Книга Нечаянный роман - Надежда Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нож соскользнул с желтого картофельного бока и ударил по пальцу, доску залило яркой красной кровью. Заныл, запульсировал локоть. Наталья прилепила криво висевшую, почти срезанную подушечку на верхушку указательного пальца и понеслась в ванную.
Она сидела на краю ванны поджав ноги, как усталая старая курица, и смотрела, как кровь быстро пропитывает бинт. Кто бы мог подумать, что у нее столько крови. Последние годы она ощущала себя ходячей мумией. Ссохлись легкие, сократилось сердце, внутри пустой черепушки катались редкие дробинки мыслей. Для чего она тут? В этой жизни? Правильно ли она живет?
Наталья прижала к груди порезанную руку и посмотрелась в зеркало. Из него недобро хмурилось непоправимо зрелое лицо с бледными поджатыми полосками губ. Наталья вздрогнула. Она и не замечала, что у нее отцовские губы. Отражение нахмурилось и прокусило губу. По подбородку медленно потекла тоненькая струйка.
В супе, как и в жизни, чего-то явно не хватало.
Наталья открыла дверцу навесного шкафа и принялась разглядывать стройный ряд стеклянных баночек со специями. Кориандр? Молотый укроп? Может, орегано? Давно надо было завести домашний Интернет. Без кулинарных сайтов Наталья чувствовала себя не в своей тарелке.
Готовить она так и не научилась. И даже не потому, что отец неизменно морщил нос и говорил, что мама делала по-другому. Наталья не спорила, вместе с мамой исчезла не только хорошая еда, но и что-то неуловимое, что превращает жилище в настоящий дом. Что-то такое, что Наталье не удавалось восстановить, несмотря на все усилия. Она прилежно выполняла домашние обязанности: гладила отцу рубашки, следила за его лекарствами, мыла полы, на Пасху делала генеральную уборку, – но все это не имело по большому счету никакого смысла. Полы и окна пачкались, а отец забывал принимать лекарства, невзирая на электронный браслет-напоминалку. Более того, Наталья подозревала, что отец выключает браслет сразу, как только за ней закрывается дверь.
В больнице отец стал еще более привередливым. Вчера принесла ему парных котлет, наготовила целую миску. Половину рабочего дня потратила, пока подобрала рецепт. Кулинарных сайтов развелось, помрешь, пока разберешься, что к чему. На картинках все выглядело красиво, описания звучали как реклама. Лучшие бабушкины пирожки. Салат как в лучшем ресторане. Только кому это в радость? Притащилась с миской котлет в больницу, соус заваривала с крахмалом и травками, а отец даже пробовать не стал. Так и продолжил сидеть на кровати, прямой, словно кол проглотил, на глазах повязка, один нос торчит, острый, вот-вот уколет. И тихо так, еле расслышала, пришлось ухо к его поджатым губам поднести:
– Больным нужен куриный суп.
Так разозлилась, что была готова шмякнуть с размаху миской об пол и чтоб соус по всем углам!
Наталья с силой захлопнула дверцу шкафа. Ну и правильно, что мало соли и без специй! Перед операцией отцу сделали все анализы, там и выяснилось, что у него застарелый простатит. Врач сказал, что острое и соленое ему противопоказано, особенно в период обострения! Сейчас простатит не особенно отца беспокоит, да и не признается он никогда. Будет охать и падать на диван, а на все вопросы отмалчиваться с героической мукой на лице. Насколько было бы проще, если бы отец прямо сказал, что именно его беспокоит и как она может ему помочь. А так ходишь, а в душе огромной жабой квакает нестерпимое чувство вины, за то что ты – здорова, у тебя ничего не болит, и самое главное, что ты только делаешь вид, что тебе не все равно. Сколько раз ей хотелось встряхнуть отца за плечи и заорать:
– Мне НЕ все равно! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу тебе помочь.
Один раз она сорвалась.
Отец как лежал, уткнувшись лицом в спинку дивана, так и остался лежать.
Заговорил в тот самый момент, когда волна раскаяния подошла катастрофически близко, но еще не накрыла Наталью с головой.
– Я тебя прощаю, – сказал он, – ты – молодая, ты хочешь жить. Я понимаю, что такой отец, как я, только в тягость.
Наталья открыла рот, чтобы возразить, но слова потерялись по дороге. Завязли в душном, жарком чувстве вины. Она сцепила в замок мокрые, потные руки и с силой выбросила их вперед. Сухо и дробно, как военные барабаны, затрещали костяшки пальцев.
Отец занимал так называемую двухместную палату. Крохотная комнатушка без окна и с двумя кроватями, одна из которых сейчас пустовала. Отец без конца жаловался на духоту, но держать дверь открытой в коридор не давал – мешали больничные шумы. Вот и сейчас было слышно, как в соседней палате мерно, будто выполняя работу, стонет больной. В палате наискосок громко переговаривались две медсестры, ловко орудуя над чьим-то распростертым на койке телом.
Ложка упала в суп, подняв фонтан брызг. Под заросшие щетиной щеки отца прокралась обиженная гримаса.
– Я помогу. – Наталья промокнула больничный поднос бумажной салфеткой.
– Ни на что я больше не годен, – жалобно сказал отец, поворачивая голову на звук голоса.
Рука потянулась к повязке на глазах.
– Скоро снимут, – сказала Наталья, набирая ложку безнадежно остывшего супа.
Отец покачал головой и открыл рот. Под дряблой кожей на шее скакнул острый кадык.
– Соли не хватает, – сказал он, – и перчика бы не помешало.
– Врач сказал, что острого лучше избегать.
– Жить вообще вредно, – возразил отец.
Он перестал есть и сгорбился на кровати, утонув в проваливающейся сетке.
– Налить тебе чая? Я заварила зеленый, как ты любишь. В термосе.
Отец молча покачал головой. В углах рта образовались глубокие скорбные складки.
– Может, утку?
Отец тяжело вздохнул и утонул еще глубже.
– Деньги за операцию дерут сумасшедшие, а кровати нормальные не поставят! – сказала Наталья.
Бинты закрывали отцу не только глаза, но и всю верхнюю часть лица, так что о том, что он нахмурился, она догадалась только по тону голоса.
– Было бы неплохо, если бы ты была чуточку великодушнее, – сказал он, – и не напоминала мне, в какие расходы я тебя ввожу. Когда ты еще найдешь себе новую работу.
– Папа! – запротестовала она. Отец поднял вверх сухую руку.
Наталья вздохнула.
– Возможно, я неправильно, не так, как нужно, прожил свою жизнь, – сказал отец.
Наталье показалось, что заговорил пень срубленного дерева, так глухо и безнадежно прозвучал его голос.
Сдавленно скрипнул под Натальей стул, где-то забарабанил, отбивая сигнал тревоги, сумасшедший маленький барабанщик. Наталья посмотрела вниз и с удивлением обнаружила, что стучит она. Бился об ножку стула каблук новенького финского сапога.
– Папа, – сказала она и замолчала, не зная, что сказать.
Отец сидел понурившись. Под мертвенным больничным светом сквозь поредевшие волосы беспомощно просвечивала макушка.