Книга Амальгама счастья - Олег Рой

Она горько усмехнулась: сотрудничать – вот как, оказывается, это теперь называется!.. Ну что ж – пусть ждет. Даша не позвонит ему, что бы ни случилось, не позвонит никогда… И, растерянная, печальная, с болью в груди, она стремительно, как испуганная ласточка, выпорхнула из дома.

До отеля она добралась быстро. Заполненная людьми, шумная и праздничная Тверская, припорошенный свежим кокетливым снежком Столешников, Петровка, которая в уже наступивших сумерках умело прикидывала на себя почти европейский наряд, – все эти давно знакомые, любимые московские места теперь почему-то показались девушке чужими, словно и город вступил в заговор против нее, пытаясь выбить у Даши почву из-под ног и вместе с людьми сделать ее тем, кем она никогда не была: беззастенчивой авантюристкой, корыстной искательницей приключений, Ивашкой, не помнящим родства… Швейцар у входа в «Аврору», помогая ей пройти сквозь вращающиеся двери, бросил на девушку незаметно изучающий взгляд и, тут же определив опытным глазом ее социальный статус и возможную цель прихода, вежливо испарился.

Даше не раз приходилось бывать здесь – то с друзьями на великолепных воскресных бранчах, которыми славился отель, то на деловых встречах по корпоративной надобности, то еще по каким-то случайным делам – но никогда еще она не переступала этого порога так нехотя, с таким внутренним протестом и душевным дискомфортом. Маленький бар на первом этаже оказался этим субботним вечером буквально переполнен людьми, что в «Авроре», наверное, случалось не так уж часто, однако и в плотной, сдержанно гудящей полутьме ей мгновенно бросился в глаза чуть обособленный столик в самой глубине зала, за которым удобно расположился только один человек. Небрежная поза, зажженная сигарета в худых нервных пальцах, дорогой кожаный блокнот на столе рядом с высоким бокалом, в котором поблескивало спиртное явно немалого градуса, общее впечатление лоска, породы и какой-то чуть высокомерной грации – нет, что ни говорите, а Сергей Петрович Плотников умел производить впечатление, и спутать его с кем-либо другим даже в полутьме Даше было попросту невозможно.

Девушка на мгновение задержалась у входа в бар, плотно зажмурила глаза, чтобы собраться с духом и с мыслями, предательски разбегающимися по закоулкам сознания, сжала маленькие кулачки так, что ногти больно впились ей в ладони, и, встряхнувшись, утопив в глазах закипающие слезы и гордо подняв голову, спокойно, с достоинством подошла к дядиному столику.

– Ну, здравствуй, Дарья. – Сергей Петрович, скользнув по ней неприязненным взглядом, залпом допил то, что еще оставалось в его бокале, и бесшумно поставил его на место. – Не думал я, что придется когда-нибудь нам с тобой так встретиться…

Все слова и фразы, заготовленные Дашей по дороге сюда, растворились в ее памяти, исчезли, растаяли… И она, желая только одного: положить конец этому кошмарному недоразумению, объяснить свою непричастность к нечистоплотным играм Игоря, заторопилась, сбросила с себя настороженность и на секунду потянулась к сидевшему напротив человеку всем своим существом – потянулась в фигуральном и в прямом смысле, импульсивно положив свою руку на дядину ладонь:

– Сергей Петрович, послушайте меня, прошу вас!..

Однако договорить ей не удалось. Давно знакомый, почти близкий, некогда ласковый и приветливый человек с гадливостью выдернул свою руку из Дашиной, будто бы она была грязной, нелепой нищенкой, осмелившейся прикоснуться к нему где-нибудь в подземном переходе. Уже не просто суховатым, а ледяным, словно утыканным колючими иголками голосом он произнес:

– Нет уж, голубушка, это ты меня послушай, пожалуйста. Мне все теперь известно. Не знаю, да и не хочу знать, как тебе с твоим любовником удалось обвести вокруг пальца мою мать, что вы там ей наплели и каким образом заставили оформить на тебя управление Фондом… Она всегда была у нас с капризами, но теперь это уже неважно. Самое важное для меня – сберечь состояние семьи и оградить этот Фонд, любимое детище родителей, от шантажистов и растратчиков – да, сберечь и оградить! И если понадобится, я сделаю это даже против воли Веры Николаевны. Да нет, что я говорю – против воли! Если бы она только знала, каких козлов запускает в свой швейцарский огород, – да разве она поступила бы так!..

Его длинные пальцы застучали по столику, выбивая замысловатую дробь, и Даша вздрогнула. Во время его витиеватой речи она сидела опустив глаза и подавленно молчала – какой смысл спорить и объясняться, если дядя, кажется, для себя уже все решил, а приговор вынесен и обжалованию не подлежит? Зачем настаивать на собственной невиновности, когда Сергею Петровичу, видимо, просто выгодно, чтобы Даша оказалась низкой, подлой, корыстной обманщицей?.. Но раз уж в воздухе повисла пауза – она ею воспользуется. Просто потому, что нельзя же дать четвертовать себя, даже не пытаясь кричать и сопротивляться.

Она быстро набрала воздух в легкие и заговорила:

– Я ничего не знала о намерениях бабушки вплоть до самой ее смерти – это раз. Я до сих пор не видела ее распоряжений полностью: у меня украли письмо, в котором она рассказывала мне о Фонде и которое я даже не прочитала, – это два. Человек, который звонил вам, не имеет больше ко мне никакого отношения, и я даже не знаю, чего он хотел от вас, – это три… Да господи же, Сергей Петрович, ну вы же знаете меня так давно – неужели такой малости, обычной клеветы, вам хватило, чтобы вы записали меня в авторы всей этой гнусной истории?! Ну, пусть вы недолюбливаете меня и, может быть, никогда не относились ко мне хорошо – но чтоб такое!.. – И она умоляюще взглянула на Плотникова.

Однако этот короткий взгляд подсказал Даше больше, чем могли бы сказать долгие часы объяснений. Выражение лица у дяди было таково, что холод безнадежности разлился у нее в груди: все уговоры, все мольбы явно были бессмысленны, а Даша была не настолько глупа, чтобы скрывать это от себя. Легкий вкус презрения к самой себе тронул ее губы – зачем унижаться перед этими людьми, зачем мечтать о несбыточном? Разве не знала она уже слишком хорошо, что ей нет ни места, ни счастья, ни надежды на этой земле; разве не ведала она, куда на самом деле ей нужно идти и к чему стремиться?.. И, осознав, что впервые эта мысль встала перед ней во весь рост, во всей своей полноте и яркости, что впервые этот выход показался ей единственно возможным и верным, Даша испуганно отвела глаза в сторону от собеседника, точно боясь выдать ему свои тайные желания.

Между тем Сергей Петрович, ничуть не заметив ее смятения, брезгливо поморщился в ответ на Дашину тираду, вновь закурил и бросил ей – пренебрежительно и тихо:

– Только не надо считать себя умнее других, дорогая моя. Все эти сказки – «не знала, не читала, не имеет ко мне отношения» – ты, пожалуйста, рассказывай кому-нибудь другому. Впрочем, может быть, я не прав, и вы действительно уже умудрились поссориться, и ты не совсем в курсе последних событий?.. Ну так это обычное дело – шантажисты редко пылают взаимной симпатией, рано или поздно они начинают жалить друг друга, как скорпионы в банке… Так, если хочешь, я тебе расскажу о нашем весьма небезынтересном разговоре с этим твоим И. Антоновым – так, кажется, его величают в ваших современных газетенках?