Книга Северный гамбит - Влад Савин

Никто не ожидал и от Советов такой иезуитской игры. Деятельность так называемой "Люблинской администрации" была приостановлена, вся гражданская власть на местах перешла к так называемым "народным комитетам", где формальное большинство принадлежало АК. Одновременно в русских газетах последовали громкие обвинения "фашистским карателям в Белоруссии", и это не вызвало ни у кого удивления, все знали, что крови своих мирных граждан СССР не прощает — вот только так исторически сложилось, что подавляющее большинство членов АК, но не АК(П) участвовали в мероприятиях по умиротворению бунтующего населения на "крессах всходних", их арестовывали, увозили "на суд", и больше их никто живыми не видел! Причем АК(П) даже формально не протестовало против такого беззакония и произвола русских на территории суверенного независимого государства, хотя старательно изображало самостоятельность, иногда громко споря с русскими по какому-то мелкому вопросу, чтобы до времени не показывать свою сущность, русской марионетки! Одновременно "народные комитеты" демонстрировали свою "аполитичность" к людовцам, не гнушаясь включать в свой состав представителей этой партии "за деловые качества". Теперь ясно, что это был зондаж, чтобы толпа привыкла видеть людей из АЛ и АК(П) рядом, работающих вместе — но все же, громом среди ясного неба для всех нас был свершившийся факт об объединении АК(П) и АЛ в так называемую Польскую Объединенную рабочую партию! Причем СССР, признавший АК(П) с самого начала, законной властью Польши, формально был в стороне!

О степени же "независимости" новой власти от советского влияния говорит тот факт, что в состав Краковского народного правительства, сменившего Верховный Народный Комитет, вошло больше половины тех, кто ранее заседал в Люблине. И конечно же, это "правительство" не смело вести речь о возврате отторгнутых в 1939 году польских земель, как и о выводе со своей территории русских войск, или хотя бы о передаче так называемого Войска Польского под свою власть из-под команды русских генералов.

Как и в 1939, русские нанесли подлый удар в спину сражающейся Польше. В то время, как земли западнее Вислы были буквально обескровлены немецким террором, и можно было проехать сотню километров, не встретив ни одной живой души, на востоке русские арестовывали и убивали последних борцов за польскую независимость, травили их по лесам как волков, задействовав в этом бывших бандитов Ковпака и Сабурова, их головорезы, хорошо обученные партизанской тактике, были страшным противником для малочисленных и хуже вооруженных бойцов АК (в период после образования ПОРП, мы больше не называем высоким именем Армии Крайовой, предателей и русских марионеток, а лишь истинных патриотов Польши). Еще более подлым было то, что русским удалось восстановить против АК большую часть мужичья, подкупив их разграблением чужой собственности. В период оккупации очень многие землевладельцы, чтобы сохранить свои имения, шли на сотрудничество с немцами, в той или иной форме — теперь же их земли подлежали конфискации как собственность фашистских пособников. Эти земли были розданы крестьянам, причем с активной агитацией, что если вернутся паны, все отберут назад — отчего очень часто мужичье поддерживало ПОРП, выдавая русским карателям скрывающихся в лесах партизан АК.

Несчастная Польша, терзаемая с двух сторон, русскими и германцами! Преданная западом, в который она верила — и который счел ее не больше чем разменной монетой в политической игре! И что самое худшее, преданная собственным народом! Отчего сегодня Варшава, Краков не поднимутся против русского владычества — неужели им сытость и покой дороже свободы? Хотя русские взяли у нас больше, чем свободу — русские отняли у нас душу.

Дали зрелищ и хлеба, Взяли Вислу и Татры, Землю, море и небо, Всё, мол, наше, а так ли?!

Дня осеннего пряжа С вещим зовом кукушки Ваша? Врете, не ваша! Это осень Костюшки!

Небо в пепле и саже От фабричного дыма Ваше? Врете, не ваше! Это небо Тувима!

Сосны — гордые стражи Там, над Балтикой пенной, Ваши? Врете, не ваши! Это сосны Шопена! (Галич)

Несчастная Польша! Сможешь ли ты когда-нибудь проснуться и восстать? Подняться с колен и стать Державой? Вспомнив, что когда-то земли "от можа до можа" и в самом деле были твоими?

Я молю бога, не надо мне места в раю! Но позволь, господь, дожить до того дня, когда русские войска уберутся с польской земли. Когда русские признают свою вину в сговоре с Гитлером в 1939, следствием чего был раздел Польши. Когда русский правитель склонит голову перед поляками, покаявшись за Катынь. И когда исконно польские земли вернутся под нашу власть — Вильно, Минск, Смоленск, Киев, Львов. И Гданьск, Щецин, Вроцлав, Познань, Торунь, Олштын.

Польша из тлена восстанет! Белый Орел взлетит! Ждите, Панове…

Яковлев Н.Н., Крах фашистской агрессии. М.,1994 г. О тотальной мобилизации в Еврорейхе. (альт. ист.)

К лету-осени 1943 года Германия понесла прежде всего на Восточном фронте, огромные потери в живой силе и технике. Стало очевидным, что несостоятельной оказалась не только идея "блицкрига", но основной принцип немецкого военного строительства, "война должна быть закончена теми дивизиями, которые были в начале". Следуя ему, в 1941–1942 Третий Рейх почти не формировал новых частей и соединений, предпочитая накачивать пополнениями существующие, "каждая дивизия, это слаженный механизм". Однако потери под Сталинградом оказались невосполнимы, целые армии и корпуса оказались полностью уничтоженными, вместе со штабами и тылами. В то же время Днепровская битва, как и вся летняя кампания 1943 года, показала ошибочность ставки на войска европейских союзников, стало ясно что собственно германские части на фронте заменить ничем нельзя.

Очень упрощенно новую немецкую доктрину можно выразить словами: "немцы на фронте — рабы в тылу". Подневольный, рабский труд в гитлеровской Германии использовался с самого начала, но именно с осени 1943 года он стал массовым и всеобъемлющим. Если прежде рабы использовались в основном на грубых работах, вроде каменоломен и строительства дорог, батраками в сельском хозяйстве, и в очень ограниченном числе в качестве неквалифицированной рабочей силы на военных заводах, то теперь для каждого промышленного предприятия, работающего для нужд войны, устанавливалась квота "привлеченной рабочей силы", должной заменить немецких рабочих, призываемых в армию. А так как выпуск гражданской продукции во всех странах, входящих в Еврорейх (Германия, Франция, Бельгия, Голландия, Дания, Норвегия, Хорватия) был законодательно ограничен, то практически девяносто процентов фабрик и заводов Рейха, включая все крупные, работали исключительно на войну, "пушки вместо масла". И все эти фабрики обязаны были использовать труд рабов.

Изменился и состав подневольной рабочей силы. Если для начала войны большинство в ней составляли военнопленные, и советские граждане, угнанные с оккупированной территории, то уже с начала 1943 года все большую, и быстро увеличивающуюся долю составили подданные стран Еврорейха, арестованные "за саботаж" и всякие незначительные провинности, вроде нарушения паспортно-пропускного режима, и обязанные теперь работать на казарменном положении, лишь за койку и питание, а также уголовные преступники, причем не только из Еврорейха и стран-союзников, но даже из нейтральных государств, как Швеция и Швейцария — общей чертой этой категории было то, что они, считаясь арестованными, заработной платы не получали совсем. Другой частью "привлеченных", были иностранные рабочие, обманом завербованные в странах-союзниках, как например в Румынии, или в той же Франции (до ее официального вхождения в Еврорейх), к этой же категории "оплачиваемых рабов" следует отнести турецких рабочих, отданных режимом Исмет-паши в фашистское рабство в качестве уплаты за немецкую военную помощь Турции. Положение этой категории фактически не отличалось от арестантов, хотя формально они считались нанятыми рабочими, получающими зарплату — те же тяжелые условия труда, ограничения личной свободы (за "самовольное оставление работы", то есть бегство, полагался концлагерь), плата же шла не в деньгах а в "евро" — так назывались евромарки, условное подобие денег, запрещенных к приему как средство платежа, и лишь должных быть обмененных по номиналу на рейхсмарки "после победы Рейха в войне".