Книга Мировая история - Одд Уэстад

Японии тем не менее долгое время сопутствовали благоприятные обстоятельства. Война во Вьетнаме, как и на Корейском полуострове, пошла японцам на пользу, как и навязанный американцами на протяжении всех лет оккупации акцент на капиталовложения, а не на потребление. Люди привыкли пользоваться благоприятными обстоятельствами в своих интересах, и тут решающую роль сыграли японские национальные традиции. Руководству послевоенной Японии удалось мобилизовать свой народ с ущемленным чувством национального достоинства на решительные совместные действия, ведь японцев всегда отличали большая сплоченность и сознательное подчинение личных интересов цели нации, родившие и на этот раз японское чудо. Как ни странно, японская самость выстояла в условиях наступившей демократии. Похоже, что еще слишком рано судить, насколько глубоко демократические атрибуты укоренились в японском обществе; после 1951 года в нем как-то сразу возникло единодушие по поводу однопартийной системы управления страной (хотя раздражение этим фактом незамедлительно себя обнаружило в появлении альтернативных группировок одновременно правого и левого толка). Неловкость, причем все более острая, возникла из-за того, что происходило с традиционными ценностями и атрибутами. Издержки стремительного экономического роста в Японии выражались не только в безудержном росте городов и загрязнении природной среды, но к тому же и в социальных проблемах, вызывавших деформацию японских обычаев. Крупнейшие фирмы успешно функционировали в атмосфере групповой преданности делу, поддерживаемой благодаря традиционным отношениям и заведенным порядкам. Однако на других уровнях, даже на уровне японской семьи, ощущалось напряжение.

Экономический прогресс помог изменить контекст внешней политики Японии, проводники которой в 1960-х годах отказались от примитивности предыдущего десятилетия. Экономическая мощь обеспечила японской иене мировое хождение и потребовала вовлечения Японии в западную валютную дипломатию. В Тихоокеанском бассейне она превратилась в главного потребителя сырья, добываемого в заморских странах; на Ближнем Востоке ее ценили как крупного покупателя нефти. В Европе кое-кого беспокоили японские инвестиции (хотя совокупная их доля выглядела весьма скромной), в то время как импорт промышленных товаров из Японии угрожал европейским производителям убытками. Даже снабжение японцев продовольствием вызвало проблемы в международном масштабе; в 1960-х годах 90 процентов потребностей населения Японии в белке удовлетворялись за счет рыбного промысла, и поэтому возникли опасения того, что японцы истощают рыбные запасы важной акватории.

Все упомянутые выше и прочие факты вызвали изменение атмосферы и содержания международных отношений, свою роль сыграло поведение остальных держав, особенно в Тихоокеанской зоне. Япония в 1960-х годах все активнее обретала экономическое господство над остальными тихоокеанскими странами, мало чем отличающееся от господства Германии в Центральной и Восточной Европе до 1914 года. По мере того как Япония превращалась в крупнейшего на планете импортера сырья, Новая Зеландия и Австралия с их системами хозяйствования и доходами оказывались во все большей зависимости от японского рынка. Из обеих этих стран на Японские острова поступало мясо, а из Австралии еще и минеральные ресурсы, прежде всего уголь и железная руда. На Азиатском материке власти Советского Союза и Южной Кореи жаловались на японский рыбный промысел. Они добавляют интриги в наше повествование о застарелых проблемах. Корея к тому же служила вторым по величине рынком сбыта японских товаров после США, и после 1951 года японцы снова начинали вкладывать свой капитал в эту страну. Японские инвестиции послужили поводом для возрождения традиционного недоверия между двумя народами; недобрым предвестником все восприняли указание на то, что южнокорейский национализм принял антияпонский уклон, когда президент Южной Кореи в 1959 году призвал своих соотечественников к сплочению не против своего северного соседа, а против Японии. Последующие 20 лет японские производители автомобилей с большим подозрением наблюдали за энергичным соперником, ими же самими взлелеянным. Как на Тайване, в Южной Корее промышленный рост основывался на технических внедрениях, позаимствованных в числе прочего у Японии.

Все-таки при всей зависимости Японии от ввозимых из-за рубежа энергоносителей в период невероятного роста стоимости нефти в 1970-х годах хозяйственная система этой страны испытала настоящий шок, но экономический прогресс в Японии продолжался как ни в чем не бывало. Экспорт в США в 1971 году в стоимостном выражении оценивался на уровне 6 миллиардов долларов, к 1984 году общий его объем увеличился в 10 раз. К концу 1980-х годов Япония по размеру ВВП числилась второй в мире экономической державой. Когда японские промышленники занялись передовыми информационными технологиями и биотехнологиями и заговорили о сокращении производства автомобилей, никакой речи об утрате ими способности к упорядоченной самоадаптации идти не могло.

Увеличение мощи подразумевало расширение обязанностей. Американский диктат для японцев со всей логичностью закончился в 1972 году, когда в состав Японии вернули остров Окинава (одна из первых заморских вотчин, возвращенная в распоряжениеТокио) с сохранением на нем в неизменном виде огромной американской военной базы. Остались вопросы с Курильскими островами, оказавшимися в руках СССР, и занятым китайскими националистами Тайванем, на который претендовали опять же китайские, но коммунисты. Японские претензии к утраченным островам по-прежнему предъявляются, хотя и весьма учтиво. На остров Сахалин японцы пока что не замахиваются, но в любой удобный момент готовы о нем вспомнить. Момент для пересмотра итогов Второй мировой войны вроде бы созрел, и кое-кто мог бы прислушаться к предложениям если не об изменении, то хотя бы обсуждении спорных для Токио вопросов в связи с крупными изменениями, возникшими в азиатской внешнеполитической арене после китайского и японского возрождения. В условиях советско-китайского разлада у Японии появилось больше свободы для маневра, как в сторону бывшего покровителя в лице США, так и в сторону СССР с КНР. Конфуз от сближения с американцами можно было себе представить хотя бы по тому, как глубоко они увязли в своей военной авантюре во Вьетнаме, а в Японии по этому поводу активизировалась политическая оппозиция. Свобода действий японцев ограничивалась тем соображением, что три великие державы региона к 1970 году располагали ядерным оружием (а ведь в мире одни только японцы испытали на себе действие этого оружия), причем мало кто сомневался в способности ученых Японии произвести такое оружие в течение относительно короткого времени, если в этом возникнет большая необходимость. В общем и целом японцы достигли такого положения, что могли развиваться в любых направлениях. В 1978 году в Токио побывал заместитель председателя КНР. Япония, бесспорно, снова обрела статус мировой державы.

Если проверкой такого статуса считать унаследованное оказание решающего влияния, будь то экономического, военного или политического, за пределами собственной географической территории той или иной страны, тогда Индия к 1980-м годам статусом мировой державы все еще не обладала. Для второй половины XX века это выглядело большой неожиданностью. Независимость Индии досталась с многочисленными преимуществами, отсутствовавшими у остальных прежних подвластных Европе территорий, а также у Японии после поражения в войне. В 1947 году индийцам по наследству от метрополии достался налаженный механизм государственного управления, вымуштрованные и надежные вооруженные силы, прекрасно образованный цвет общества и благополучно развивающиеся университеты (около 70 таких учреждений) – они пользовались большой благосклонностью и доброжелательностью на международной арене, война пощадила вполне развитую материально-техническую базу экономики, а тут еще в скором времени появились все возможности для использования в собственных интересах раскола холодной войны. Но к тому же народу Индии достались в наследство нищета, полуголодное существование и тяжелые проблемы общего здравоохранения, впрочем, положение китайского народа выглядело не намного благополучнее. К концу столетия разница между ними бросалась в глаза; улицы китайских городов заполнились добротно одетым и упитанным народом, в то время как в городах Индии все еще встречались ужасающие примеры нищеты и болезней.