках, на телевизоре, на кухонном столе — да везде — стоят фотографии давно уже умершей жены мистера Грильо и его самого — молодого, успешного, процветающего, счастливого, полного сил, готового покорить весь мир. Я представляю, как сорок лет назад в этой самой квартире они с женой развлекали гостей, угощали их коктейлями, а те толпились в гостиной и на балконе. Как здесь раздавались взрывы смеха, как мужчины отпускали неприличные шутки, а женщины болтали без умолку. Наверное, и дети здесь были. Они носились по квартире, то и дело натыкаясь на коленки взрослых. Иногда их ловили, чтобы поцеловать или сфотографировать.

Я гляжу на мистера Грильо. Передо мной сухонький старичок — тело его скукожилось, волосы поседели, лицо истончилось, зубы пожелтели, а местами даже почернели. Его жена умерла двадцать лет назад. Его дочь умерла совсем недавно. Он одинок. Его мир сжался до размеров этой квартиры и пяти метров бетонной дорожки около дома.

В каком возрасте это происходит? В каком возрасте тот мир, которым ты привык повелевать, сужается до замочной скважины? Это происходит внезапно? Однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что все кончено и тебя больше ничего не связывает с этим миром? Или же это происходит постепенно и ты медленно погружаешься в темноту? Мистер Грильо постепенно выживал из ума, и раньше я жалел его. Теперь я задумываюсь: а может, это на самом деле благо?

А чем я лучше? Я бывший аферист. Мне сорок восемь лет, меня бросила жена. Еще три недели назад я почти не разговаривал со своим сыном. Спал я один. И умру я точно в одиночестве. Быть может, это закон такой? Пока ты пытаешься исправить свои ошибки, пока стараешься наладить свою жизнь, она попросту кончается.

— Да. Пожалуй, я попробую ваш коктейль, — говорю я мистеру Грильо.

Его коктейль «Хайбол» — это виски, лед и имбирный эль в высоком бокале. Я не считаю себя профаном в области алкоголя, но на этот раз вынужден сознаться: мне стыдно, но я и понятия не имел, что такое «Хайбол». И не думал, что он может оказаться таким вкусным. Но, с другой стороны, откуда мне было знать? Ведь я сейчас пью коктейль, который в Северной Америке не делают с 1962 года.

Мистер Грильо садится рядом со мной на диван. Искушая меня, виски и эль он оставляет открытыми на самом виду.

— Кип, мне нужна твоя помощь, — говорит он.

— Чем я могу вам помочь, мистер Грильо? — спрашиваю я, потягивая коктейль.

— Надо разобраться со счетами, — объясняет он, показывая на буфет, на котором лежат кипа бумаг и чековая книжка. — Ты же поможешь мне, правда?

— Вы уверены? Вы хотите доверить мне оплату счетов?

Он хихикает в ответ. Возможно, это значит «да». Возможно, он не расслышал вопроса.

Я встаю с дивана и допиваю коктейль. Потряхивая лед в бокале, я подхожу к буфету и проглядываю бумаги. Тут счета месяца за три: кабельное телевидение, электричество, телефон, вода. На свежих конвертах стоит угрожающий штамп «Последнее извещение».

— Я ж ни черта разобрать не могу, — жалуется мистер Грильо. — Буквы такие маленькие.

— А где ваш внук? — спрашиваю я.

Я имею в виду: «Почему бы его не попросить?».

— Мой внук — Арабчик, — кивает мистер Грильо.

— Ясно, — сдаюсь я.

Судя по всему, этим странным ответом наш разговор закончится и я спокойно удалюсь к себе в комнату, где убью час на оплату его счетов.

— Ладно, мистер Грильо. Со счетами я разберусь. Не беспокойтесь. И спасибо за коктейль.

Мистер Грильо кивает и говорит:

— Он хочет, чтобы я изменил завещание.

— Кто?

— Мой внук. Но я ему сказал. Я-то знаю, что у него на уме, — грозит он указательным пальцем. — Я знаю.

— И что же?

— Я знаю, что у него на уме, — повторяет старик.

Я аккуратно ставлю пустой бокал на буфет и собираю счета. Беру чековую книжку.

— Я оплачу все и оставлю в вашем почтовом ящике.

— Спасибо, Кип.

Я иду к выходу.

— Мой внук — Арабчик, — объясняет мистер Грильо.

— Да, — отвечаю я, тихо закрывая дверь.

* * *

Так вот как в итоге получается.

Обманывают все. В некоторых столько подлости, что они пытаются обокрасть собственных родственников. Другие не гнушаются воровать у несчастных и старых людей.

Если задуматься, такой ли уж я плохой? Все пытаются надуть друг друга. Только у меня достает порядочности честно зарабатывать этим на жизнь.

24

Сегодня утром я просыпаюсь рано. Тоби все еще спит. Я беру телефонную трубку и звоню Джесс с кухни.

— Доброе утро, — здороваюсь я. — Не спишь?

— Ну… — протягивает она.

Я представляю себе, как она потягивается, выгибая спину. На ней обтягивающая футболка, и сквозь измятый хлопок просвечивают соски, как маленькие розовые кончики пальцев.

— Что-то случилось? — беспокоится она.

— Ничего, — пытаюсь я не выдавать волнения. — Мы с тобой не разговаривали с тех пор, как вернулись из Вегаса. Ты одна?

— Да, конечно.