Книга Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность - Гила Лоран

Книгу Горовица, хотя она и была вызовом всей еврейской историографии, встретили в основном одобрительно, но упрекали в некритичном восприятии христианских источников о еврейском богохульстве, глумлении над христианскими символами и насилии: «К сожалению, – писал рецензент, – Горовиц не придает достаточного значения мотивам, побуждавшим христиан распространять эти слухи, поэтому достоверность его рассказов о еврейском ритуальном насилии под вопросом».

Дебаты ученых о символическом и несимволическом насилии продолжились применительно к следующему в календаре празднику – Песаху – и кровавому навету, самому распространенному и печально знаменитому из всех средневековых обвинений в адрес евреев.

Глава 12

Кровавый навет и другие «черные мифы» с участием детей

Обвинение в ритуальном убийстве и его разновидность – кровавый навет (то есть обвинение в убийстве с последующим использованием крови жертвы в ритуальных или магических целях), поводом для которых, по мысли Сесила Рота, могли послужить случаи агрессивного поведения евреев на Пурим, впервые прозвучали в Западной Европе в XII – ХIII веках. В умыкании и распятии христианского отрока английских евреев обвинили в 1140-х годах, а собственно кровавый компонент добавился позже – с германского Фульдского дела 1235 года. Мы рассмотрим четыре средневековых навета: самый ранний (предположительно), самый бездоказательный, самый известный и самый редкий – кастильский, их основные мотивы и позиции основных акторов (евреев, церкви, короны, местной власти), и поместим их в контекст средневекового отношения к детям и других преступлений в адрес детей – или же «черных легенд» о таковых. А уже в следующей главе обсудим различные теории происхождения и эскалации этого обвинения: от конвенциональных до радикальных, вызывающих академическое и общественное отторжение и ставших, в свою очередь, предметом историографических исследований.

Подмастерье Уильям и творческий гений монаха Томаса

Нориджское дело – расследование обстоятельств гибели мальчика Уильяма в английском графстве Норфолк – традиционно считается первым обвинением евреев в ритуальном убийстве в средневековой Европе и, соответственно, первоисточником этого сюжета и всех его разновидностей. Однако же, если обратить внимание на то, что время предполагаемого убийства (1144) и время письменной фиксации этой истории (1154–1155) заметно не совпадают, а уверенно датировать навет можно только годом его записи, то пальму первенства придется отнять у Англии и отдать Германии, почтив ею Вюрцбургское дело 1147 года. Впрочем, в христианской и еврейской мартирологиях история отрока Уильяма запечатлена несравнимо ярче, нежели история безвестного вюрцбуржца Теодориха, неведомо кем расчлененного и так и не почтенного церковью.

Краткий летописный отчет о нориджском происшествии гласит:

Во времена короля Стефана евреи Норвича купили христианского ребенка перед Пасхой и мучили его всеми муками, коими мучили Господа нашего; а в Страстную пятницу повесили его на кресте, как и Господа нашего, и затем похоронили его. Евреи ожидали, что дело их не откроется, однако Господь наш показал, что ребенок тот был святым мучеником, и монахи взяли тело его и захоронили с почетом в монастыре, и милостью Господа нашего он творит великие и различные чудеса, и зовут его св. Уильям.

Позднейший и гораздо более подробный агиографический рассказ добавил к записи в Англосаксонской хронике массу любопытных деталей. Итак, отрок Уильям (в 1144 году ему исполнилось 12 лет), «движимый божественной волей», покинул свою семью в деревне и поселился в городе, где стал подмастерьем у скорняка и достиг в этом ремесле небывалых успехов. Его услугами пользовались местные евреи, и незадолго до Песаха 1144 года они взлелеяли коварный замысел. В то время мальчик находился в деревне у своей матери, и евреи отправили туда своего «омерзительного посланца», который представился поваром архидьякона. Мать не хотела было отпускать сына, предчувствуя неладное, но лжеповар уладил дело с помощью кругленькой суммы. Этот эпизод практически продажи сына подозрительному человеку объясняет и то, по какой «божественной воле» Уильям еще в восьмилетнем возрасте отправился один в Норидж: мать, без мужа растившая двух сыновей, отправила старшего в город – если не на заработки, то хотя бы на самообеспечение. Подобная ситуация типична для средневековой семьи из третьего сословия: в семь-восемь лет ребенка зачастую отделяли от родителей и отправляли «в люди» – в обучение или в услужение.

Распятие отрока Уильяма. Гравюра из «Книги хроник».

Нюрнберг, 1493. Собрание Рейксмюсеума, Нидерланды

Уильяма привели в дом богатого ростовщика Элиезера, где с ним хорошо обращались, а на следующий день, когда наступил Песах, схватили его и стали подвергать различным пыткам, и «трудно сказать, были они [евреи] более жестоки или более изобретательны в своих ухищрениях». В частности, они обрили отроку голову и искололи ее до крови острыми шипами, затем распяли его на некоей конструкции, напоминающей турник с дополнительным шестом посередине, причем, дабы никто ничего не заподозрил, буде тело обнаружат, левую руку и ногу прибили к конструкции гвоздями, а правую руку и ногу – крепко привязали веревками. Под конец они нанесли ему рану в левый бок, пронзив сердце, а чтобы остановить кровь, которая стекала с тела ручьями, обварили кипятком. Из этих чудовищных подробностей следуют две вещи: во-первых, пытки и убийство невинного отрока – в изложении агиографа – построены по модели страстей Христовых, дабы их оскорбить или высмеять (у христиан как раз шла тогда Страстная неделя); во-вторых, кровь как таковая мучителей не интересует – ни в мацу, ни в вино они ее пока добавлять не додумались.

Далее коварные иудеи, дабы замести следы, отвезли тело на противоположный конец города и закопали в лесу. Однако через несколько дней, в Страстную пятницу, тело обнаружили, опознали и перезахоронили на кладбище. Еще через неделю дядя мальчика клирик Годвин, выступая перед епархиальным капитулом, обвинил евреев в убийстве племянника. Епископ поверил обвинению и начал дело, вызвав представителей еврейской общины на допрос. Те апеллировали к шерифу, локальному представителю короля, и тот защитил евреев, сначала заявив, что они находятся под королевской юрисдикцией и церковь не имеет права их допрашивать, а затем предоставив им убежище в местном королевском замке. Впоследствии Годвин еще раз пытался засудить евреев, через высокопоставленных клириков подав петицию королю Стефану, но тот отказался ее рассматривать.

Тем временем в Норидже успешно развивался культ невинноубиенного отрока: Уильям являлся людям в видениях, среди святых и ангелов, и обещал излечение от болезней на своей могиле; одной праведной девственнице после молитвы на могиле Уильяма перестал являться ночами инкуб-искуситель, и т. п. В конце концов, партии уверовавших в его чудотворные способности удалось пролоббировать перезахоронение Уильяма на монастырском кладбище, а затем и в доме капитула. Его могилой, а также сбором информации о чудесах особенно рьяно стал заниматься Томас Монмутский, монах, прибывший в Норидж во второй половине 1140-х годов. В течение двадцати лет, с 1150 (или 1154) по 1173 год, он писал свой монументальный агиографический труд в семи книгах – «О жизни и страстях Святого Уильяма, мученика Нориджского», на котором мы и основываем наш рассказ.