Книга Холодное сердце пустыни - Вера Волховец

— Благословение — это хорошо, — Пауль практично кивнул, — ни одно лишним не бывает. А какое отношение это имеет к Мун? Чем поможет доказать, сколько она для меня значит?

— В Ахилламе есть озеро, на котором отдыхает Нии-Фэй, богиня любви, — тоном совершенно отчаявшегося подсказывать человека сообщил Шейл, — и синий лотос из её озера… Это на любом краю пустыни — знак истинной любви. Достань его и подари Мун — и даже она не посмеет спорить с твоим к ней отношением. Ведь похоть — это не к Нии-Фэй. Она лотосы всяким повесам не раздает.

— Вы забыли сказать, господин, — еле слышно пискнула Падме, вернувшаяся в палатку с черным вороном Кимом на руке, — что в Ахилламе опасно для смертных. И Нии-Фэй своих гостей испытывает.

— Женщина, — мягко вздохнул Шейл, — лучше налей еще чаю, не болтай ерунду. Может, прикажешь Паулю сидеть у твоей юбки до конца его жизни? Самый лучший повод просить благословения Нии-Фэй — это рассказать ей историю нашего друга. В конце концов, он из-за своих сердечных страданий жизнью рискует. Нии-Фэй непременно это оценит.

Все это было смертельно интересно!

22. Глава, в которой появляется брат героя

Ночь была до смерти холодная.

Мун отчаянно мерзла.

Анук мог сотворить согревающие чары, но его руки вливали магию в песок, по которому плясал нож. А еще согревающие чары могли наложиться на чары отвода глаз, и испортить их эффект. А так подставляться с пари Сальвадор не хотелось. Никто не должен был видеть её, творящей высшую магию. И точка.

Работа заняла время. Иначе и быть не могло. Поди-ка возьми да обведи в защитный контур огромный лагерь каравана. При том, что нож должен быть в руке плетущего заклинание, никаких тебе маневров вроде управления мыслью эти чары не предусматривали.

А еще нужно было справиться до мертвого часа — то есть до того момента, когда Мафрей все больше терял в бдительности, наблюдая за ночной пустыней.

Только тогда, когда меркла луна, и осмеливались вылезть из-под песка выходцы из страны вечных сновидений.

Мансулу, любившему во время путешествия посидеть с гостями допоздна, пришлось подливать сонного зелья, с этим нельзя было частить — он был подозрителен до крайности, да и истинным чудом сегодня Мун удалось стянуть у него перстень, греющийся, если в чаше хозяина было какое-то зелье. Уже когда он уснул, она шмыгнула в хозяйский шатер и снова надела перстень на узловатый палец Мансула. Но такое удавалось провернуть только ценой немыслимой осторожности и изощренных маневров.

Уж больно осторожен был Мансул и не из всяких рук принимал чашу с питьем.

Мун сыпала соль в извилистую дорожку, остававшуюся после ножа Анука.

Соль, сталь, магия. Надёжный и простой ритуал, но много работы, хотя все проходило по плану. За этой работой удавалось отвлечься от вороха неприятных мыслей.

Позавчера ей лично пришлось перехватывать руку стряпничей в караване. В тот самый миг, когда в миску Пауля чуть не упала капля травяного яда. Этот яд она вывести из его крови не смогла бы.

Стряпничая же, оказывается, даже нанялась в караван только для того, чтобы в глубине пустыни отравить того, кто решил бросить вызов Сальвадор.

Когда-то Сальвадор помогла матери этой девушки…

Когда ее поймали, Шайлиф шипела гневно, заявлила, что Мун предает сестринство дочерей пустыни и саму Сальвадор лично, защищая жизнь северянина. Это было смешно.

Пришлось даже присниться Шайлиф в привычной форме духа и строго наказать оставить при себе мстительные порывы. Судья Пустыни сама разберется с любым, кто бросит ей вызов. Для неё это долг, а для смертной — преступление.

Девушка притихла.

Как будто Сальвадор бы стало лучше, если бы этот безмозглый эффинец вдруг взял и погиб. Она и так уже сломала голову, как ей обойти условия пари и снять с Пауля узы его присяги.

Выходило либо, что она ему поддастся в поединке, либо — Пауль Ландерс станет тем, чья кровь впитается в песок её капища. Из всех подлецов, что ходили по пустыне, почему-то умереть от её руки решил именно тот, к которому у Сальвадор претензий не было.

За которого болело сердце…

Почему из всех мужчин пустыни оно было неспокойно именно за этого безмозглого эффинца?

Обойти — точнее обползти весь лагерь караванщиков получилось за три с лишним часа.

Силовой контур, отталкивающий выходцев был закончен как раз к тому часу, когда большинство караванщиков спали, отдыхая перед тяжелым переходом следующего дня.

— Молодец, — шепнула Мун Ануку, касаясь широких пальцев. Глупая привычка. Но еще в Турфане ей начала мерещиться искра сознательности в темных глазах её второго тела.

Это была совершенно безумная идея — ведь Анук был просто пустым телом, созданным самой же Сальвадор, чтобы даже в условиях пари у неё был доступ к магии, хотя бы в каком-то варианте.

Мун должна была быть рабыней без магического дара, таково было условие Эльяса. Анук же нужен был именно для таких случаев как сейчас. Когда вроде и нужна магия, а своими руками её творить нельзя.

Анук не ответил. Он и не мог ответить, она создавала его немым, дабы не задумываться над тем, чтобы еще и речью его управлять. Но в который раз Мун показалось, что Анук посмотрел на неё дольше, чем это было бы, будь он просто её инструментом.

Глядя на извилистую змейку защитного контура, сохраняющуюся на песке, Сальвадор думалось о том, что вообще, ей бы этим не стоило заморачиваться.

Ну, подумаешь, — выходец. В конце концов, у караванщиков есть Ворон, и вряд ли в его интересах, чтобы её смертное тело погибло до того, как она прибудет в Хариб. Ворон намерен трепать ей нервы весь этот год, все четыреста двадцать дней, не меньше. И он наверняка шевельнет крылом и отправит выходца к Мафрею в одно мгновение.

Вот только когда он это сделает?

У мертвяков совершенно другая магия, человеческая магия перед ними бессильна, а сами неспящие были смертельно опасны. Даже легкое прикосновение выходца к человеку было способно надолго покалечить. Есть ли Эльясу дело до людей, идущих в караване? До женщин? Увы, но Сальвадор в это не верилось.

Ну и… Было у нее подозрение, что одна не в меру героичная личность обязательно сунется сразиться с выходцем. Хотя вот в этом случае ему было не справиться.

Поэтому пришлось делать все самой.

Ждали мертвяка они поодаль от лагеря. С той стороны, куда не шлялись даже по естественным нуждам. Все, лишь бы никто не заметил, как Мун и Анук встают спина к спине, переплетаясь пальцами, и на её лбу вспыхивает метка духа, как вспыхивают в самой глубине её зрачков сапфировые точки.

Трего.

Тейлат.

Кинжалы правосудия легли в ладони, и она прямо ощутила, как соскучилась по ним. Как неполноценно себя чувствовала в этой неполноценной реинкарнации, с сознанием духа в ограниченном смертном теле. Простой смертной было проще. Память о подлинной сущности всегда приходила только после смерти.