Книга Женщина во тьме - Ванесса Сэвидж

Поворачиваюсь к Джо – он молча пожимает плечами. Представляю, как Миа каждый вечер входит в его комнату, потом через окно спускается по дереву в сад и незаметно убегает. Такое проделывал когда-то ее отец. А я-то радовалась, что любящие брат с сестрой проводят вечера вместе! Ничего подобного. Миа пропадала неизвестно где и возвращалась неизвестно когда, а Джо оставался один. Тогда понятно, почему он не спит: ждет ее возвращения.

Еще со ступенек вижу: Патрик держит Миа за руку и сжимает так сильно, что девочка морщится от боли. Мчусь вниз.

– Патрик…

Он бросает взгляд через плечо.

– Ты знала?

Отрицательно качаю головой.

– Я запирал на ночь дом и увидел, как Миа свернула в сад. Сейчас полночь, мы все думаем, что дочь спит, а она шляется по улицам, да еще в таком виде!

Патрик трясет ее, и девочку шатает из стороны в сторону.

От Миа – она стоит босиком, туфли на высоченных каблуках держит в руке – пахнет табачным дымом и спиртным, обтягивающие джинсы в песке, на заду темнеет мокрое пятно.

– Какого черта? Была на берегу, встречалась с друзьями, – пытаясь высвободиться, оправдывается Миа. – Ты же сам рассказывал, как это прекрасно.

Бросив туфли, она трет запястье, стиснутое отцовской рукой.

– Только не ночью и не в таком состоянии. Ты пьяна, – отвечает Патрик тихо, но от его ровного голоса мне почему-то хочется сбежать, спрятаться, накрыть голову подушкой. – От тебя разит табаком, среди ночи в пьяном виде шатаешься неизвестно где, – продолжает муж, ладонью размазывает по лицу дочери ярко-красную помаду и черную подводку для глаз. – А с этим дерьмом на физиономии ты похожа на дешевую проститутку.

У меня перехватывает дыхание: его рука касается глаз, рта дочери. Патрик грубо вторгается в ее личное пространство. Я не ошиблась: макияж – только маска, под которой прячется ребенок, но разве хотела я видеть свою девочку такой дрожащей, такой испуганной? Где ее улыбка? Куда пропала моя веселая маленькая певунья?

Прикасаться к глазам, дотрагиваться до рта, растягивать кожу – это нарушение прав личности.

– Нет, нельзя… Только не… – сбегая по ступенькам, кричу я бессвязно. Патрик оборачивается, и я отбрасываю его руку от лица дочери. – Не смей!

– Спасибо, папочка! – вытирая слезы, всхлипывает Миа. – За все тебе спасибо.

А он требует ответа.

– Когда ты ушла? Как ты вышла из дома?

Девочка мельком поднимает глаза к площадке второго этажа, где в тени прячется Джо.

– Я должен был догадаться, что все подстроил ты, – проследив взгляд дочери, шипит Патрик.

– Папа, Джо ничего не знает!

– Хватит врать! – обрывает ее Патрик. – А ты почему одет? – кричит он сыну. – Бросил сестру в беде, а сам влез на дерево – и шмыг в окно?

– Никуда я не уходил.

– Лжец. Я думал, ты усвоил урок.

– Я был дома. Дома, черт побери! – кричит в ответ Джо, спускаясь.

Муж, стискивая кулаки, устремляется к нему.

– Патрик, успокойся! – Встав между ними, я перехватываю взгляд мужа, смотрю ему в глаза. – Давай сядем и спокойно все обсудим. Спокойно. Я заварю чай…

– Не нужен мне твой дурацкий чай!

Я вздрагиваю.

– Пап, не надо, – слышу за спиной голос Миа. – Еще расстроится и опять вздумает сводить счеты с жизнью.

– Миа! Заткнись! Закрой свой грязный рот! – орет муж.

– Нет, правда же, это все из-за нашей мамочки!

Миа срывается на крик, Патрик, отшвырнув меня с дороги, кидается к Миа, но подскочивший Джо перехватывает его руку. Обнимаю дочь, пытаюсь ее успокоить, и мы обе испуганно жмемся к стене.

– Патрик, прекрати немедленно! – кричу я.

Миа плачет. Может, ее слезы, черт возьми, приведут его в чувство? Мужа колотит, и Джо его отпускает.

– Все нормально, – бормочу я, – все хорошо.

Господи, что я несу? Сын – он сидит на нижней ступеньке лестницы – схватился за голову, Миа рыдает, меня трясет не меньше, чем Патрика. Разве это нормально?

* * *

Поднимаюсь в комнату дочери. Джо идет за мной. Спальня Миа – единственное помещение, где ремонт уже закончен. Основную работу выполнил Патрик. Он покрыл стены белоснежной краской, а дощатый пол застелил зеленовато-розовым ковром. Получилась настоящая детская, хотя сейчас, в эту минуту, мне кажется, что Миа, которая понуро сидит на постели, уже не ребенок. Джинсы-дудочки, густая подводка вокруг глаз, красная помада. Но вот девочка тянется за потрепанным плюшевым кроликом, который все еще живет в углу ее кровати, и я понимаю: из детской Миа пока не выросла.

Взяв с туалетного столика ватные диски, сажусь рядом с ней, аккуратно смываю тушь и подводку, стираю помаду.

– Прости, мам, – шепчет Миа, уткнувшись мне в плечо.

Вздыхаю, глажу ее по голове, покрываю поцелуями макушку.

– Папа так рассердился… Но я с ним поговорю, мы все уладим.

– Я сама виновата, – взглянув на меня, бормочет девочка.

– Неправда. – Джо садится рядом с сестрой. – Ты ни в чем не виновата. Это отец – он взбесился и чуть тебя не избил.

– Нет, папа не мог, он бы никогда, никогда…

Джо смотрит на меня поверх ее склоненной головы и одними губами, беззвучно задает вопрос, который я от него уже слышала. После истории с таблетками, в больнице, Джо спросил меня: «Тебя обидел отец?» Я разубеждала сына теми же словами, что произнесла сейчас Миа, сказала, что Патрик никогда, он бы никогда… Но вот она, дрожащая, сидит между нами, а на ее руке горят красные пятна – следы отцовских пальцев.

Все началось после переезда. Закрываю глаза и вижу, как муж в три часа ночи красит стены подвала; вспоминаю проклятых кальмаров, и летящие в огонь альбомы с набросками, и кислый запах перегара. Этот дом… Здесь в железном самообладании Патрика появились трещины.

* * *

Иду в спальню. В комнате темно. У окна, освещенного ярким уличным фонарем, стоит Патрик. Не знаю, что он там высматривает. Все небо затянуто тучами, моря не видно вообще – просто черная дыра, и кажется, что там, на противоположной стороне улицы, кончается мир. Становлюсь у окна. Похоже, под фонарем кто-то стоит. Пытаюсь разглядеть, не тот ли, кто постоянно крутится возле дома, однако силуэт скрывается в темноте.

Патрик, не поворачивая головы, бормочет:

– Я напился потому, что меня могут отстранить от работы.

– Почему?

– Из-за той ошибки. Обвиняют в халатности. Так сказал Дэвид, черт бы его побрал!

– О господи, Патрик, прости…

Я извиняюсь, но за что? Разве его поведение можно оправдать? Ну да – стресс, тревога, выпил, хоть раньше не брал в рот ни капли; совершил ошибку, такое тоже бывает. Но Миа?