Книга Руны смерти, руны любви - Инге Кристенс

Нильс позвонил в самом конце рабочего дня, когда Рикке обсуждала со Снулле свои планы на вечер. Снулле – лучший из собеседников, потому что никогда не спорит и никому не рассказывает о том, что узнал от Рикке. Верный, надежный Снулле. Друг.

– Мне хочется твоего общества, – заявил Нильс без каких-либо предисловий. – Приезжай…

Так вот Рикке бы и приехала по такому приглашению (она, в конце концов, не девушка по вызову), если бы не два обстоятельства. Первое – голос у Нильса был какой-то необычный. Трудно классифицировать, трудно объяснить, но у Рикке сложилось такое впечатление. То ли тон немного другой, то ли промежутки между словами сократились до минимума. Второе – Рикке хотелось заглянуть в ноутбук Нильса. Подсмотреть пароль и осторожно изучить содержимое, пока Нильс будет спать или попросить на десять минут компьютер, придумав срочную причину, а там как повезет… Причины были вескими и на полухамское приглашение, больше похожее на приказ, можно было не обращать внимания.

«Как только это закончится, – твердила себе Рикке, подразумевая под «это закончится» поимку Татуировщика, – я поставлю точку. Если выяснится, что я все же ошибалась (невероятно, но вдруг), я объясню Нильсу, что мы можем остаться в приятельских отношениях, но секса больше не будет. Нельзя ублажать тело и одновременно растравлять душу. Воспоминание о наслаждении должно приносить радость, а не стыд. И расскажу Хенрику. Это причинит ему боль, но он меня поймет. Не рассказать будет неправильно, тогда эта тайна разъест наши отношения, уничтожит их».

Как-то на досуге Рикке немного покопалась в себе, чего психологам делать категорически не рекомендуется. Есть проблемы – ходи на анализ к коллегам, которые смогут объективно разобраться в твоих проблемах. Сама себе не поможешь, потому что саму себя легче всего обмануть. Как не странно. Недаром же кто-то из светил сказал, что заниматься аутопсихоанализом это как самого себя за волосы из ямы вытаскивать – толку никакого.

– Что ты больше любишь, Рикке – дарить подарки или получать их? – едва открыв дверь, начал спрашивать Нильс. – Что лучше – отдавать или принимать? Отдавать, зная что не вернется – какой в том толк? Согласна ли ты с тем, что даря ближнему радость мы сами радуемся гораздо больше?

– Нильс! – только и сказала донельзя удивленная Рикке, глядя на его раскрасневшееся лицо и принюхиваясь к воздуху.

– Кем лучше быть – альтруистом или эгоистом? – Нильс был не так уж и пьян, как показалось ей сначала, скорее больше возбужден, нежели пьян. – Я эгоист, Рикке, я законченный эгоист, упивающийся своим эгоизмом, и мне это нравится! Но иногда я думаю – уж не обделил я себя чем? Я хочу подарить кому-то радость, ничего не ожидая взамен и почувствовать, каково это! Радость – это божественный дар, чудо, которое в силах повторить каждый из нас, потому что мы способны дарить радость друг другу! Хочешь, я подарю тебе бескорыстную радость?

– Какую, Нильс?

– Дам тысячу крон или залижу тебя до такого оргазма, который ты никогда не забудешь! Выбирай – и получишь то, что выбрала!

– Незабываемый оргазм стоит тысячи крон, – пошутила Рикке, вешая куртку на один бронзовый крюк у двери, а сумку на соседний. Рикке видела эти массивные крюки не первый раз, но только сейчас заметила, что они похожи на когти хищного зверя. Бессознательное реагирует на опасность. Ассоциации, какими бы необычными они не были, не случайны, их возникновение закономерно.

Рикке всего лишь пошутила, а не выбрала, тем более, что Нильс выглядел неаппетитно – потный, вонючий, да еще с парами аквавита, который он явно закусывал смёрребрёдами с чесночным маслом или с чесночной колбасой. Но Нильс ее не понял – схватил в охапку и потащил в спальню, невзирая на гневные протестующие крики. Швырнул на кровать, навалился сверху, рывком стащил джемпер (просторные вещи снимаются легко), освободил от бюстгальтера груди и начал жадно мять их, то и дело зажимая между пальцев соски. Хорошенькое начало!

Стыдно признаться, но подобное брутальное обращение сделало Рикке покладистой. Она завелась против своей воли, потому что это был не просто грубый секс, а нечто вроде изнасилования, и больше не сопротивлялась. Не отказала себе в удовольствии вонзить ногти в перекатывающиеся бугры на спине Нильса, но его такое обращение только раззадорило.

«Он наглеет, – думала Рикке. – Считает, что теперь моим мнением даже не нужно интересоваться». Тем не менее, получив от Нильса тысячу крон она, скорее всего, чувствовала бы себя обделенной.

Кто кому сделал подарок, в итоге оказалось невыясненным, потому что никакого бескорыстия в сексе Нильс не проявил. Начав, как и было обещано, с кунилингуса, он очень скоро (Рикке только-только ступила на дорожку, ведущую к блаженству) оставил это занятие и овладел ею в своей обычной манере. Сегодня Нильс не мог разрядиться особенно долго и Рикке начала беспокоиться, что он захочет анального секса, но в ее планы не входило подставлять свой зад такому грубияну, хватило с нее и одного раза. Анальный секс хорош только в том случае, когда твой партнер нежен и тонко улавливает твои желания, иначе это будет одна только боль, без малейших проблесков удовольствия. Вот Хенрика Рикке без опасений пустила бы в свой анус, но он не проявлял никакого интереса к этому месту, словно его и не было вовсе. Скорее всего, если бы Рикке сама предложила ему заняться анальным сексом, он бы это предложение не принял. Чтобы избежать ненужной боли, не дарующей наслаждения, Рикке попросила Нильса лечь на спину и при помощи языка, губ и рук довольно скоро довела его до оргазма. Нильс не был бы Нильсом, если бы не удерживал в самом конце ее голову обеими руками так, что она едва не задохнулась. Сверхценное отношение к собственной сперме свойственно всем мужчинам, это инстинкт.

Не тащи меня больше в постель, если я не хочу идти сама, – сказала Рикке, когда пришла пора одеваться. – Я не прочь получить удовольствие, но решение должно оставаться за мной.

Рикке не возражала против повелительного обращения с собой во время секса, но вот само начало, то есть – принуждение к сексу, ей категорически не понравилось.

– Не очень-то ты сопротивлялась, – ухмыльнулся Нильс. – А под конец чуть душу из меня не высосала…

– То было под конец, – напомнила Рикке, – а вот начал ты. И с юридической точки зрения это было изнасилование.

– Кто из нас юрист? – поинтересовался Нильс и игриво ткнул пальцем Рикке в бок, отчего она вскрикнула. – Рикке, какая муха тебя сегодня укусила?

Продолжать разговор Рикке не стала, но про себя решила, что вторая подобная выходка обойдется Нильсу очень дорого. Кроме принуждения, как такового, Рикке досадовала на то, что секс случился так рано – в десятом часу вечера. Она надеялась потянуть время за бутылкой вина и перейти к любовным играм не раньше полуночи, а то и позже, чтобы потом остаться до утра у Нильса, чтобы, когда он заснет, осторожно покопаться в его компьютере и его телефоне. Хенрику, который должен был вернуться из Лондона завтра, Рикке позвонила заранее и мимоходом упомянула, что этой ночью ляжет спать пораньше. Сослалась на усталость и на то, что плохо спала предыдущей ночью, потому что соседям какого-то черта вздумалось устроить вечеринку посреди недели. Хенрик поверил, посочувствовал и звонить до завтрашнего дня больше не станет. Милый Хенрик, который всякий раз перед тем, как заняться сексом, целует Рикке и заглядывает ей в глаза, чтобы понять, хочет она его сейчас или нет. Как хорошо, что Хенрик такой правильный и что они с Рикке прекрасно понимают друг друга. Люди, подобные Нильсу всего лишь служат приправой к основному блюду – настоящей любви. Нильса можно хотеть, но влюбиться в него невозможно, с таким же успехом можно волка в лесу полюбить – никакой взаимности не испытаешь. Но секс с ним имеет определенную ценность, да и собеседник он интересный. К тому же Рикке не просто так интересуется Нильсом… А ведь то, что случилось сегодня, является еще одним, пусть и косвенным доказательством того, что она идет по верному пути. Нильс привык руководствоваться только своими инстинктами.