Книга Танец сомкнутых век - Наталья Серая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подбежавший Катасах кладет руку на лоб Анне, бросает быстрый взгляд на Мев. Та лишь печально качает головой.
— Мы сделали всё, Константин. Всё, что могли.
— Нет… Нет, нет, нет! Не может быть! Нет!
Он не станет в это верить, не станет, не станет!
— On ol menawi была достойным соперником, — скрипуче тянет Винбарр, поджимая губы и отворачиваясь, отвлечённо глядя куда-то поверх Анны.
Катасах качает головой, невесомо ведёт ладонью по плечу Константина и уводит Мев на улицу.
Константин не видит их. Не видит ничего, кроме Анны — его драгоценной, его самой любимой на свете Анны. Его смысла. Его жизни. Жизни, которая просто не может так оборваться. Не может, не может, не может!
— В такие моменты не стоит жалеть о несделанном, — Винбарр зачем-то всё ещё здесь. — Возьми её на руки. Будь с ней, пока она может тебя чувствовать.
Не осознавая, что делает и зачем слушает его, Константин осторожно тянет Анну на себя, нежно обвивает руками её плечи, поддерживает затылок, гладит волосы. Её лицо неожиданно расплывается, будто зрение теряет чёткость. Константин часто моргает, глазам становится горячо и больно. На горле словно затягивается удавка, не выпуская рвущийся наружу отчаянный вопль.
Анна медленно затихает в его руках.
— Только не так, только не так… — бессвязно шепчет он. — Только не ты, Анна, лучше я, чем ты… Меня нет без тебя, ничего, ничего нет без тебя…
Винбарр встаёт за его спиной, опускает тяжёлую руку на плечо. Молчит.
— Ну давай, давай уже, — выжженный горем голос кажется чужим самому себе. Чужим и мёртвым. — Ты столько раз клялся, что избавишь мир от меня. Давай, избавь. Мне больше незачем жить, я приму это с благодарностью.
— Я не желал тебе такой боли, Константин. Не хотел для тебя такого конца. Скажи, если я могу для тебя что-то сделать.
— Сделать? Для меня? — Константин задыхается, давится слезами. — Сделай для неё! Верни её, верни! А если не можешь — отправь меня за ней следом. Мне всё равно, как это будет. Я не смогу без неё. Я не буду жить без неё.
Винбарр смотрит на него сверху вниз. Отчего-то совсем не такой, каким Константин запомнил его ещё при жизни. Во взгляде белёсых глаз нет злорадства, нет колючего холода. Губы не кривятся от превосходства над сломленным врагом.
— Давай попробуем, — неожиданно спокойно отвечает он, когда не помнящий себя от горя Константин уже не ждёт никакого ответа. — Иди за ней. Иди.
Винбарр тянет руку, и та, с призрачным мерцанием пройдя Константина почти насквозь, вдруг сильно сжимает его сердце: больно, обжигающе горячо. Пульс резко и оглушительно колотит в виски и, спустя мгновение, столь же резко замирает. Константин давится воздухом.
И перестаёт жить.
Да будет тень, да будет свет,
Я проживу эоны лет
Пока пойму, что у меня
Есть только ты и только я,
Что мир лишь сон, где мы не спим.
Познаем страх, и вместе с ним
Шагнем в огонь, напьёмся слёз
И повернём земную ось.
Темно. Горячо. Нечем дышать. Воздуха!
Константин раскрывает глаза, и их начинает жечь, будто кто-то швырнул ему в лицо горсть соли. Темно, всё ещё темно. Почти ничего не видно сквозь красную пелену, но Константин всё равно вглядывается, вглядывается до рези в глазах, пытаясь разглядеть что-то ускользающее вдали. Что-то очень важное. Он не может вспомнить, что именно.
Воздуха… Воздуха!
Он размыкает губы, и рот моментально наполняется горячей влагой. Константин замирает, с трудом сдерживает рвущийся из горла кашель. Нельзя вдыхать, нельзя! Он под водой!
Константин лихорадочно озирается по сторонам, пытаясь осознать себя в пространстве, пытаясь различить верх и низ, пытаясь понять, как выплыть на поверхность. Но каждое движение даётся всё тяжелее. Горящие лёгкие разрывает от боли, тело не слушается приказов, оставляет последние крохи силы воли и делает судорожный вдох. Вода заливается ему в нос, в рот, распирает горло, наполняет лёгкие: солёная, горячая, с привкусом железа… Не вода. Это кровь.
Боль и паника выжигают из лихорадочно мятущегося разума любые намёки на здравые мысли, заставляя лишь бестолково барахтаться. Он захлебнётся. Он умрёт здесь. Умрёт?..
Почти ослепшие глаза распахиваются, изо всех сил вглядываются вперёд — туда, где исчезающим фантомом мелькает неуловимый образ. Что-то важное. Самое важное на свете!
Образ складывается в знакомые черты, оглушительным набатом ударяет в сердце одним единственным словом: Анна!
Константин резко перестаёт сопротивляться, замирает. И с силой выталкивает из лёгких последние крупицы воздуха в безмолвном крике. Ему не нужен воздух. Он мёртв.
Яркая вспышка выжигает почти ослепшие глаза. Когда Константин вновь открывает их, он больше не тонет, не задыхается.
Вновь темно. Он озирается по сторонам, часто моргает, дожидаясь, пока глаза привыкнут к скудному освещению. Из полумрака постепенно проступают очертания… колонн? Да, так и есть: два ряда огромных колонн анфилады расходятся в обе стороны, насколько хватает глаз, и теряются в кромешной темноте. И ни одной, ни единой двери нигде, куда бы ни дотягивался взгляд. Как он вообще сюда попал?..
Лестница. Огромная мраморная лестница, ведущая в… Не может быть! Внизу, сияя тысячами свечей, сверкая сотнями бриллиантов фамильных украшений, пестрея яркими нарядами, раскинулась парадная зала дворца д’Орсе. Или что-то сильно на неё похожее. Потому что вместо портретов титулованных предков стены здесь расписаны замысловатыми картинами извивающихся тел людей и чудовищ, не то совокупляющихся, не то пожирающих друг друга. Смотреть на них не хочется. Но стоит лишь отвести глаза, как боковое зрение улавливает смазанное движение, заставляя взгляд непроизвольно возвращаться к картинам вновь.
Константин отворачивается, смотрит вниз. В парадной зале гремит оркестром и грохочет дикой кадрилью сверкающий бал-маскарад. Затейливые маски сияют россыпью драгоценных камней, скалятся золочёными клыками, блестят отполированными рогами, зияют тёмными провалами глазниц. Здесь чёрный ощеренный демон ведёт в танце партнёршу в птичьей маске. Там — дама в изящной вуали из сверкающих гранатов, кровавым водопадом скрывающей нижнюю часть лица, кружится с раззявившей острозубую пасть пучеглазой рыбой — Константин видел засоленное чучело такой твари на «Морском коньке» по дороге на Тир-Фради. Рядом — ухмыляющийся человеческий череп прижимает к себе рыдающую лисицу.
Что-то в происходящем кажется неправильным. Константин напряжённо вглядывается в танцующих гостей, пытаясь понять, что именно. Слишком яркие цвета? Слишком много блеска? Или всё дело в лестнице, внезапно оказавшейся бесконечно, бесконечно длинной? Тридцать восемь ступеней, которые Константин ещё в детстве пересчитывал всеми возможными способами, теперь превратились по меньшей мере в сотню. Или даже две. Три?.. Кажется, их становится больше, стоит ему хоть на секунду отвлечься на зловеще движущиеся картины. Что за бред?..
