Книга В субботу вечером, в воскресенье утром - Алан Силлитоу

— Даже вечером времени не было? — спросила Бренда, все еще не вполне убежденная его речами, несмотря на серьезный вид, с каким они были произнесены.

— Вечером? — оскорбился он. — Эти ублюдки заставляли нас до десяти драить полы в казарме или чистить оружие. Да мы света белого не видели с самого начала, как только приехали в лагерь, и до самого конца. Я лично ни разу выпить не отлучился, ноги не держали. А еще вахты чуть не каждую ночь. Говорю тебе, это были худшие две недели в моей жизни.

В конце концов она ему поверила, но вот вопрос: почему же он в самом деле не нацарапал ей письмецо? И правда, как выяснилось, состояла в том, что попросту забыл. Верно, вспоминал ее время от времени, но написать в голову не пришло. К тому же, спросил он себя, разве это не было бы опасно? Что, если бы письмо попало в руки Джеку и он бы его прочитал? Джек — малый неплохой, но себе на уме, его трудно понять, он из тех, у кого в любой момент может сорвать резьбу, особенно если вдруг узнает, что ты проделывал у него за спиной в течение долгого времени. И тогда жди беды. А еще писание писем слишком похоже на тяжелую работу.

С Брендой он многого не добился. Правда, Винни была более податлива. Тем не менее в девять вечера он удивил их обеих, заявив, что идет домой отсыпаться после тяжелых армейских будней.

— Рано еще, — сказала Бренда, но, похоже, не имела ничего против его ухода.

— А о нас можешь не беспокоиться, — весело засмеялась Винни с выражением, не обещающим ничего хорошего ее мужу. — Мы уж как-нибудь о себе позаботимся.

За ним закрылись двери. Он быстро зашагал вверх по улице, пробился сквозь группу солдат к главной улице с ее фонарями и оживленным движением, все больше удаляясь от двух упрямиц, не проявивших к нему ни малейшего интереса. Продолжая свой внутренний монолог, он выругал их про себя грязно и изощренно: вышли, понимаешь в «Мэтч» на вечернюю охоту, а тут, откуда ни возьмись, появляется он и подсаживается к их столику. Настоящий удар. Пьют его портер, и не хватает мозгов, чтобы прямо сказать: тебя здесь не ждут. Не то чтобы ему было жалко их угостить. Этого можно было ожидать, таковы уж ноттингемские женщины: у них хватает наглости, и тупости, и самоуверенности, чтобы пить твой эль, и неважно, нравится им твоя компания или нет. Шлюхи, все они шлюхи. Все, с меня хватит. Больше они от меня ничего не получат. Не стоила Бренда тех хлопот, которые он поимел ради нее. Скорее всего, с удовольствием посмотрела ему в спину, когда он выходил, и все эти две недели только и делала, что поливала его грязью, не говоря уж о бедном старине Джеке. Не портером надираться ей надо бы у «Мэтча», а дома сидеть, за детьми присматривать, за этими бедными крошками. Если я когда-нибудь женюсь, думал он, и жена начнет гулять, вроде Бренды и Винии, такую взбучку получит, что навек запомнит. Убью. Моя жена будет растить детей, моих детей, и держать дом в образцовом порядке. И если поведет себя хорошо, я, может быть, позволю ей время от времени ходить в кино, а по субботам возьму с собой выпить кружку пива. Но если узнаю, что она за моей спиной шашни строит, отошлю к матери, а перед тем синяков понаставлю, она и заметить не успеет. Это уж как пить дать.

Он направлялся в сторону Слэб-сквер, всей кожей жаждая шума общественного места, растворения в фонтанах эля и смеха. Главная улица была ярко освещена фонарями, они тайно подмигивали прохожим, словно готовые мгновенно выключиться и погрузить весь окружающий мир во тьму, стоит только появиться какому-нибудь бдительному члену Общества соблюдения Дня Господня[13]. В таком случае, мрачно подумал он, лучше уж понедельник, чем воскресенье, хотя это и первый день тяжелой рабочей недели. Многочисленные пабы подавали признаки жизни, но в них явно не хватало страсти, необходимой для того, чтобы избавиться от тяжелых мыслей о проклятых бабах, пытающихся затащить его в пучину беспробудной пьянки.

У дверей церкви Святой Марии толпилась группа людей. Внутри все еще горел свет, невдалеке был припаркован «даймлер», своим видом напоминающий призового спаниэля, привязанного к бордюру. Артур пробился сквозь толпу, рассчитывая, что уж в «Хорс-энд-Грум» в воскресный вечер будет достаточно шумно. Здесь нередко собирались ирландские чернорабочие, чтобы спустить остатки жалованья перед тем, как наутро явиться к десятнику за новым нарядом. Когда-то в их бригаде работал двоюродный брат Артура, и он рассказывал, что обычно по выходным всегда находится пара бузотеров, готовых сразиться где-нибудь на ближайшей поляне на все, что есть у каждого в кошельке, при том условии, что победитель заплатит фунт за ночевку проигравшего в общежитии. Бесчувственные дуболомы, думал Артур, прокладывая себе путь к выбранному месту, и не успел он еще заказать у стойки первую пинту, как его окутало парами пива.

— Тихо нынче сегодня, — сказал он барменше, нацедившей ему кружку эля.

— Да. — Она сплела пальцы и улыбнулась одними губами. — Зато в прошлую субботу здесь был большой шум. Они, — речь шла все о тех же чернорабочих, — затеяли драку, появилась полиция и вышвырнула всех на улицу. Не слышал? У нас чуть не отняли лицензию.

Артур объяснил причину своего отсутствия.

— Да, эти мики[14] — та еще публика, — согласился он.

— Посмотрел бы ты на них, — продолжала она не без некоторой гордости, — дерутся, как львы. А по воскресеньям, говорят, ходят в церковь, потому что они католики. Вот этого я понять не могу, право слово, не могу.

— Ну, такие уж у них привычки, — заметил Артур, — а у меня другие. Я в жизни в церкви не был. Меня даже не крестили.

— Ничего, — сказала она, — как женишься, так пойдешь, это я могу тебе обещать.

— Только не я, — засмеялся он, подталкивая к ней опустевшую кружку. — Прежде всего, я не собираюсь жениться, но даже если женюсь, пойду не в церковь, а в мэрию.

— Посмотрим, что скажет на это твоя невеста. Никогда не угадаешь, что у нее на уме.

— Ну, в таком случае я на ней не женюсь. У меня есть тетка, очень религиозная женщина, так совсем доходит сейчас. Ее мальчишку сбила машина, когда ему было десять лет, и с тех пор она стала совсем другой. Мало того, еще и пьет вусмерть. Целыми днями тянет портер бутылка за бутылкой. Так что никогда я не женюсь на девчонке, которая верит в Бога.

— Влюбишься — женишься, — сказала она.

— Только не я. Еще одну, цыпленок, на этот раз гиннеса.

Занято было всего несколько столиков, и ничего интересного вроде не происходило. Впрочем, за одним, у дальней стены, царило некоторое оживление. Из четырех сидящих там людей Артур выделил девушку, держащую в ладонях кружку с имбирным пивом. Ее каштановые волосы красиво сходились на затылке в овал, из-под воротника пальто выбивался ромбик шелкового шарфа, и если судить по тому, что Артур мог разглядеть со своего места, колец на пальцах не было, а из косметики она пользовалась только губной помадой, и лицо ее казалось таким бледным, словно во время месячных. Она из такой же среды, что и он, решил Артур, потому что хотя говорила девушка немного, нет-нет да слово вставляла. «Да не так это, мамаша», — произносила она довольно громко, потом снова умолкала, давая матери поговорить с молодым человеком и еще одной женщиной. Эти последние, заключил Артур, муж и жена, или дочь и зять, хотя, может, сын и сноха. А девушка — точно дочь, по лицу видно. Здорово, думал он, когда есть на пальце кольцо, нет кольца, а всегда можешь отличить замужнюю от одинокой. Это вопрос интуиции. Смотришь на женщину и сразу говоришь себе: «замужем», или «не замужем», и в девяти случаях из десяти оказываешься прав. Было у него еще одно наблюдение касательно молодых женщин — хотя тут случались и проколы: даже если они были одеты в просторное пальто, по лицу можно было определить размер и форму груди. Если у женщины тонкие губы и лицо как морда у борзой, если она любит поговорить, то, значит, грудь у нее плоская, как тарелка для овсяной каши, или маленькая, меньше гусиного яйца, а у щекастой хохотушки с пухлыми губами всегда есть за что подержаться. В этом смысле труднее всего с теми женщинами, о которых говорят «в тихом омуте черти водятся»: чаще всего у них все на месте, но если вдруг нет, то все недостатки они компенсируют в постели. Что касается девушки, которая привлекла его внимание, поворачиваясь что-то сказать матери, то она скорее подпадает под последнюю категорию. Ему принесли заказанную кружку гиннеса.