Книга Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь - Сара Уильямс Голдхаген

Концепция обстановок действия помогает установить связь между индивидуальным – и, как кажется, частным – восприятием среды и ее восприятием людьми как социальными существами, принадлежащими группам. Вспомните, во введении говорилось, что большинство существующих в литературе описаний того, как люди воспринимают строительные среды, сосредоточены либо на индивидуальном восприятии окружения человеком (изучаемом психологией среды или феноменологией), либо на модели социального поведения, когда люди предстают как члены одной или нескольких перекрывающих друг друга групп (с точки зрения урбанистики, социологии и экопсихологии). Понятие обстановок действия устраняет это искусственное разделение, определяя наше внутреннее восприятие строительной среды как социальное в своей глубинной основе. Вспомните чайный павильон в Букчхоне с его мягкими скамьями и раздвижными окнами. Когда окно опускается в пределах нашего окололичностного пространства, наши премоторные нейроны разряжаются, но структурированная физическая организация интерьера и рутинное социальное поведение его клиентов подсказывают нам, что открыть окно было бы неуместно. Концептуализация строительной среды как жизненной экосистемы аффордансов, встроенных в обстановки действия, раз и навсегда преодолевает расхожую картезианскую модель человеческого познания, демонстрируя, что с точки зрения того, как люди в действительности воспринимают свои окружения, утверждение о том, что мы делаем исключительно осознанные выборы, как нельзя более ошибочно. Мы используем места и объекты в них, чтобы осмыслить и выбрать последовательность действий, которая станет опытом, вливающимся в нарративный поток нашей жизни.

ВШД: педагогическая обстановка действия в действии

Чтобы показать, как обстановки действия и социальные окружения, которые их воплощают, влияют на восприятие среды, давайте рассмотрим сценарий, знакомый каждому читателю: посещение школы. Высшая школа дизайна (ВШД) в Гарвардском университете необычна тем, что в ней изучают дизайн аспиранты. Несмотря на это, она идеально подходит для наших целей, поскольку архитектор Джон Эндрюс спроектировал это здание, Ганд-холл (Gund Hall), ясно представляя себе, как школа дизайна должна осуществлять свои институциональные, образовательные и социальные задачи. Ганд-холл – место, с которым я прекрасно знакома. Я работала там профессором в течение десяти лет.

Оконченный в 1972 году, Ганд-холл является самым громким и самым молодым в архитектурной какофонии зданий, разместившихся в северо-западном секторе обширного гарвардского кампуса. На противоположной стороне улицы Квинси раскинулся Мемориал-холл (Memorial Hall) в стиле высокой викторианской готики, в котором находятся студенческие столовые, и большой лекционный зал в массивном, отделанном узорным кирпичом и терракотой здании, балансирующем между торжественностью и карнавальностью. Через дорогу от Мемориал-холла высятся: маленькая каменная неоготическая церковь; Уильям-Джеймс-холл – белая пятнадцатиэтажная бетонная башня 1960-х годов, спроектированная Минору Ямасаки (архитектором злосчастных башен Всемирного торгового центра); Адольф-Буш-холл – растянувшаяся по горизонтали серая оштукатуренная германская груда; аккуратный торжественный Спаркс-хаус – деревянное здание в греческом классическом стиле, некогда окрашенное в ярко-желтый насыщенный цвет и не менее ослепительный белый. Фасад внушительного пятиэтажного Ганд-холла выходит на похожую на апсиду заднюю сторону Мемориал-холла – классических очертаний в противоположность ему. Ганд-холл напоминает в равной степени спроектированные Альбертом Каном огромные мичиганские фабрики по производству автомобилей начала XX века, голый неоклассицизм 1930-х (например, Дворец конгрессов в новом тогда римском районе Эур) и железобетонные индустриальные абстракции Ля Корбюзье, такие как монастырь в Ля-Туретт в Южной Франции.

Сотни раз я проходила там, как правило, погруженная в свои мысли, размышляя об эссе или книге, которые писала, беспокоясь о том, что следующая лекция пребывает в незаконченном состоянии, думая о предстоящем собрании комитета и восстанавливая в памяти расписание на неделю. Только теперь, вспоминая свои тогдашние впечатления в свете того, что я узнала в процессе исследований и написания этой книги, я осознала множество путей, которыми дизайн Ганд-холла и этой части университетского кампуса формировал мое представление о Гарварде как университете, ВШД как институте в его составе, об архитектурном образовании, о преподавании и его значении в контексте высококонкурентной профессиональной программы, а также о многом другом.

Визуальная какофония городского окружения Ганд-холла, несомненно, подготовила меня к восприятию ВШД в составе университета как большого, почти самодостаточного корабля посреди беспокойной коллекции слегка заплутавших лодок, каждая из которых упрямо следовала своим собственным курсом. Действительно, это здание выражает самой своей архитектурой принцип институциональной и экономической организации университета, сформулированный гарвардской администрацией как «всякий корабль с собственным днищем». Для меня разношерстность городского окружения Ганд-холла воплощала образ университета как архипелага полуавтономных островов. В этом академическом архипелаге ВШД часто представляется океанским лайнером – некогда любимым Корбюзье, а ныне анахроничным образцом промышленной технологии. Взойдя на борт, вы не можете сойти, пока не окончится плавание. Этот мир становится вашим миром.

Со стороны главного фасада ступенчато расположенные три нижних этажа отодвинуты вглубь по отношению к двум верхним бетонным, каждый из которых прорезан темными лентами окон. Такое расположение создает крытый портик, поддерживаемый высокими тонкими колоннами, в который выступают различные застекленные кабинеты и библиотека. С противоположной стороны Ганд-холл напоминает застекленную оранжерею из облицовочного бетона и трубчатой стали, расположенную на эффектном крутом ступенчатом склоне, поднимающемся от одноэтажного заднего фасада к пятиэтажному главному, выходящему на Мемориал-холл. Здание таких больших размеров и необычной планировки среди разномастной окружающей застройки, должно быть, вмещает некое особенное учреждение? Но какое? Что за обстановка действия находится внутри? Единственным способом узнать это наверняка было бы обращение к надежному источнику. Но любой хотя бы немного знакомый с архитектурой и ее историей мог бы достаточно точно определить композиционные образы, вызываемые в памяти этим дизайном и многое сообщающие об этом учреждении, его природе, функциях, самоидентификации и месте в западной культуре. Главный фасад Ганд-холла, напоминающий классические и неоклассические портики, от Парфенона до Верховного суда США, демонстрирует ритмичную симметричную композицию, состоящую из отдельных распознаваемых компонентов – кабинетов и более обширных, похожих на мастерские пространств. Сама регулярность этой продуманной композиции предполагает, что внутри помещается серьезное учреждение, имеющее цели и знакомое с историей. Однако, в противоположность этим историческим аллюзиям, поверхности Ганд-холла убеждают в своей современности. Сталь, стекло и железобетон – это материалы, которые архитекторы в XX веке приняли на вооружение как образцы передовых технологий.

В композиционных деталях дизайн портика демонстративно отходит также от своих неоклассических предшественников. Локальные небольшие асимметрии нарушают общую симметрию главного фасада. И эти асимметрии несут информацию об обстановках действия, находящихся внутри. В отличие от традиционных неоклассических экстерьеров, в которых внешняя композиция не выдает функций интерьера, главный фасад Ганд-холла открывает его внутренние пространства и намекает на их возможную функцию. Большое застекленное пространство на первом этаже должно быть библиотекой. Кабинеты побольше и поменьше выставлены напоказ на втором и третьем этажах.