Книга «Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть - Рут Баки-Колодный

смешивать всех в одну кучу. Если араб из Абу Гоша дал тебе слово, считай, он поручился своей жизнью. С арабами нет нужды подписывать договор. Слово чести имеет для них большее значение, чем подписи. Я изучил их и знаю, когда им можно верить. Арабы из Абу Гоша отличные люди, отважные, трудолюбивые, и с ними можно договориться. Да, они обычно говорят двусмысленно, но это не считается у них ложью. Просто они любят ходить вокруг да около».

«А как надо реагировать, если чувствуешь, что они лгут?»

«Ни в коем случае нельзя их оскорблять. Надо притвориться, что ничего не замечаешь. Отношения с ними устанавливаются очень медленно, потому что они знают: действительность не подвластна никаким планам, и беспрерывно к ней приспосабливаются».

Заря только начинала заниматься. Рваные клочья ночного тумана таяли в утреннем воздухе. Купцы и паломники еще не проснулись, когда Маня и Иеѓошуа свернули на дорогу, ведущую к Абу Гошу.

Вскоре они остановили коней на краю деревни, возле шатра Мухаммеда Джабара. Хозяин вышел им навстречу, радостно поприветствовал и усадил на соломенные циновки под большим тутовым деревом. Сидя в уголке, Маня наблюдала, как двое мужчин о чем-то оживленно перешептываются. Впрочем, Иеѓошуа не собирался задерживаться у Мухаммеда и вскоре вместе со своей спутницей выехал в Седжеру. Джабар дал гостям на дорогу много сладостей и орехов.

«В Иерусалиме мы останавливаться не будем. Это религиозный город, и большинство местных евреев живет на пожертвования. Не понимаю, почему до сих пор ни одна организация не предложила мне начать переговоры с владельцами земель вокруг Иерусалима. Возле нашего святого города очень много арабских деревень. Мы до сих пор произносим слова: „На следующий год — в Иерусалиме“, но ничего не делаем, чтобы сохранить его и выкупить окрестные земли», — решительно заявил Иеѓошуа, пришпоривая лошадь.

Глава двадцать седьмая

Ифтах, Эхуд или Гидеон?

Деревня Седжера располагалась на склоне горы. На одной ее стороне находились крестьянские дома, на другой — конюшни и хлева. Поселение со всех сторон окружено было каменной стеной. Тем не менее жители окрестных деревень нередко крали скот, пасшийся в летние ночи на открытых пастбищах. Сторожами в поселении служили черкесы из соседней деревни Кафр Кама.

«Сейчас будем проезжать черкесскую деревню, — сказал Иеѓошуа. — Посмотришь на людей, которыми так восхищаются твои друзья. Черкесы в Кафр Кама занимаются земледелием и скотоводством и прекрасно охраняют свои владения».

«Но ведь черкесы живут в России, — удивилась Маня. — Как они попали сюда?»

«Они любят свободу. Когда русские вторглись на Кавказ, они бежали в Турцию, а оттуда — в другие страны, находящиеся под турецкой властью. Султан Абдул Хамид Второй очень их поощрял. Обрати внимание, что деревня обнесена стеной и в ней только двое ворот. Таким образом создается впечатление, что деревня сильно укреплена и чужакам не стоит с ней связываться».

«Я слыхала, они работают сторожами и в Седжере. Мои друзья хотят заменить их сторожами-евреями».

Иеѓошуа подтвердил, что черкесы сторожат поля в Седжере и Месхе.

«Но ты говорил, что там все равно много краж. Поля должны охранять сами земледельцы. Как в России. Так говорит Исраэль Шохат, и он прав».

«Да, верно».

«Так почему же Ольга скептически относится к идеям Исраэля Шохата и Александра Зайда?»

«Потому что она хочет оградить тебя от новых страданий. Боится, что ты не перенесешь их. Она относится к тебе как к дочери. Самое большое горе в жизни Оленьки — это то, что у нас нет детей. Ты ей теперь вместо дочери. Она беспокоится за тебя».

«Она говорит, что Исраэль Шохат слишком молод для меня. Я в самом деле старше его, но ведь она сама старше тебя на двенадцать лет».

Маня принялась убеждать своего спутника, что разница в возрасте не имеет значения, если супругов связывают любовь и взаимопонимание. Потом с энтузиазмом стала рассказывать о замечательной идее Исраэля Шохата создать организацию еврейских сторожей. Иеѓошуа, привыкший скрывать свои мысли и опасавшийся обидеть Маню, ехал молча и не отвечал.

Они приближались к купеческому постоялому двору (Хан эт-Туджар) между Седжерой и Кфар Тавором. Там собирались продавцы зерна из Хаурана, торговцы скотом из Ливана и шелком из Дамаска. На постоялом дворе можно было узнать последние новости и совершить любую сделку, установить торговые отношения и дать взятку. Сейчас Иеѓошуа направлялся туда, чтобы разузнать о намерениях соседей.

Иеѓошуа и Маня проезжали мимо невысоких холмов, густо поросших дубами и фисташковыми деревьями. За ними возвышались холмы, засаженные масличными деревьями. Серебристые листья олив блестели от дождевых капель. Рядом тянулись к солнцу зеленые сочные саженцы кукурузы.

«Обрати внимание, как арабские арендаторы обрабатывают участки. У них можно многому поучиться. А мы, приехав сюда, посчитали их примитивными. Этакое высокомерие! Они умудрились прожить здесь сотни лет. Возникает вопрос, каким образом. Но нам он в голову не приходит. Посчитав, что мы имеем право покупать землю у ее хозяев, мы зачастую не учитываем, что люди, которых она кормила в течение многих поколений, привязаны к ней больше, чем ее формальные владельцы».

«В России была та же проблема, — подхватила Маня, с интересом глядя на молодую кукурузу, растущую среди масличных деревьев. Такого она еще не видела. — Крепостные боялись выходить на свободу, потому что не хотели расставаться с землей, которую возделывали их деды и прадеды. Если им предлагали участки в других местах, они подозревали, что их просто обманывают. Но что это за двойные насаждения — оливы, а под ними кукуруза?» — спросила она, вспоминая обширные кукурузные поля, виденные в детстве.

«Такая система позволяет максимально использовать землю и эффективно бороться с сорняками. Но горе в том, что владельцы земли не ценят крестьян, да и саму землю тоже. Поэтому земледельцы идут на разные хитрости. Мы должны их понять, а не ненавидеть. Нам невдомек, что капли утренней росы или запах воздуха перед первым дождем — это часть их жизни. С их точки зрения, нельзя торговать землей, как нельзя торговать небом. Разве можно купить солнечный луч? Или ветер в пустыне? Несмотря на бедность, они не считают, что деньги важнее всего на свете. Будет страшной ошибкой, если мы не начнем уважать арабских крестьян и их привязанность к земле. Мы не видим разницы между земельными участками. Нам бы только купить побольше. Для них же земля бесценна. В ней похоронены их родители и будут выращивать хлеб их дети. Тут пасется их скот, без которого они себя не мыслят. Зачем жить, если по утрам