Книга Скверное дело - Селим Ялкут

— Мой отец был коммунистом. — Скромно сказал Памфилас.

— Вот, видите. А вы?

— Я вне политики.

— Это вам кажется. — Назидательно заметил Семен Иосифович. — Время сейчас безветренное, непонятно, кто, где.

И именно поэтому. — Подхватил Памфилас. — Трудно понять, как все это может теперь пригодиться. Ведь и Сталина нет, и страны той нет. Извините, что я оспариваю. Сами просили.

— Очень правильно. — Поблагодарил Семен Иосифович. — Геополитика, она как ледник. Стоит себе где-то за пределами, в замороженном виде, а потом вдруг возьмет да поедет, и всё сметет по пути.

— Это вообще. А Кульбитин?

— Он что предложил. Выпустить отдельный труд. Большой, яркий. С подлинниками этих рукописей. С перечнем того, что предсказано.

— А знаете, святой источник Влахернской Богоматери оживает.

— Знаю. — Подтвердил Семен Иосифович. — В рукописях и про это есть. Предсказание, что церковь эта, в которой Богоматерь регулярно являлась, сгорит без всякого нашествия и военных действий. В наказание за грех вероотступничества. Вот она и сгорела. Буквально, день в день. Сейчас бы сказали — провокация, а тогда — знак свыше. Как прикажете понимать?

— А вы как?

— Я, извините, атеист был до контузии. И сейчас не определился. Божье строительство поощряю, сам участвую по мере возможности. А где и удерживаю от чрезмерного усердия. У нас ведь знаете как. Патриарх приезжал, наставлял Президента. Вверх нужно голову тянуть, к небу, а вы в землю зарываетесь, метро строите. Так в преисподнюю и въедете на лестнице, прости Господи. Те — провидцы на небо взбирались, а вы — вон куда. Негоже. Кому за хлебом насущным, тот и ногами босыми дорогу проложит. Зато будет время о душе подумать. Кабы молебен отслужить, или детишек наставить на путь истинный — это дело, а метро только людей портит. И светлейший почти согласился. За столом хорошо посидели, часами друг по дружке хлопали. И не определили. На полигон поехали, в дивизию, под танк часы подкладывать, чье время крепче. А оно ведь Божеское, время, только работа швейцарская. И корпус из тельца вместе с платиной. А я полагаю. Пусть и церковка будет, и семинария, и две, если народ по вере истомился. Но заодно и метро. Может, кто захочет с утра проехаться. Так я полагаю. И с большой пользой был услышан.

Семен Иосифович пожевал, тронул языком внутри, пожаловался. — Хорошие зубы, а дерут язык. Пора стоматологию поднимать. Говорить долго не могу. Да и что это я о наших делах. Вам неинтересно.

Но грек от души запротестовал. — Общая вера, как может быть неинтересно. (Семен Иосифович вздохнул). Тоже ведь…

И Семен Иосифович, как ни мучительно ему было (а это не скроешь), продолжил. — Потому что я, как человек практический, считаю, вера это или мистика, кто сомнения преодолеть не может, должна служить людям. Прогрессу. Сказано про Влахерну. И оживет спустя… как раз сейчас. Год в год. Вот она и оживает… Только рано еще оповещать.

— Так ведь и с Турцией можно поссориться. — Предостерег Памфилас.

— Зачем ссориться? Может, мы ее от этого и защитим.

— От чего, от этого?

— Нужно подумать. — Сказал Семен Иосифович. — А как иначе? Если не умеют жить, значит, нужно научить, а кому-то упрямому и по темени настучать…

— Как Кульбитину?

— Это я для примера. Как жизнь подскажет. — Тут Семен Иосифович остановился, глянул. — Но вы, профессор, скажите. Нравится вам рассказ? Или нет?

— Я — историк. А здесь правда на нашей стороне.

— Вот и хорошо. Павел мне потому и рекомендовал. Выпускаем мы труд. С торжеством. Собираем конференцию. Исследуем вопрос. Из Константинопольского патриархата приглашаем освятить.

— А они не приедут…

— Поглядим. Шум. Диспут. Вся правда за нами. Можно и Собор созвать. Они что — турок станут защищать? — Семен Иосифович отвлекся и заглянул куда-то в заметки. — Вот тут у меня. — Анафемское племя. Сатанинское. Как отнесетесь?

Памфилас пожал плечами. — Трудно представить. Мало дела, фактов, время другое.

— Это как раз идеология и называется. И-де-о-логия. Пока вопроса нет, так и отвечать не на что. А когда задали…

— Ну, и что?

— А то, что ответ уже не интересует. Это уже одно оправдание, а не ответ. Если протестуешь, значит, оправдываешься, если оправдываешься, значит, виноват. Мы и другие мероприятия готовим. — Последнюю фразу Семен Иосифович произнес невыразительно.

— Ну, разве… А пока слова.

— Это как понимать. Вон, Армения с Турцией договор готовят об историческом примирении и признании границ. — Семен Иосифович взял долгую паузу. И выдержал ее полностью, многозначительно уставясь на грека. — Вам нужно?

Памфилас ответил такой же паузой.

— Сегодня слова, а завтра за них убить могут. Вы своё придумайте, а мы своё. И поглядим, в чьем веса больше. А свидетели? Вон они, шторку откиньте. По улице ходят. Они еще не знают, что свидетели. А соберешь всех вместе, объяснишь, сами в свидетели запросятся. Поглядите, как Турция бурлит.

— Не про нас. — Вздохнул Памфилас. — Почему Кульбитин в обход дирекции пошел? У него начальник, и отношения неплохие.

— Ну, насчет, начальства… — Поморщился Закс. — Зачем ему? И нам зачем? Павел Николаевич — человек честолюбивый. В науке проявлял независимость.

— Я согласен. — Заторопился с ответом Памфилас. — Мне Павел Николаевич так и объяснил. Может, в этом причина.

— Это, я надеюсь, милиция установит. А нам следует подумать, станем ли мы дальше этим делом заниматься. Вы как?

— Если откровенно?

— Только на это и рассчитываю.

— Думаю продолжить труд Павла Николаевича. У нас с ним договор был Даже обязанности распределили. Он мне письмо написал. — Памфилас полез в карман пиджака за известным письмом. Но Закс остановил. — Не нужно. Мы его вдвоем составляли. Не удивляйтесь. (А Памфилас, действительно, имел удивленный вид). Разговор у нас не случайный.

Семен Иосифович встал. Человечек невысокого роста, он казался теперь больше и значительнее. Как бы парил. Скорее всего, так оно и было. Прошагал мимо вдавленного в стул Памфиласа (руку ему на плечо положил и вдавил), проплыл по кабинету под стеной (там еще стулья стояли, видно, для больших совещаний), вернулся на место.

А хотите, удивлю? — Вдруг спросил Семен Иосифович. Сочтя молчание Памфиласа за согласие, вернулся на место, раздобыл откуда-то из недр толстую книгу и предъявил: — Библия. Культурный вы человек, с пророком Иезекилем знакомы, не лично, конечно, но давайте послушаем, что он нам оставил в наследство. — Нужное место Семен Иосифович нашел не быстро. Пересмотрел несколько закладок, отыскал, видно, нужную, но спешить не стал. Поискал на столе очки, водрузил и, наконец, объявил:

— Нельзя эту книгу невооруженным глазом читать… Слушайте. Вот тут. О возрождении городов Израиля… вот тут… и оставил меня среди поля, и оно было полно костей… и вот дальше… Так говорит Господь Бог (с большой буквы) костям сим: вот, я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь.