Книга Моя навсегда - Татьяна Веденская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да? А вдруг глухая? – не унималась я. – Вдруг тебе послышалось? Вдруг он меня поздравлял с тем, какую я щуку на рыбалке поймала? Да, поздравил меня с уловом!
– Нет, ты скажи, это правда? Ты выходишь замуж? Он сделал тебе предложение? И как это было?
– Мне сделали предложение, пока мы путешествовали по Италии.
– Как потрясающе, как романтично. Прямо как в сказке! Ты плакала? – спросила она, и я вдруг вспомнила, что действительно плакала, прижатая сильными руками к полу, проваливалась в вакуум нелюбви и одиночества, когда обнаружила, что не могу дышать без него – будущего мужа.
– Да-да, именно как в сказке, – подтвердила я.
– И где же кольцо? Блин, ты выходишь за своего крутого хирурга! Это ж просто dream come true[2], – затрещала Женька. – Машина, квартира, полный пакет. И сам красив и даже не стар – если не придираться. Слушай, ты что, беременна? И когда свадьба?
– А тебе чего? – обозлилась я.
Женька сощурилась и замолчала. Кажется, до нее дошло, что я не рассказала ей о свадьбе не по ошибке, не по забывчивости или от излишней скромности. Я не рассказала – значит, не захотела.
– Такая ты, значит, подруга.
– А какая еще? У меня же все за деньги и квартиры. А у тебя какая квартира? – фыркнула я.
– Хочешь сказать, что это – любовь? – ответила она с тем же скепсисом.
Я махнула рукой.
– Ничего я не хочу сказать!
Цепная реакция была похожа на пандемию. Узнала Женька – узнал весь университет. Мои однокурсницы завидовали, как и положено завидовать молодым женщинам, для которых замужество само по себе является и целью, и средством, и ответом на все молитвы. Выйти замуж – не может быть ошибкой, а даже если и так – всегда же можно развестись. Главное – белое платье, пригоршни риса, от которых приходится отворачиваться, чтобы уберечь глаза, и фотографии, море фотографий, а еще лучше – видео, чтобы потом внукам показывать.
Узнал один коллега Дмитрия – узнал весь кардиоцентр. И вот я ужинаю с близкими друзьями Дмитрия – официальное знакомство в качестве официальной будущей жены. Друзья и коллеги Дмитрия поздравляют нас, и кивают, и улыбаются, и подают мне руки, и приглашают к себе в гости на барбекю, прикидывая по размеру живота, на каком я месяце. Из чистой вредности я в такие моменты принималась поглаживать живот и спрашивать, нет ли соленых огурцов. Дмитрий смеялся и обещал переехать в Луховицы, а его друзья извинялись и, кажется, злились от того, что я поставила их в эту неловкую ситуацию. Не огурцами – а самим моим существованием. Ведь теперь со мной уже нужно было считаться, теперь уже было ясно, что я не исчезну в один миг, как утренняя дымка над рекой. Я пришла, чтобы остаться.
Забавно, что почти никто не верил в эту самую любовь. Мои подруги не верили, что я люблю будущего мужа, его друзья сомневались в его любви. То я не дотягивала до него, то он – до меня. Нам не верили, мы не настаивали. Людям сложнее всего поверить в правду. В квартиру и машину поверить куда легче.
Кольцо Дмитрий купил еще тогда в Риме – большое, из белого золота, с какой-то удивительно красивой комбинацией большого бриллианта и нескольких мелких. Кольцо было потрясающим, но я его не носила – сама не знаю точно почему. Оно лежало на полочке в кабинете – в большой бархатной коробочке, на темно-синей подкладке из шелка.
– Почему ты не носишь его? – злился Дмитрий. – Могла бы на ужин надеть.
– Я боюсь его потерять, – отвечала я.
Но он мне не верил – и правильно делал. Реальная причина не имела ничего общего ни с ценой кольца, ни с моей скромностью, ни со страхом потерять кольцо.
– Другая бы на твоем месте носила бы его, не снимая. В университете все твои девочки вообще сдохли бы от зависти! – убеждал меня он, и я кивала и смеялась.
– Если бы все девочки сдохли, остались бы одни мальчики – тебе бы это вряд ли понравилось, да?
– Ты просто хочешь меня позлить, – процедил он. – Так ты добьешься только того, что я перепродам это кольцо и отдам деньги на благотворительность.
– Отличный план, мне нравится. К тому же, – заявляла я, – тогда ты будешь точно знать, что я выхожу за тебя замуж не из-за денег.
– Какая глупость! Разве ты не понимаешь, что я хочу, чтобы ты носила драгоценности, чтобы одевалась соответственно – дорого и со вкусом, чтобы повзрослела, наконец, – сказал он тогда, и в голосе, в недовольном выражении лица что-то проскользнуло новое.
– Тогда это буду уже не я, – ответила я бы ему, но его скулы были напряжены и весь он был натянутая пружина заряженного пистолета, дотронься – выстрелит.
Я промолчала, истинная благоразумная, мудрая женщина.
В конце сентября мы поехали в Ярославль. Я оттягивала этот момент, как только могла. Знакомство с родителями – всегда как изгнание из рая. После этого ты уже не будешь любимой женщиной, а станешь снохой – ужасное слово, от которого так и тянет холодом, мраком и «Грозой» Островского.
Впрочем, родители Дмитрия оказались вполне приятными людьми. Его отец – высокий и прямой, как палка, худощавый старик пожал мне руку и подслеповато сощурился, пытаясь меня получше рассмотреть. Мать была приятно полновата и беспокоилась, что пирог остынет. Оба родителя натужно улыбались, демонстрируя неестественно идеальные белые вставные зубы. Старики были ухоженные и смотрели на Дмитрия с обожанием и гордостью. На меня – с плохо скрываемым неудобством, уж слишком молодая оказалась молода.
Меня кормили, поили чаем, спрашивали о свадьбе, о планах на медовый месяц, даже об учебе и об оценках в университете – это я выдержала с честью. Но когда у меня вдруг поинтересовались, нравится ли мне мое огромное кольцо на пальце, я запаниковала, покраснела и захотела сбежать. Дмитрий перехватил мой взгляд – и я осталась сидеть как пришитая.
Вся эта история со свадьбой стала для меня сплошным кошмаром. Но нашелся человек, которого эта новость сделала совершенно, безоглядно и безусловно счастливой. Этот человек – моя мама. Ей было все равно, сколько моему избраннику лет. То, что ему было за сорок, казалось, даже лучше – надежнее намерения, крепче чувства, дороже квартира.
– Какой приятный мужчина! – шипела мама мне на ухо, когда официальная церемония знакомства была совершена до последнего «па». – Выглядит на тридцать, не больше.
– Ага, конечно, – качала головой я.
– Ты не беременна, случайно? – спросила мама.
В ее голосе, к собственному удивлению, я услышала надежду. Так выглядело для нее счастье. Замужем, с ребенком, в отдельной квартире в Москве, с бриллиантом на пальце. Остальное не имело значения. На мне собирались жениться. Умница-дочка. Это ли не мечта!
Гора свистящих раков
Листья были мокрыми и желтыми, ветер отдирал их от ветвей и нес дальше, раскладывал по укромным углам. Темная лента Москвы-реки ловила и несла их, как кораблики. Ветер был сильный, промозглый и продувал насквозь блузку и темно-серый тренч, но я все равно не шла домой. В ушах звенел гипнотизирующий ритм музыки барабана ханг, двух барабанов ханг, если быть точной. Они играли в разных тональностях, производя шум, погружающий в нирвану. Моя нирвана была темной, как и небо. Облокотившись на перила, я следила за листьями в реке. Осень – время обострений, не так ли? Гении пишут стихи, сумасшедшие сходят с ума. Каждый сходит с ума по-своему. Любовь – то же помешательство, если рассматривать ее с медицинской точки зрения.