Книга Танец сомкнутых век - Наталья Серая

Константин пробует смотреть только под ноги, пробует считать ступени. И едва не врезается в прислонившегося к перилам мужчину, хоть и готов поклясться, что ещё мгновение назад лестница была абсолютно пуста.

Лицо мужчины выглядит смутно знакомым. Кажется, когда-то давно, ещё в юности, Константин вызвал его на дуэль. Каким был повод? И не вспомнить. Наверное, Константин был пьян. Наверное, соперник не погнушался воспользоваться этим, рассчитывая на лёгкую победу. 

Он был лет на десять старше и — как Константин не без труда смог уловить из взволнованного шёпота Анны — имел на своём счету более четырёх десятков выигранных дуэлей. Профессиональный бретёр. Анна уговаривала Константина извиниться и уйти. Но пьяный кураж не позволил ему прислушаться. Ей не оставалось ничего иного, кроме как подать ему шпагу и выступить в роли секунданта.

Первое же попадание едва ли не до кости раскроило Константину предплечье. Боль вмиг отрезвила его, но было уже поздно: остановить дуэль можно было лишь после трёх касаний. Или серьёзной раны, не позволяющей продолжить его. Или смерти одного из противников.

Второе попадание чудом не угодило в сердце, лишь вскользь проехавшись по рёбрам, когда Константин увернулся и парировал в последний момент.

Сам он сумел задеть противника лишь один раз и не очень сильно: коротким уколом под правую ключицу. Но, спустя полминуты напряжённого кружения, стремительно бледнеющий бретёр вдруг потребовал остановить бой, спешно принёс свои извинения и не менее спешно покинул место дуэли, тяжко опираясь на плечо секунданта.

Константин и сам не понял, с чего вдруг ему так повезло. Да и не очень-то хотел понимать: ему было семнадцать, и, несмотря на серьёзную рану, победа пьянила почище выпитого вина. Правда, дама его сердца, ради которой он был готов ещё хоть на тысячу побед, почему-то не разделила его восторженного порыва вернуться в таверну и отпраздновать, вместо этого спешно потащив Константина к лекарю.

А прежде — забрала у него шпагу и зачем-то тщательно вытерла её, перед тем как вернуть.

О сопернике Константин больше ничего не слышал. Лишь через пару дней краем уха уловил, что какой-то заезжий дуэлянт истёк кровью от пустяковой раны — мол, ничем ту кровь не могли унять. Но не придал значения этой сплетне.

И вот теперь этот человек стоит перед ним. Константин скользит взглядом по его бледному лицу, по широкой алой полосе, совершенно неуместно перечёркивающей зелень его камзола сверху донизу. Чувство неправильности происходящего накатывает с новой силой. Константин хочет обойти бретёра, но тот делает резкий шаг в сторону, заступая ему дорогу. С качнувшейся полы камзола срывается несколько тяжёлых капель. Нет, это не алая полоса на ткани. Это пропитавшая её кровь.

Бретёр улыбается, обнажая красные зубы.

— Чего тебе нужно? — Константин непроизвольно тянется к поясу, с удивлением обнаруживая на нем ножны со шпагой.

— Убийцу, — отзывается бретёр, не прекращая ухмыляться.

— Хочешь закончить дуэль? — шпага на поясе становится неожиданно тяжёлой, жжёт бедро.

Бретёр скалится окровавленными зубами, подаётся вперёд и доверительно булькает:

— Ты мне не нужен. Я пришёл за убийцей, — он указывает себе за спину.

Константин быстро переводит взгляд в зал, скользит глазами по пёстрой толпе, почти мгновенно выцепляя единственное лицо без маски. Анна! Она там!

Он бросается вниз по лестнице, отшвыривая с пути попытавшегося схватить его за руку бретёра. Сердце больно колотится в рёбра, секундная радость сменяется удушливой волной тревоги. Быстрее, быстрее, быстрее! 

Кадриль несёт Анну по кругу, яркое пятно её тёмно-алого платья вспыхивает то в одном конце зала, то в другом. Рогатые, клыкастые, хохочущие маски со свистом увлекают её в неистовый танец. А она лишь беспомощно озирается по сторонам.

Лестница не заканчивается. Проклятье, ну же! Константин бежит быстрее, Константин перескакивает через три ступени сразу, но, кажется, ни на фут не приближается к залу. И тогда он с разбегу перемахивает через перила. Высоко? Наплевать. Удар об пол обжигает пятки, но Константин едва ли это замечает. Он ищет взглядом алое пятно, он пытается пробиться в центр зала. Но не успевает сделать и пары шагов, как дикая пляска подхватывает и его: мужчины и женщины в устрашающих масках хватают его за руки, увлекают, тащат за собой. Кажется, он целую вечность пробивается сквозь плотную толчею танцующих, задыхаясь в резком запахе духов, сотен тел и почему-то крови. И — по-прежнему не приближаясь к Анне ни на шаг. От пестроты и яркости цветов, от сверкания драгоценностей в свете свечей становится больно глазам. Секунда — и он уже теряет Анну из виду. Другая — и толпа вновь выносит его к началу лестницы.

Константин с трудом выравнивает дыхание, напряжённо вглядывается в толпу гостей, невольно задерживается взглядом на большой вазе на столе у стены. И едва не закашливается от резко ударившего в нос гнилостного запаха: ваза полна протухших фруктов. Рядом с ней, будто и не замечая вони, беседуют две женщины в изящных птичьих масках. Мужчина с лицом клыкастого трёхликого кабана с отстранённым видом поглощает чёрно-коричневые, покрытые буграми сизой плесени яблоки. Дожевав очередной фрукт, задумчиво разглядывает склизкий огрызок. А после — рывком проламывает себе грудную клетку, оттягивает рёбра, вкладывает огрызок в открывшуюся кровавую пустоту. Вбивает рёбра обратно. И тут же с невозмутимым видом вытирает руки платком. И столь же невозмутимо принимается за тухлую грушу.

Константин усиленно моргает, не понимая, ужасаться ли увиденному или считать абсурдной игрой воображения.

— Это всё нереально. Нереально, — негромко повторяет он, чтобы хотя бы один голос — хотя бы свой собственный — убедил его не верить тому бреду, что видят глаза.

Он движется дальше, пытаясь лавировать между танцующими. Дама в золотой маске с короной лучей склоняется в учтивом поклоне, едва ли не оголяя пышную грудь, сплошь покрытую тёмными пятнами, вздувшимися венами и чёрными язвами малихора. Согнувшись пополам, она принимается кашлять: так надрывно, так мучительно, что уже через мгновение всё белоснежное кружево её платья покрыто брызгами чёрной крови. Она пытается что-то сказать, но вместо этого, захрипев, выплёвывает на пол окровавленный кусок лёгких. И тут же мило улыбается, изящно промокая губы шёлковым платком.

За её плечом тоненько хихикает девушка с совиной головой, спуская с рук крошечную белую собачку. Та с урчанием вцепляется зубами в кровавые ошмётки на полу, заглатывает, не жуя, под одобрительное улюлюканье и хохот окружающих.

К горлу подкатывает тошнота.

— Нереально, — продолжает повторять Константин. — Нереально, нереально, нереально…

Яркость режет глаза, блеск почти ослепляет, когда он в который раз пытается напряжённо высмотреть Анну в толпе. Он должен найти её, должен, должен.

Его вновь хватают за руки, пытаются закружить в дикой пляске. А когда Константину всё же удаётся вырваться, он со смесью изумления и досады вновь обнаруживает себя у лестницы. А мгновением позже — замечает оставшийся на запястье сизый кровоподтёк, чёткий оттиск чужой пятерни. Болезненный и пугающе реальный.