Книга Пифагор - Игорь Суриков

Каковы же причины его отъезда? Неужели философ просто не желал терпеть тиранию, как пишут античные авторы? Это звучит как-то слишком обще, неопределенно. Да и стало ли на Самосе хуже жить после того, как Поликрат пришел к власти? Непохоже. Время его правления, напомним, было высшим пиком в истории острова. Другим эллинским государствам Поликрат действительно чинил немало зла, но своему-то городу только благодетельствовал.

Тут нужно учитывать вот какое обстоятельство. Греческие тираны архаической эпохи являлись — все без исключения — выходцами из высшей аристократии. Однако, захватив власть, они начинали проводить ярко выраженную антиаристократическую политику[107].

Чем объяснить этот парадокс? Безусловно, не тем, что тираны были некими «борцами за народное дело», — хотя было время, когда и так считали в науке об античности. Нет, просто они воспринимали остальных представителей знати как конкурентов — потому и боролись с ними.

Тирания в том или ином полисе обычно устанавливалась так. Соперничают друг с другом за власть, престиж, влияние несколько самых видных аристократических лидеров. И вот один из них одерживает верх над остальными, становится единоличным правителем. Ясно, что прежние противники продолжают представлять для него опасность: они всё так же ему враждебны, каждый из них считает, что сам он ничем не хуже и не менее достоин стать тираном. Поэтому тот, кому это все-таки удалось, должен хотя бы ради собственной безопасности избавляться от остальных[108].

Не удивительно, что тираны прибегали к весьма жестким мерам по отношению к прочей знати. Мы видели, как поступил тот же Поликрат даже со своими родными братьями. Ясно, что он (или любой другой на его месте) еще меньше стал бы церемониться с остальными аристократами. Их, случалось, истребляли целыми семьями либо изгоняли из полиса. Или же они бежали сами, чтобы спастись от худшего.

Похоже, именно в таком контексте уместно трактовать и отбытие Пифагора с Самоса. Ведь он, как мы знаем, безусловно принадлежал к знати. Ему точно так же могла угрожать казнь. Правда, казалось бы, с чего Поликрату было его опасаться и прибегать к каким-то репрессиям против него? Ведь Пифагор был философом, ученым, — кем угодно, но только не политиком.

Это так, но он являлся человеком очень известным — как на Самосе, так и за его пределами. И этим уже многое сказано. Тиран мог воспринимать его как угрозу своей власти именно из-за окружавших Пифагора славы и популярности. Приведем в качестве параллели хотя бы такой пример. Несколькими годами раньше афинский тиран Писистрат изгнал из своего города выдающегося спортсмена Кимона, одержавшего победу на Олимпийских играх в состязаниях колесниц. Кимон политикой совсем не занимался, более того, был простодушен до глуповатости. И всё же Писистрат посчитал, что такой человек не должен оставаться в Афинах. Уже то, что он был знаменит (и притом знатен), превращало его — даже против его воли — в конкурента правителя.

Что же касается Пифагора, то считать его каким-то аполитичным затворником, всецело погруженным в глубины своей премудрости, было бы неправомерно. Позже, в Италии, он проявлял самый активный интерес к делам государственным. Туда, в Италию, мы теперь вслед за ним и отправимся.

На запад, к вершине славы

И вот Пифагор стоит на палубе торгового судна (пассажирских кораблей как таковых тогда еще не было), которое, разрезая носом волны, устремляется далеко-далеко: с крайнего востока греческого мира на его крайний запад, минуя саму Элладу. Ему предстоит пересечь Эгейское и Ионическое моря.

Как проходило это главное в его жизни путешествие — мы, конечно, в точности сказать не можем: свидетельств не сохранилось. Однако всё же можно констатировать некоторые вещи, которые представляются несомненными.

Ясно, что на запад философ отправился морским путем. Для греков — народа мореплавателей — двигаться по воде всегда было предпочтительнее, чем по суше. Море не разделяло, а соединяло эллинов. Маршруты по нему были и короче, и легче, и безопаснее. В подавляющем большинстве регионов не существовало сколько-нибудь удобных сухопутных дорог. Уже много позже об этом позаботились римляне, покрывшие просторы многочисленных областей Средиземноморья сетью своих великолепных дорог, которые, согласно пословице, все вели в Рим.

Удивляться этому не приходится: «потомки Ромула» были народом, прочно стоявшим на земле, а к неверной водной стихии относившимся с известным подозрением. У греков же — всё наоборот: даже короткие расстояния они значительно чаще пересекали на кораблях. Да и то сказать: преодолевать их по суше — это означало постоянно форсировать горные хребты (таков уж рельеф Греции), проходить через территории различных полисов, нередко находившихся в недружественных отношениях между собой… А уж чтобы попасть сушей из Ионии в Южную Италию, пришлось бы сделать просто колоссальный «крюк» — достаточно взглянуть на карту, чтобы в этом убедиться.

Итак, на новое место жительства Пифагор именно плыл. Путь в любом случае был очень неблизким (вполне возможно, что в его ходе нашему герою несколько раз пришлось сменить судно), а существовал он в двух вариантах. Во-первых, двигаясь на запад, можно было обогнуть материковую Грецию (Балканский полуостров) с юга. Но этот маршрут мореходы недолюбливали. Крайние южные оконечности Пелопоннеса — несколько сильно выдающихся в море мысов — пользовались недоброй славой чрезвычайно опасных мест: там постоянно происходили кораблекрушения.

Поэтому чаще поступали иначе: переправившись через Эгейское море в его центральной части, особенно густо усыпанной островами, входили в Саронический залив и причаливали в гавани Коринфа. Этот город занимал уникальное географическое положение. Он располагался на узком (около пяти километров) перешейке Истм, связывавшем Пелопоннес с остальной Грецией.

В результате Коринф был портом двух морей: его восточная гавань выходила на Саронический залив Эгейского моря, а западная — на Коринфский залив Ионического моря. За несколько десятилетий до тех событий, о которых мы сейчас рассказываем, коринфский тиран Периандр даже возымел идею прорыть через Истм канал. Это ему оказалось не под силу, но он все-таки соорудил в самом узком месте перешейка диолк — специально оборудованный волок в виде желоба с устройствами, облегчавшими перетаскивание судов. И отныне капитаны, которым нужно было попасть из Эгеиды на запад (или наоборот), по большей части пользовались им.

Более вероятно, что именно таким и был маршрут Пифагора. Его корабль, прибыв в Коринф, был переведен через Истм по диолку, или же философ перешел тут на другое судно. Далее путь лежал по узкому и длинному Коринфскому заливу, над которым с обеих сторон нависали горы… И вот впереди распахнулся простор Ионического моря.