Книга Искушение искушенных - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечер за вечером Олимпио приходил на условленное место в надежде, что Беатриче сумеет выскользнуть. Ему удалось освободиться на время от жены, которую он отправил вместе с детьми к своей сестре, жившей в нескольких километрах от Петреллы. И однажды в роковую августовскую ночь, когда интендант, устав ждать, уже собирался вернуться в дом, перед ним вдруг возникла Беатриче, но в таком состоянии, что он пришел в ужас. На девушке была только одна сорочка, белокурые волосы разметались по плечам, босые ноги кровоточили… Не произнеся ни слова, она припала к его груди, задыхаясь от рыданий.
Потрясенный до глубины души слезами Беатриче – ибо никто и никогда не видел плачущей эту гордую девушку, – Олимпио бережно поднял ее на руки и, отнеся чуть подальше от каменистой тропы, положил на высушенную зноем траву. Продолжая прижимать Беатриче к себе, он укачивал ее как ребенка, давая возможность успокоиться, но внезапно Беатриче вырвалась из его объятий и закрыла лицо руками.
– Не прикасайся ко мне, Олимпио! И не смотри на меня больше. Я прибежала сюда, потому что знала: если не увижу тебя, то сойду с ума или покончу с собой. Ты нужен мне… но ты не должен ко мне прикасаться. Я нечистая. Я осквернена, осквернена навеки!
Девушка выкрикнула это слово, и его подхватил предрассветный ветер. Она так дрожала, что Олимпио, сняв с себя колет, хотел накинуть его ей на плечи, однако Беатриче отстранилась.
– Нет, оставь меня! Говорю тебе, я нечистая…
Олимпио чувствовал, что она задыхается под тяжестью какого-то ужасного несчастья, лишь ценой безграничной ласки и терпения интендант заставил ее выговориться. Сначала запинаясь, а затем все более торопливо, словно бы сознавая, что отравленная душа изгоняет при помощи слов отвратительные образы, Беатриче рассказала о том, что произошло.
В тот вечер за ужином Ченчи много пил и, когда пришло время отправляться спать, походил уже не на человека, а на озверелого сатира. Перепуганные насмерть женщины затаили дыхание и застыли на месте. Однако Лукреция знала, что должна идти вместе с ним, и, дрожа, поднялась с места. Но Ченчи грубо отшвырнул ее.
– Нет, не ты. Сегодня я хочу свежего мясца… – Он крепко схватил за руку Беатриче и коротко бросил: – Идем!
Объятая ужасом девушка попыталась вырваться.
– Вы сошли с ума! Оставьте меня… оставьте меня!
Она кричала и отбивалась изо всех сил, однако пьяную похоть Ченчи уже ничто не могло остановить. Оглушив дочь ударом кулака, он вновь взвалил ее на плечо, но на сей раз понес не в темницу.
Когда Беатриче очнулась от спасительного забытья, она осознала, что лежит поперек кровати Ченчи, а сам он храпит рядом с ней. Они оба были абсолютно голые. Сначала девушка не поняла, что случилось, но затем память вернулась – и вместе с ней ужас. Ощутив внезапную тошноту, она выскочила из этой омерзительной постели, дрожащими руками натянула на себя сорочку и, собрав остаток сил, ринулась прочь из замка.
Завершив свой рассказ, Беатриче опять начала плакать. Олимпио, оцепеневший от ужаса, молчал.
– Теперь ты понимаешь, что меня нельзя касаться? – прошептала девушка сквозь слезы. – Отныне я проклята, и мне остается только умереть.
Он снова обнял ее и крепко прижал к себе, покрывая поцелуями заплаканное лицо.
– Это он умрет! Клянусь, что это чудовище умрет от моей руки. Лишь его кровь смоет эту грязь. Его кровь… и моя любовь к тебе.
Постепенно ласки Олимпио сделали свое дело – Беатриче немного успокоилась. Над вершинами холмов и черными водами Сальто занималась заря…
Следующей ночью Олимпио выехал из Петреллы в Рим. Он не слезал с коня, пока не добрался до обитых железом ворот дворца Ченчи, расположенного на берегу Тибра. Это мрачное жилище вполне соответствовало характеру своего хозяина и больше походило на тюремный каземат. Здесь жил сейчас старший брат Беатриче Джакомо с женой и детьми, а также двумя младшими сыновьями Ченчи – шестнадцатилетним Бернардо и восьмилетним Паоло.
Интендант со старшим из братьев Ченчи надолго закрылись в кабинете, и Олимпио посвятил Джакомо в их планы: Беатриче не хотела приступать к решительным действиям без согласия того, кто станет главой семьи после смерти Франческо.
На рассвете Олимпио отправился в обратный путь.
– Извести меня, когда все будет кончено, – попросил его Джакомо накануне отъезда.
Теперь оставалось исполнить задуманное. Сначала Олимпио хотел использовать яд, однако от этой мысли пришлось отказаться: старый Ченчи никому не доверял и заставлял Беатриче пробовать любое поданное ему блюдо. Тогда было решено подмешать в пищу немного опия. Поскольку Беатриче достанется лишь малая его часть, она почувствует только легкое недомогание, но сохранит ясный рассудок и сумеет открыть ночью ворота, когда появятся Олимпио и его друг Каталонец.
9 сентября 1598 года, за час до рассвета, Олимпио с Каталонцем вошли в замок. Интендант сжимал в руке тяжелый кузнечный молот. Беатриче безмолвно подвела их к дверям спальни, где спал без задних ног одурманенный опием Ченчи. В полной тишине молот поднялся над головой спящего…
Когда солнце осветило черные башни Петреллы, замок пробудился от пронзительных воплей: жена и дочь обнаружили бездыханное тело Франческо Ченчи на заднем дворе с нечистотами. В нависавшем над ним балконе оказалась большая дыра, и вскоре все заговорили о том, что гнилое дерево не выдержало тяжести Ченчи, который пил, как лошадь, и спьяну ничего не соображал.
О несчастье сразу же известили Джакомо Ченчи. Тот приехал немедленно, взял на себя обязанности главы семьи, поспешно похоронил отца и перевез в Рим своих родных, к которым присоединился и Олимпио. Беатриче и Лукреция с трудом скрывали радость: они вернулись домой, и все бедствия, как им казалось, остались в прошлом. В конце концов, после стольких страданий они имели право на счастье! Увы, они не приняли в расчет кумушек Петреллы с их слишком длинными языками…
Очень скоро поползли разные слухи, которые обрастали все новыми подробностями, ширились и распространялись, пока не достигли Рима и Ватикана. Утверждали, что в голове Ченчи зияла рана, а дыра на балконе выглядела очень странно и в любом случае была слишком мала для такого толстяка, как Франческо. Говорили также, что Джакомо подозрительно торопился с похоронами отца, а Каталонец с некоторого времени швырял направо и налево золотые монеты… В общем, болтали всякое, и подливала масла в костер жена Олимпио, совершенно обезумевшая от ревности с тех пор, как интендант уехал вслед за семейством Ченчи в Рим. Расследование стало неизбежным.
Первым схватили Каталонца, который не выдержал пыток и во всем признался, добавив многое от себя. Впрочем, этому не приходилось удивляться: его подвергли таким страшным истязаниям, что он вскоре умер. Тогда папа Климент VIII приказал арестовать всю семью Ченчи и Олимпио Кальветти. Однако Беатриче еще раньше велела Олимпио скрыться из Рима, и на сей раз он не последовал за Ченчи в замок Святого Ангела, куда поместили обвиняемых.