Книга Театр тьмы - Татьяна Ван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, есть такое, – смущенно улыбнулась я. Почему именно сейчас она решила выйти из строя?!
– Давай помогу.
Он присел на корточки, я выпрямилась. Харт спустил бегунок к самому низу, прижал его пальцем и медленно начал поднимать. Дойдя до середины, Том встал и спросил:
– До конца?
– До конца, – сипло ответила я.
Том еще раз слегка надавил на бегунок, и он легко пополз вверх, не разъезжаясь, словно только и ждал его руки. Как бы сильно я ни зажимала его, меня он слушаться не хотел.
– Готово. – Актер улыбнулся. – Не переживай, плащ прослужит еще долго. Просто нужно хорошенько зажать.
– Спасибо огромное. А то бы я сейчас замерзла.
– А насчет зонта, – серьезно сказал Том, развернулся и подошел к бару. Из-за стойки он достал черный зонт-трость с посеребренной ручкой. – Теперь нам ничего не страшно. Я провожу до остановки.
Шел не дождь. Разорвалось небо. Большие капли стучали по лужам, стеклам зданий, карнизам, крышам и домам. Водостоки гремели, как будто школьники закидывали в них камни, а открытые люки работали на полную, принимая в себя литры холодной воды. Я слегка поежилась и начала ругать себя за столь непрактичный наряд, который Том оставил без внимания.
– Прижмись ко мне ближе, с зонта сильно течет и прямо на тебя, – сказал Том, когда мы пошли по Пикадилли в сторону автобусной остановки. Я держалась от него на расстоянии, поэтому зонт закрывал только половину моего тела. Остальная мокла под дождем.
Я придвинулась к Тому чуть ближе. Мои колени в этот момент затряслись, но я так и не смогла понять – это из-за холода или парня, который выглядел в свете ночного Лондона слишком обворожительно для обычного человека.
Несмотря на позднее время, улица была очень оживленной. На нас неслись люди с зонтами и без. Я семенила за Томом, стараясь не отставать, но постоянно оказывалась на шаг позади. Ноги мои были в воде, капроновые колготки неприятно прилипали к влажному телу, губы тряслись, и даже учащенное сердцебиение не согревало.
– Сара, просто возьми меня за руку, – пытаясь перекричать шум машин, громко сказал Том. Он протянул теплую ладонь, и я вложила в нее свою – холодную, почти ледяную.
Тело пронзил ток. Я поджала губы, ощущая негу, которая начала разливаться во мне, как растопленный шоколад. Том с силой сжал ладонь, закрыл от дождя и делал все возможное, чтобы проезжающие мимо машины не окатили меня из лужи. Я потеряла счет пролетам улиц, не смотрела себе под ноги. Даже липкость ненавистных колготок больше не вызывала раздражения. Единственное, что заботило, – присутствие сильного плеча, на которое я могла опереться, и теплота рук, сжимающих мою ладонь.
Когда на горизонте появилась остановка, я с грустью подумала, что, наверное, это был самый лучший момент в моей жизни за последние лет десять, а я всю дорогу переживала из-за внешнего вида, так и не успев им насладиться.
– Подъезжает мой автобус, – сказала я дрогнувшим голосом и посмотрела на Тома. Его лицо было так близко. Я почти лишилась рассудка.
– Я так и не спросил. Как тебе спектакль?
– Великолепно! – не задумываясь, воскликнула я. – Ты отлично смотрелся в роли француза.
– Ну, хоть кому-то понравилось, – Том с горечью ухмыльнулся, глядя мне в глаза. – А то Циркач сказал, что я начал выходить из строя. Представляешь? Как часы. Забарахлил.
Я молча глядела на Тома и не знала, что на это сказать, как поддержать. Театральные разборки были далеки от меня. Харт сыграл потрясающе. Чего еще было нужно Циркачу?
– Тебе пора. Автобус, – напомнил актер.
– Пока.
Я в последний раз посмотрела на Тома и, задержав взгляд на его губах, поняла, что еще секунда, и поцелую этого странного парня. Харт будто прочитал мои мысли. Он снова с горечью улыбнулся, а потом потрепал меня по макушке, словно бы говоря: «Глупая ты, Сара Гринвуд, глупая».
Уезжая на автобусе, я еще долго не могла отвести взгляда от черного силуэта, который остался на остановке. Капли дождя стекали по запотевшему стеклу, но я все равно видела Тома. И не могла на него наглядеться.
Я стояла у окна в комнате и пыталась осознать все, что случилось со мной за сегодняшний вечер. Поход в театр снова ознаменовался великим событием. В голове появились сотни новых вопросов без ответов.
Закрывая глаза, я снова чувствовала на затылке испепеляющий жар, хотя он, как и улыбка Тома, казался миражом и фантазией. Человек – странное существо. Он всегда старается не обращать внимания на важные вещи, считая их посредственностью. В тот вечер я посчитала мимолетное происшествие в театре всего лишь разыгравшейся фантазией на фоне мистических историй экспедитора «Таймс» Джона Райли и бывшего актера театра Эндрю Фаррела. «Наверное, у меня случилось легкое помешательство», – решила я и успокоилась.
Но при этом история, которую рассказал Отис Фишер, не отпускала. Вырванный кусок из жизни Лили Харт произвел сильное впечатление. Я вдруг вспомнила, как Том отзывался в интервью о матери. Каждое его слово было пропитано нежностью и любовью. Он обожал Лили. Она привела его в театр. Она стала его первым учителем. Она, и только она влюбила мальчика в актерское искусство. Миссис Харт подарила Тому жизнь и ее смысл.
«Вы, журналисты, полные гадюки», – прозвучал в голове голос Отиса, и я снова почувствовала злость и стыд за тех, кто перемывал кости великой актрисе.
Из мрачных мыслей меня выдернул телефонный звонок. Я взяла смартфон, и мое сердце заколотилось, как тысячи барабанов в большом концертном зале.
– Алло.
– Привет, Сара, – смущенно сказал Джеймс. – Как ты?
– Все хорошо, у тебя как дела? – Я попыталась придать голосу легкость, но, кажется, ничего не получилось.
– Ты обиделась на меня?
Обиделась! Я сжала свободную руку в кулак и вспомнила день, когда чувствовала, что земля уходит из-под ног. Встреча с Джоном в баре, пропахшем мужским потом и третьесортной едой; психиатрическая больница; рассказы об убийствах журналистов и предупреждение быть осторожной. Когда я нуждалась в объятиях и здравом смысле Джеймса больше, чем в чем бы то ни было, он отвернулся от меня, закопавшись в треклятые учебники по программированию, а потом всю неделю отвечал на вопросы односложными предложениями, показывая, что злится из-за неудавшегося похода в кино.
– Сара, прости, я вел себя, как скотина, – не получив ответа на вопрос, сказал Джеймс. – Давай сходим завтра куда-нибудь? Я буду свободен в час. Ты в какую смену работаешь?
Я молчала. Вся ситуация с Томом и театром не убила во мне теплые чувства к Джеймсу, но я сильно злилась на него. Хотелось накричать на Джеймса, сказать, что он полный кретин и не замечает, как его девушка начинает привязываться к другому парню, пока он в университете обнимается с учебниками!