Книга Кидалы в лампасах - Сергей Донской

Ш-шух… Ш-шух…

Клинок Хвата полоснул сначала по правому бицепсу нападающего, затем вскользь приласкал его левое предплечье. Это были не смертельные ранения, нанесенные лишь для того, чтобы обездвижить чересчур длинные конечности верзилы, но он побледнел так, словно ему рассекли бронхиальную артерию, проходящую над внутренней частью локтя, и жить ему осталось не более двух минут.

Отправив его в нокаут коротким крюком слева, Хват кувырнулся вперед, уходя от рубящего удара по затылку. Набегавший с противоположной стороны боец жалобно вскрикнул, почувствовав, как холодная сталь пронзает его бедро. Раненая нога подкосилась, он упал на одно колено и захлопал глазами, пытаясь понять, как и когда приключилось с ним это несчастье. Попади нож пятью сантиметрами выше, и он истек бы кровью раньше, чем ему наложили жгут, но Хват не собирался убивать ни этого парня, ни тех двоих, которые уже валялись на земле, ни того, который еще только подступал к нему, подстегивая себя истеричной руганью:

– Яблянахблятящабля…

– Мы не на турнире по фехтованию, – напомнил ему Хват. – Соберись, парень. Вспомни, чему тебя учили.

– Блянахятящанах…

Не прислушавшись к совету, боец продолжал делать частые беспорядочные выпады, настолько энергичные, что воздух вокруг него раскалился до критической температуры.

– Остынь, – увещевал его Хват, легко уклоняясь от взмахов клинка.

– Это ты у меня остынешь, в морге, блянах… Ятяблянахща… Уп!

Боец заткнулся, вытаращившись на свой располосованный по диагонали комбинезон. Хват позаботился о том, чтобы «союзник» не задел ни одного жизненно важного органа, но вид у раны был действительно впечатляющий. Замахнувшись еще раз, он вынудил бойца инстинктивно заслонить пах руками, после чего аккуратно смазал его по кончику подбородка левым кулаком.

– Стоп! – заорал Реутов, хотя в этом не было никакой необходимости.

Хват поднял руки, давая понять, что добивать раненых не намерен, чай, не на гладиаторской арене стоит.

– Пусть парней перевяжут, – предложил он, – а потом продолжим. С ними все в порядке, не переживайте. Подлечатся немного и снова в строй.

– За них-то я не переживаю, – пробормотал Реутов, озираясь через плечо. – А вот твое ближайшее будущее представляется мне не слишком обнадеживающим.

Зрачки Хвата сузились на манер кошачьих, следя за перемещениями второй тройки, вооружившейся саперными лопатками. Эти не суетились, не пытались опередить друг друга и не лезли на рожон. Постепенно обступая Хвата с трех сторон, они приближались к нему, и запах их пота перебивал все остальные, включая аромат сосновой хвои. Это означало, что парни очень и очень нервничают, что они злы и напуганы, что они просто в бешенстве от расправы над своими товарищами и твердо намерены не разделять их участь.

Вряд ли их остановит вид крови противника. И приказы полковника тоже вряд ли остановят.

Разве что смерть или глубокий обморок.

А вы когда-нибудь пробовали вывести из строя здоровенного разведчика, вооруженного заточенной до бритвенной остроты лопаткой? Нет? И правильно. Пусть этим занимаются другие. Те, для кого эти и многие другие предметы предназначены.

* * *

ИЗ ОБЪЯСНЕНИЙ РЯДОВОГО А. Д. ШУРЫГИНА, ДАННЫХ НАЧАЛЬНИКУ ОСОБОГО ОТДЕЛА ТОВ. БЕБЕХОВУ ПО ПОВОДУ ПРОИСХОЖДЕНИЯ РАНЕНИЙ ЛИЧНОГО СОСТАВА РАЗВЕДРОТЫ В/Ч № ТАКОЙ-ТО.

СТЕНОГРАФИЧЕСКОЕ ПРОТОКОЛИРОВАНИЕ ВЫПОЛНЕНО НА ОСНОВЕ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ, ПРИЛАГАЕМОЙ К ДЕЛУ.

«Вот он и говорит, этот псих, этот хрен грушовый, полковник ГРУ, то есть… Вы, говорит, отметельте одного офицерика борзого, чтобы, значит, берег честь смолоду, а не по кустам во время зачистки отсиживался. Насмерть валить не надо, а покалечить слеганца – самое оно. Ответственность, говорит, беру на себя. Будут, мол, допрашивать, валите все на Реутова, а вы и ваш ротный не при делах, ваше дело маленькое.

Ну, мы и согласились, тем более что спиртяги по возвращении приняли, килограмма два. Поминали братишек наших, что с задания не вернулись. Чуток поддатые были, взвинченные, врать не стану. Сели в автобус, ротному на прощание ручками сделали и поехали. Сержант Птахин мне: что, Саня, братуха, пощиплем перышки фраерку? Я ему: а то! Трусов всяких терпеть ненавижу. Из-за них вся мерзопакость творится. Вот, говорят, крысы бегут с тонущего корабля. Ни хрена подобного. Он бы и не тонул вовсе, если бы крысы на нем не развелись. Они, курвы, сначала напакостят, дыр в днище понаделают, а потом уж драпают. Такое мое мнение, хотя самому плавать не доводилось, я, блин, не морская душа, задница у меня ракушками не обрастает.

Ладно, излагаю по существу. Существо такое, что офицерик тот на самом деле никогда трусом не был, от пуль не бегал, за спинами солдатскими не отсиживался. Точняк. Не крыса, нет. Волчара. А глаза, как у дикого кошака, как его?.. Ну этот, пятнистый, с кисточками на ушах… О, точно, рысьи глаза, желтючие и злые. Глянет, как в пятак приложит. Или под дыхало.

Поначалу мы этого не просекли, не врубились, проще говоря. Смотрит и смотрит себе, хрен с ним. А вот улыбочка его нам сразу не понравилась, конкретно. Его, падлу, месить собираются, а он лыбится. С каких таких делов? Мы решили: обкуренный, ясный перец. В дымину наш офицерик. Сержант Птахин так и заявил: балдой, сука. Пойду, говорит, его резать. Он, говорит, свои смехуечки до гробовой доски вспоминать будет.

Короче говоря, офицерик ему по-быстрому в лобешник зарядил, и всех делов. Курит, значит, Птахин. В смысле, отдыхает. Ну, в отрубях валяется, никуда уже не спешит, команды не отдает, скучает.

А все почему? Потому что противника недооценил. Буром попер и нарвался.

Климбис, Брякотин и Засохо тоже сплоховали. Против чеченов они, может, и д'Артаньяны, а против того офицерика – кутята сопливые, вот что я вам скажу. У него ж не нож в кулаке, нет. У него рука как бы лезвием заканчивается, такая вот неприятная особенность. И рука эта исчезает, когда он удары наносит. Не видать ее. Ему бы змееловом работать, офицерику. Или инструктором у нашего брата.

Нас ведь как учили с ножами управляться? Три главных принципа: скорость, точность плюс простота. Не зевай, не тычь лезвием куда попало, не перебрасывай ножик из руки в руку, перед противником рисуясь. Мы три месяца технику отрабатывали, асами себя считали. А тут появляется этот офицерик и начинает такое выделывать, что хоть стой, хоть падай. Я время не засекал, но думаю, наши против него и двадцати секунд не продержались. Все трое по резано-колотому схлопотали да еще по хорошей плюхе в качестве добавки. Но, что характерно, ни у кого опасного ранения не было. Нам медик потом сказал: вы прям на хирурга какого-то нарвались. Ни одного сухожилия поврежденного, ни одной вены перерезанной.

В санчасть, правда, мы уже потом попали, а сначала решили: кранты пацанам. У Засохо рука плетью висит. Брякотин на одной ноге ковыляет. Климбис вообще пополам распанахан. Ну, так нам померещилось, что распанахан. По запарке. По пьяному делу.