Книга Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина - Елена Поликарпова

Чего же все-таки удалось ему достичь ценою пролитой крови и мучений всей нации?

По словам самого Мао, в заслугу ему можно поставить победу над Чан Кайши и осуществление “культурной революции”. Однако это всего лишь часть ответа, да и смысл его фразы звучит сейчас по-иному. Первая после вековой раздробленности объединила Китай и восстановила его суверенитет; второе обеспечило нации такую прививку идеологического помешательства, которая гарантировала бы иммунитет и многим грядущим поколениям. Трагедия и величие Мао заключались в том, что до последнего часа он оставался в прочном плену своих революционных видений. Если учением о “золотой середине” Конфуций призывал к всеобщей гармонии, то преклонение перед классовой борьбой превратилось для Председателя в клетку, выхода из которой не было ни для него, ни для его народа. Мао освободил страну от пут конфуцианского прошлого, но обещанное им “красное будущее” обернулось стерильным чистилищем.

Так закончился процесс утраты нацией вековых иллюзий, начавшийся при рождении Мао, когда реформаторы впервые бросили вызов тому складу ума, который на протяжении двух тысячелетий сохранял китайское общество в абсолютной неподвижности.

Нового императора после смерти Мао не появилось. Друг друга сменяли лидеры, которые, подобно простым смертным, пользовались своим правом на ошибки и были ничуть не лучше и не хуже тех, кто стоял у власти в других странах. Ушли в прошлое слепая вера и бездушная идеология. Люди начали жить своим собственным умом. Старый мир рухнул, общество с надеждой устремилось в новый. После вековой смуты Китай готов наконец взять старт.

Любая революция являет собой главным образом процесс разрушения, а не созидания. Жизнь и деятельность Мао расчистили дорогу для лишенных его романтизма практиков, чьими усилиями и будет строиться светлое будущее – то самое, создать которое Председатель просто не мог»305.

Таким образом, Мао Цзэдун – это одна из самых противоречивых фигур мировой истории, так как в нем сочетаются вроде бы несовместимые черты «гения и злодейства»: философа, тонкого интеллектуала, знатока Конфуция, гедониста, поэта, чьи стихи поражают своим изяществом и вместе с тем капризного императора, распоряжавшегося судьбами целых народов, политика, запустившего механизм «культурной революции».

Существенным является то, что после смерти Мао Цзэдуна не появился его двойник, ибо на смену ему пришел весьма прагматичный Дэн Сяопин со своей командой, что спасло мир от значительного потрясения, вызванного планами «красного солнышка». «Уже приближаясь к концу жизни, Мао Цзэдун, – подчеркивает Г. Киссинджер, – стал склоняться к тому, чтобы бросить вызов американским планам организации мирового порядка, настаивая на определении тактики, а не только стратегии. Его преемники разделяли его веру в китайские силы, но не считали Китай способным добиться уникального потенциала одной только волей и идеологическими обязательствами. Они полагались на опору на собственные силы, но знали, что одного пафоса недостаточно, а потому они всю свою энергию положили на осуществление внутренних реформ. Новая волна реформ вновь вернула Китай к политике, проводившейся Чжоу Эньлаем, – ее главной приметой следует считать усилие, предпринимавшееся для привязки Китая к глобальным экономическим и политическим тенденциям. Эту политику взялся проводить руководитель, которого дважды за десятилетие отправляли в отставку и который в третий раз возвратился из внутренней ссылки: Дэн Сяопин»306. Именно Дэн Сяопин и стал той знаковой фигурой китайской политики, которая совершила необходимые для Китая реформы. Тогда он нанес свой первый визит в Вашингтон, где надел ковбойскую шляпу и символически отвернулся от Советского Союза.

Дэн Сяопин (1904–1997) – член китайской компартии, соратник Мао Цзэдуна, принимал участие в знаменитом совещании, проводившимся в Цзуньи (во время Великого перехода Красной армии Китая, 1935), где были отвергнуты навязывавшиеся «возвращенцами» традиционные методы ведения боевых действий; с 1956 г. генеральный секретарь и член Политбюро ЦК КПК. Наряду с Лю Шаоци – Председателем КНР и заместителем Председателя ЦК КПК – Дэн Сяопин принадлежал к группе прагматиков, которые были сторонниками реформистского пути развития Китая и плюрализма мнений, что противоречило революционному и догматическому духу Мао Цзэдуна307. В начале культурной революции Дэн Сяопин был репрессирован как «второй по рангу в партии каппутист», хотя ему сохранили партийный билет, затем в 1973 г. его восстановили в должности члена ЦК КПК. Затем его вторично репрессировали в 1976 г., опять реабилитировали и с 1978 г. он стал верховным лидером Китая, что дало ему возможность инициировать свои знаменитые реформы.

«Только те, кому на собственном опыте довелось узнать Китай Мао Цзэдуна, – отмечает Г. Киссинджер, – могут полностью оценить преобразования, инициированные Дэн Сяопином. Китай с его шумными городами, строительным бумом, дорожными пробками, с не имеющей ничего общего с коммунизмом дилеммой, когда темпам роста временами угрожает инфляция; страна, на которую подчас обращают все взоры западные демократии как на оплот в борьбе с глобальной рецессией, – все это было немыслимо в сером Китае при Мао Цзэдуне с его сельскими коммунами, застойной экономикой, населением, носящим стандартные куртки, черпающим идеологический запал из “маленьких красных книжечек” цитатника Мао.

Мао Цзэдун разрушил традиционный Китай и оставил одни обломки в качестве строительного материала для полной модернизации. У Дэн Сяопина хватило смелости поставить в основу модернизации индивидуальную инициативу и работоспособность китайцев. Он распустил коммуны и поощрял самостоятельность провинций в деле развития того, что он назвал “социализмом с китайской спецификой”. Китай сегодня – вторая по величине экономика в мире с самым большим объемом золотовалютных резервов, с огромным количеством городов, где стоят небоскребы гораздо выше нью-йоркского Эмпайр-стейт-билдинг, – подтверждение правильности предвидения Дэн Сяопина, настойчивости и здравого смысла»308. Все эти результаты достигнуты Китаем благодаря осуществлению на практике выдвинутых Дэн Сяопином реформ, основанных на принципе «открытости для внешнего мира». Необходимо иметь в виду то существенное обстоятельство, согласно которому он использовал советы премьер-министра Сингапура Ли Куан Ю, когда находился у него в гостях.

В этом смысле представляет интерес, каким предстал Китай перед Ли Куан Ю, когда он вместе со своей дочерью посетил его в 1976 г. по приглашению Чжоу Эньлая. Он пишет о Китае следующее: «Это был странный мир. Я уже до того читал о Китае, особенно после визита Никсона. Тем не менее от непрерывного обстрела гигантскими лозунгами, написанными или развешенными на стенах домов, от гигантских плакатов, установленных посреди пшеничных и рисовых полей, веяло сюрреализмом. Эти же лозунги гремели из громкоговорителей на вокзалах и в парках, звучали по радио – это отупляло. Мы не обнаружили в людях подобного рвения, за исключением тех случаев, когда им приходилось, выражая притворное одобрение, говорить с нами о “культурной революции”. Это было что-то вроде китайских “потемкинских деревень”»309. Здесь схвачена атмосфера Китая конца эпохи Мао Цзэдуна, когда на плакатах большими иероглифами были написаны лозунги типа «Критикуй Конфуция, критикуй Дэн Сяопина», «Разгроми буржуазных экономистов», «Да здравствует всепобеждающее учение Мао Цзэдуна!», когда на сознание китайцев оглушающе и отупляюще действовал поток пропаганды, который лился из радиоприемников и громкоговорителей. В Китае рядом с носившими романтические названия горами и храмами господствовала нищета, блокировавшая возможность страны догнать развитые страны мира.