Книга Цвет сакуры красный - Борис Орлов

- …Прикинь «стечкина» своего из кобуры минут пять тащил, все вытащить не мог. А когда вытащил, как посмотрел на него – хера ли с тебя толку, товарищ АПС? – Отец махнул еще одну запотевшую стопку, загрыз хрустким огурцом и грустно усмехнулся, – Ты ж, товарищ мой огнестрельный, даже в самых смелых своих фантазиях и до половины расстояния, что до снайпера, не добьешь. Он ведь, гнида, может метрах на восьмистах работает, а я тут… Так что проку от тебя – только застрелиться. В чем никакого смысла не наблюдается: я ж и так кандидат в двухсотые… И вот ведь лежишь, и понимаешь, что ты – мишень. Которая и огрызнуться-то толком не может. Это-то, Севка, самое страшное…

В тот раз с отцом все кончилось хорошо, а не то расти бы юному Волкову сиротой, но после такого рассказа Всеволод изо всех сил отбрыкивался от такого замечательного оружия, как Федоровский автомат. Нет, он все понимает: и что это – первый настоящий серийный автомат, и что лишняя единица автоматического оружия во взводе лишней не будет, и что приказ есть приказ. Только дайте ему лучше ДП-27, он себя с ним чувствует увереннее. Да и пользы от него в бою точно больше. Ну, и что? Покивали, посмеялись, согласились, что творение конструктора Федорова далеко от совершенства и… всучили-таки.

Про наган и говорить нечего. Спуск тяжеленный, считай два кило – как с куста, ход у спуска длинный – самовзвод же. А уж про перезарядку вообще лучше помолчать. Это кто ж такую хрень придумал, чтобы боевое оружие по одному патрону заряжать, а потом еще и гильзы стреляные по одной выбрасывать?! Видно, крепко товарищ Леон Наган[9] русских офицеров не любил, если такую херню им спроворил! И добро бы ничего другого не было, так ведь есть! Есть! Кидзиро Намбу[10] – хороший человек, хоть и генерал! – разработал еще в двадцать пятом году классный пистолет. Который потом переделали под маузеровский патрон. Ну, который для ТТ[11]. Красавец пистолет! Удобный, «целкий» и в руке как влитой лежит. Вот у их комбата такой. И у ротного из третьей роты. Да что там! Даже у интендантов такие есть. А ему этот семизарядный кошмар выдали!..

- …Командиры взводов! К командиру роты!

Всеволод ускорил шаг, но на бег срываться не стал. Приучен уже. В той, прошлой будущей армии. Правило простое: как окажешься в зоне видимости начальства – переходи на бег. Так что пробежал он всего десяток шагов и встал перед комроты Хутояровым. Первым, несмотря на то, что не слишком-то торопился…

Хутояров обвел взглядом всех взводных выстроившихся перед ним, обратил внимание на то, что Амакасу и Дубов слишком бурно дышат после небольшой пробежки, скривился и буркнул: «У, клячи! Почему Волков не запыхался, хотел бы я знать?» Но тут же достал из планшета карту, лицо его стало сосредоточенным, и он жестом подозвал командиров к себе:

- Вот тут, – палец с обкусанным ногтем ткнул в квадратик, обозначавший населенный пункт, – деревня Ванцзягоу. Это исходный рубеж. Вот тут – Хоупацзяцзы. Белокитайский опорный пункт. Как видите эти деревни разделяет ручей. Неглубокий и не широкий, но переправа через него затруднена. Берега болотистые, дно топкое. Но руслом пройти все-таки можно. Особое внимание уделяем левому флангу. Волков! Поручаю его тебе! Сверим часы, товарищи… – Тут Хутояров запнулся: он не знал, есть ли у кого-то из его взводных часы? Но тут же сообразил и выпалил, – Сигнал к атаке – две зеленые ракеты. Ориентировочно, в шесть - ноль-ноль. По местам, товарищи…

…Надсадный грохот орудий оглушал и точно выворачивал наизнанку. Всеволод лежал на мерзлой земле среди хрустких стеблей гаоляна и ждал, когда кончится артподготовка. А еще размышлял: как он поведет себя в атаке? Откровенно говоря, небольшое удовольствие – бежать по мерзлому полю туда, откуда лупят вражеские пулеметы. Нет, ему приходилось бегать под выстрелами и здесь, и тогда, в другом времени, но ведь одно дело – мелкими перебежками, то прижимаясь к стенам домов или высоким, похожим на крепостные стены заборам, то припадая к земле, вжимаясь в каждую ложбинку или впадинку. Это более-менее привычно, и даже почти нормально. Но сейчас ему предстоит бежать в толпе таких же как он, а с той стороны по ним откроют огонь из всего, что может стрелять. Волков слегка передернул плечами: ты бежишь, а навстречу тебе мчится слепая смерть. Слепая – вот что особенно паскудно!

От этих мыслей он чувствовал себя омерзительно. Чуть подобрав обшлаг шинели, Всеволод взглянул на часы. Минутная стрелка будто застыла, а секундная бежала так медленно, словно сама не хотела приближать начала атаки. Волков вдруг вспомнил, что ни в одном из своих очень редких рассказов о войне, отец никогда не упоминал ничего похожего на что-то, хотя бы отдаленно похожее на то, что его сейчас ожидает.

Стало еще хуже. В животе заворочался какой-то холодный червяк, голова гудела от постоянных разрывов тяжелых снарядов. Чтобы отвлечься, парень принялся сперва вспоминать всех своих прежних подружек, потом школьных учителей, а потом… А потом неожиданно для самого себя забубнил какую-то песню, и только потом сообразил, что это «Де ла Рай»[12]. Слов он, естественно, не знал, и потому бормотал на знакомый мотив какую-то абракадабру…

И в этот момент в серое осеннее небо взлетели два зеленых огня. Орудийный гром смолк, но тут же над подмерзшим осенним полем понеслось отчаянное «А-а-а-а-а!» и «Банзай!». Всеволод и сам не понял, когда оказался на ногах. Пригибаясь он побежал, выставив вперед ствол автомата, но стрелять не стал: в магазине всего двадцать пять патронов, и если их не хватит в нужный момент…

Ему казалось, что стрелять будут именно в него, ведь он чуть ли не самый высокий не то, что в роте, а во всем батальоне. И еще очень напрягало то, что он не видит китайских окопов. «Кретины! Козлы! Исходный рубеж далеко выбрали! – думал на бегу Волков. – А сколько теперь поляжет, а? Долбоклюи!» И вдруг он увидел, как метрах в ста впереди вскочила какая-то фигура в голубовато-сером обмундировании и бросилась на утек. Он машинально срезал ее короткой очередью, и тут же вся наступающая лавина словно взорвалась выстрелами. А потом прямо перед ним вдруг оказался пулемет Гочкиса на треноге. Всеволод не понял, почему белокитайцы не стреляют, но раздумывать об этом было некогда: в его руках задергался автомат, и китайские пулеметчики повалились наземь…

Командир отделения Исиро Танака

Еще когда мы лежали, ожидая сигнала к атаке, я снова подумал: как же мне повезло, что такой человек, как Севака, захотел стать моим другом! Вот весь наш взвод сейчас лежит, и трясется от страха перед атакой, а Севака – поет. Тихонечко, про себя, но ведь поет! А уж когда встали и пошли вперед… Севака впереди всех бежит. Чуть пригнулся – ну это понятно: зачем просто так себя под вражеские пули подставлять? Только все у нас бегут – бабахают на ходу, чтобы самим себе страшно не было, а Севака – нет. Зато когда береговые обезьяны побежали, он первым врага убил. Экономно так – две-три пули всего, и дальше бежит. А потом вражеский гочкис захватил. Не вовремя у энган-сарю его заело! Хотя, что еще от этих тупых обезьян ожидать?

Я и опомниться не успел: Севака одной очередью их пулеметчиков смахнул и уже к пулемету присматривается. Потом ощупал его со всех сторон, задержку устранил, да и развернул против белокитайской сволочи. Рукой мне махнул: патроны, мол, подавай и принялись мы с ним за уничтожение буржуазных прихвостней. По заветам товарища Его Божественного Величества – десять тысяч лет ему жизни!