Книга Эльдорадо - не награда - Алексей Лютый

– А имя у тебя действительно слишком длинное, – завил он, придерживая девушку за локоток. – Может быть, мы тебя будем Тлатой или Тласой, а лучше всего Тлалой называть?

– А они всё по-своему сокращают, – неожиданно подал голос Горыныч, явно обиженный тем, что его среди прочих богине не представили. – Меня вон Ахтармерз Гварнарытус зовут, так вы не представляете, во что они мое имя превратили…

– Ой, а что это у вас такое? Оно говорящее? – Тласолтеотл протянула руку, пытаясь потрогать Горыныча, сидевшего на плече Попова. Тот пискнул и юркнул вниз, вцепившись зубами крайних голов в ремень.

– Сама ты оно, – обиженно заявил он и принялся увеличиваться в размерах.

Неизвестно, чем бы эта трансформация Ахтармерза закончилась для поповского ремня и его же фирменных штанов, но Ваня Жомов успел подхватить обиженного третьеклассника и цыкнул на него, призывая к порядку. Ахтармерз, видимо, не желавший получать по ушам, тут же вернулся в нормальное состояние, а Рабинович, расстреляв его взглядом, вновь улыбнулся девице.

– Ну так что с моим предложением? – переспросил он.

– Мне больше нравится Тлала, – секунду подумав, заявила она.

На сем вопрос с именами и был исчерпан. Зато возникли другие. И в первую очередь у Андрюши Попова. Едва добравшись до резиденции ментов во дворце Чимальпопоке, девушка тут же попросила дать ей пару минут, чтобы привести себя в порядок, а в это время криминалист накинулся на Рабиновича.

– Так, Сеня, я не понял, тебе она зачем понадобилась? – недовольно поинтересовался он. – У нас что, своих проблем мало?

– Умному попу только «а» скажи, а он уже знает, в чем ты грешен. Вот только к нашему Попу эта поговорка явно не относится, – фыркнул кинолог. – Андрюша, если ты так же туп, как кабан, на которого ты похож, напомню, что эта девушка – богиня. И если мы всё же собираемся хоть что-то в этом мире делать, кто нам лучше поможет Кецалькоатля найти, чем такой же небожитель, как он сам?

– Так, значит, мы всё-таки идем этого хрена пернатого искать? – не дав Попову ответить на оскорбление, поинтересовался омоновец.

– Ваня, нам всё равно это сделать придется, – горестно вздохнув, ответил Рабинович. – В любом случае, встретиться с Обероном нам нужно. А для того, чтобы попасть в Эльфабад, нам нужен Кецалькоатль. Вот и всё. Возражения по этому вопросу больше не принимаются!

Спорить с кинологом никто не стал. То ли день выдался длинный и все устали, то ли действительно возразить ни последнюю фразу Рабиновича ничего не могли, история об этом умалчивает. А упоминает она о том, что Попов обрадовался, когда, несмотря на поздний час, Сеня вызвал слуг и приказал накрыть стол для гостьи. И для всех остальных, разумеется.

Никому неизвестно, что именно Тлала сделала с собой, находясь в другой комнате, но когда появилась оттуда, то показалась Сене вдвое краше, чем была раньше. В общем, Рабинович в очередной раз влюбился. И будь девушка не богиней, а обычной горожанкой, он всё равно нашел бы повод, чтобы взять ее с собой. Теперь оставался невыясненным только один вопрос: а захочет ли Тлала сама пойти с путешественниками? Впрочем, это уже только от красноречия Рабиновича зависело. И Сеня постарался. Всё то время, которое они потратили на ужин, кинолог сыпал перлами красноречия, извращался в остроумии и потешал гостью баснями из ментовской жизни. Все остальные в беседе участия почти не принимали. Попов спешил набить пузо, Жомов успевал выпить дозу Сениной пульке, пока тот, забыв о выпивке, кокетничал с дамой, а Горыныч завалился спать, поскольку молодым существам его возраста засиживаться так поздно за столом не полагается.

И лишь один Мурзик не сводил с Тлалы настороженного взгляда. Что, собственно говоря, и полагалось ему по штату. Во-первых, пес он сторожевой и бдительность проявлять всегда должен. А во-вторых, даже Попов знал, как неприязненно относится Мурзик к новым пассиям своего хозяина, и в его пристальном внимании к невесть откуда взявшейся богине ничего удивительного не было. В общем, все развлекались по-своему, и когда девушка начала откровенно зевать – видимо, богам и богиням тоже иногда спать полагается, – никто не удивился, что Сеня предложил ей для ночлега свою комнату, а сам устроился на кушетке в гостиной.

Кто проснулся утром первым, науке неизвестно. Скорее всего, какой-нибудь драный петух в деревне Кукуевка. Но прислуга во дворце Чимальпопоке вставала с кроватей не намного позже. Одна из таких особей, видимо, решив с утра пораньше убрать из гостиной остатки ночного пиршества, была неприятно удивлена, наткнувшись в дверях на оскаленного Мурзика.

Следом оскалился и невыспавшийся после вчерашнего Рабинович. Запустив в прислугу первым, что попалось под руки, то есть собственным ботинком, Сеня застонал, давая понять, что похмелье ментам тоже не чуждо. Более того, оно для них почти родное.

– Мурзик, принеси попить, – потребовал от пса Сеня. Тот просьбу игнорировал.

– Гад ты, а не пес, – констатировал кинолог. – Тогда разбуди кого-нибудь, кто мне воды за тебя принесет.

Пес и на этот призыв не откликнулся, всем своим видом пытаясь дать понять хозяину, какого он мнения о его умственных способностях. Пришлось Рабиновичу встать самому, констатируя по дороге к ближайшему кувшину, что пульке – дрянь, настоящих друзей в мире не существует, и тот, кто придумал утро, – форменный садист.

Впрочем, стонал Сеня недолго, поскольку сразу вспомнил о вчерашней гостье, и все мысли о том, чтобы продолжать корчить из себя самое обиженное, обездоленное и несчастное существо, тут же вылетели из головы кинолога. А как же иначе? Разве можно добиться расположения девушки, выставив себя перед ней самым беспомощным на свете мужиком?.. Собственно говоря, и такой вариант не исключался, но Рабиновичу он был не по душе. Поэтому Сеня мигом привел себя в порядок и, позабыв о головной боли, заставил слуг Чимальпопоке навести лоск в гостиной. И к тому моменту, когда Рабинович решил, что пора будить друзей, комната, в которой он провел ночь, сверкала чистотой.

Жомов, привыкший к тому, что утром Рабиновича с постели не сгонишь, страшно удивился, что кинолог в этот раз проснулся раньше его. Подозрительно покосившись на Сеню, омоновец предположил, что его друг и соратник вообще спать не ложился, но дабы не вступать в бесполезные дискуссии с кинологом, вслух озвучивать свои мысли не стал. Вместо этого Ваня вскочил с кровати и умчался принимать водные процедуры во двор замка, где еще вчера заметил бассейн.

Горыныча, которого внезапно проснувшийся педагогический талант омоновца потребовал с детства приучать к зарядке, Ваня взял с собой, оставив на попечение Рабиновича криминалиста. Попову же ранняя побудка по душе не пришлась, и он полчаса отбивался от Сени всем, чем только мог. Пытался даже заорать во весь голос, но Рабинович вовремя задушил этот сердечно-легочный порыв подушкой. И когда Андрюша понял, что спать, не вдыхая воздух, невозможно, а дышать нельзя, если рот забит подушкой, он наконец проснулся.

Похмелье, в отличие от Жомова, Андрюшу мучило в не меньшей степени, чем Рабиновича. Однако сильней похмелья был голод, и криминалист потребовал у друга, устроившего ему столь ранний подъем, чтобы тот немедленно организовал завтрак. Сеня, довольно осклабившись, кивнул на уже накрытый стол, где выпивка, правда, полностью отсутствовала. Впрочем, Попова в данный момент она и не интересовала. Измученный привычным голодом, эксперт-криминалист попытался сразу накинуться на еду, за что получил от ворот поворот. Дескать, пока не проснется единственная в компании дама, за стол никто не сядет.