Книга Горное безумие. Биография Скотта Фишера - Роберт Биркби

как наш Леша. Мы бы хотели обменять ледобуры на все его снаряжение.

Мы снова выпили и закричали «Yeah!».

– Черт, – сказал Скотт, – мы оставим вам и Боба, и все его снаряжение, если вы отдадите нам Лешу в Америку.

– Нет-нет, – запротестовал Саша, – Леша нужен нам! Вы не можете забрать нашего Лешу.

Не могу сказать, что и я был в восторге от этой сделки, хотя с интересом побывал бы в звании советского мастера спорта. Уже прилично выпив, мы неуверенно спустились по лестнице в столовую отеля, где ждал обед – картошка, мясо и еще больше водки.

В середине трапезы Уэс отодвинул стул и встал из-за стола. «Думаю, стоит немного пройтись, – сказал он несколько невнятно. – Мне бы не помешала прогулка». Остальные продолжили есть, но через несколько минут трапезу прервал человек в черном костюме и солнцезащитных очках. «Извините, – сказал он, – но ваш друг, кажется, лежит на лужайке». Скотт спросил, не создает ли это проблему. «Да, – сказал мужчина, – определенно создает».

Ну что ж. Скотт встал и все остальные тоже встали и пошли, пошатываясь, через вестибюль и парадные двери, стараясь идти в ногу, чтобы шествие было торжественным. Уэс лежал на спине на прохладной зеленой траве перед отелем, его глаза были закрыты, а на губах играла умиротворенная улыбка. За каждую его руку ухватилось по русской бабушке. Они ругали его и пытались оттащить с лужайки, но тело было слишком тяжелым для них и не двигалось с места.

Мы подошли посмотреть.

– Уэсли, ты в порядке? – спросил Скотт.

– Да, – ответил тот, не открывая глаз.

Бабушки удвоили усилия, но тщетно.

– Мы чем-то можем тебе помочь?

– Нет, – ответил Уэс, – ничего не могу придумать.

Бабушки продолжали тащить его, но он, казалось, приклеился к дерну.

– Он весь ваш, – сказал Скотт бабушкам, и мы продефилировали назад, в отель, мимо сидящего в холле мужчины в черном костюме и солнцезащитных очках и вернулись к трапезе.

В следующие несколько дней я с чехами и русскими ходил с рюкзаками через высокие перевалы, отделяющие Европу от Азии, а Скотт и Уэс вместе с одним из клиентов «Горного безумия» безуспешно пытались взойти на Ушбу, самую впечатляющую и одну из самых трудных гор региона. Ее вершины-близнецы высотой около 4700 метров возвышаются словно сиамские маттерхорны. Подступы к горе нелегки, и альпинисты оказались недостаточно хорошо экипированы, чтобы преодолеть все препятствия.

До отъезда оставалось несколько дней, и Скотт убедил меня подняться с ним ненамного по склону Ушбы. К нам присоединилась женщина по имени Яна, которая приехала на Кавказ с другой экспедицией, но решила, что в «Горном безумии» веселья больше. Втроем мы провели большую часть дня, поднимаясь по ледопаду. Шли в связке для безопасности, а когда добрались до верхней части ледопада, то оказались на ровном снежном поле и поставили палатку. Наслаждаясь видами окрестных гор, поужинали, а остаток вечера посвятили рассматриванию пути вверх. Однако ночью подошел фронт, потеплело, и, лежа в спальниках, мы слышали, как ледопад реагирует на повышение температуры: лед размягчался и смещался с треском и грохотом. «Стоит спуститься по ледопаду, пока это еще возможно, – сказал Скотт в темноте. – Чтобы не оказаться на нем при свете солнца».

Едва стало светать, мы быстро свернули лагерь, связались и начали спуск: Скотт шел впереди, за ним я, потом Яна. Ледопад сильно изменился, весь маршрут предыдущего дня изрезали трещины. Следы нашего подъема вели прямо к краю очередной новой расщелины, продолжаясь на противоположной стороне. Призывая не медлить, Скотт вел нас в обход самых широких трещин, перепрыгивал узкие, и так мы продвигались достаточно быстро, как вдруг он провалился по плечи в скрытую расщелину. Одна из моих кошек была плотно вбита в лед в момент, когда последовал рывок. Ногу вывернуло, я потерял равновесие и поехал вниз по льду. «Зарубись!» – крикнул Скотт, когда я пронесся мимо него, и я успел воткнуть ледоруб в склон как раз в тот момент, когда веревка между нами натянулась – Скотт попытался удержать меня. Яна следом за мной полетела кувырком – мелькали только тело, рюкзак, кошки, перелетела через меня, веревка натянулась, но она осталась лежать неподвижно на склоне.

Через мгновение Скотт выбрался из трещины и оказался рядом со мной. Набрав снега, он стер кровь с моего лба. «Больно? – спросил он. – Ты в порядке?» Насколько мог судить, я был цел и невредим. «В следующий раз постарайся зарубаться не лицом», – подбодрил меня Скотт и пополз вниз, чтобы проверить, как Яна. Она ударилась ногой и боялась, что сломала лодыжку. Однако она сумела подняться на ноги без проблем и выглядела больше потрясенной, чем травмированной. Ледопад по-прежнему стонал и двигался вокруг, и мы видели, как солнце подбирается все ближе. «Идем, идем!» – поторапливал Скотт.

Мы продолжили спуск и добрались до долины примерно через час. К этому моменту у меня заболела лодыжка, и, ступив на относительно ровную поверхность, я почувствовал, что боль усиливается. Нога распухла настолько, что плотно застряла в ботинке, и было понятно, что стоит ослабить шнурки, завязать их уже не получится. Из-за отека ботинок действовал подобно гипсу. Скотт переложил большую часть снаряжения из моего рюкзака в свой. Он размешал в бутылке с водой сухое молоко и пару пакетиков сахара, дал мне выпить, чтобы взбодриться, и мы пошли вдоль края ледника, который изгибался вниз по долине. Шли мы весь день и добрались до гостиницы после наступления темноты.

Я добрел до номера, снял ботинок и увидел большой отек вокруг лодыжки. Пришел врач. Несмотря на боль, я не мог не обратить внимания, что его помощница – красивая русская девушка в джинсах и красной рубашке, с волосами, заплетенными в две длинные косы. Врач осмотрел ногу, открыл свою сумку и достал баночку с мазью, которая пахла камфарой. Он стал втирать мазь в ногу, что было чертовски больно, но одновременно девушка прижала мою голову к своей груди и стала аккуратно промывать рану на лбу. Я предположил, что, как только врач перестанет возиться с ногой, девушка тоже закончит, а мне, конечно, не хотелось, чтобы она уходила. Но тут мужчина начал обматывать мою ступню и лодыжку эластичным бинтом, затягивая туго, насколько возможно, и я заорал благим матом. «Не трогайте бинт две недели, – сказал врач, закрывая сумку. – Через четырнадцать дней все будет в порядке».

Я хотел было сказать, что рану на лбу тоже надо будет промывать еще не раз, но девушка просто наложила мне на лоб большую повязку, и они с врачом ушли. Я вытерпел