Книга Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

«Столь редкая способность свидетельствует не только о быстром и правильном способе мышления, но и о непробиваемой уверенности в себе. Если он ещё студентом не давал договорить профессору и моментами ставил того в тупик, подобно Сократу, то я с ним сработаюсь. В рот мне пусть стоматолог заглядывает…» Примерно так будущий научный руководитель и покровитель ответил директору и парторгу института, когда те усомнились в возможности и необходимости зачислять в «закрытую» аспирантуру ничем не примечательного врача со стажем «не по профилю», имевшего две тройки во вкладыше к диплому и известного «не слишком восторженным» образом мыслей.

– Как насчёт чего-то вроде Первой речи Цицерона против Катилины?[86]Помнишь его или вы в неизмеримой гордыне своей вообразили, что классическое образование уже не нужно в век богомерзких гаджетов и «позитивных знаний»?

Шульгин как бы невзначай сбился на стилистику сенатора, оглашавшего звуками своей «золотой латыни» своды римского Форума (или тот заседал под открытым небом?) две с лишним тысячи лет назад.

– Да кое-что помню, – смутился Лютенс. – «Доколе же, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?» И вы думаете, что сегодня это до кого-то дойдёт?

– А дальше не помнишь?

Лерой виновато развёл руками.

– Тогда что же берешься рассуждать? Как вчера ведь написано! Стиль каков! А напор?! Люди будут слушать и плакать. Только имён никаких не называть, подсократить кое-что, осовременить слегка. Нет, ты представь – весь мир, затаив дыхание, будет слушать, поражённый тем, что довольно-таки затруханный, пардон, функционер вдруг явил миру лицо не мальчика, но мужа!

Шульгин немедленно преобразился, словно вспомнив годы, когда ему доводилось, пусть и с крошечными ролями, выходить на сцену Вахтанговского театра. Глаза загорелись, и голос зазвенел, имитируя на русском звучание «золотой латыни». Начал, словно бы по памяти, цитировать наиболее ударные пассажи и периоды:

«Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго ещё ты, в своём бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?»

«О, времена! О, нравы! Сенат все понимает, консул видит, а этот человек всё ещё жив?»

«Ведь высокочтимый муж, верховный понтифик Публий Сципион, будучи частным лицом, убил Тиберия Гракха, пытавшегося произвести лишь незначительные изменения в государственном строе, а Катилину, страстно стремящегося резнёй и поджогами весь мир превратить в пустыню, мы, консулы, будем терпеть?»

«О, бессмертные боги! В какой стране мы находимся? Что за государство у нас? В каком городе мы живём? Здесь, здесь, среди нас, отцы-сенаторы, в этом священнейшем и достойнейшем собрании, равного которому в мире нет, находятся люди, помышляющие о нашей всеобщей гибели, об уничтожении этого вот города, более того, об уничтожении всего мира!»

– Как звучит! Главное – актуальненько так. В общем, открой Интернет, скачай первоисточник – и вперёд! Позаимствуй всё, что вписывается. Главное – тональность, методику убеждения сохрани. Массы от этого отвыкли, потому и сработает… Не к Сенату обращайся, ко всему народу, и вместо Катилины держи перед глазами собирательный образ наиболее отвратных вам с президентом персон. Обвиняй, в чём хочешь, всё равно доказательства предъявлять не потребуется. Как в Ираке: Саддама повесили, и концы в воду… Было у него бактериологическое оружие, не было – кому теперь интересно?

Да, не забудь штук пять цитат на латыни, поблагозвучнее, где надо, вставить. Как у нас при советской власти классиков даже в кулинарные книги втыкали. И работало ведь…

Лютенс тут же набрал на клавиатуре требуемое название. Быстродействие Интернета в президентской резиденции было великолепным, и вот уже он смотрел на строчки параллельного, английского и латинского, текста на экране.

– Там и концовка хороша, обрати внимание, – сказал Шульгин, наблюдавший за его манипуляциями.

«Поэтому пусть удалятся бесчестные; пусть они отделятся от честных, соберутся в одно место; наконец, пусть их, как я уже не раз говорил, от нас отделит городская стена. Заверяю вас, отцы-сенаторы, мы, консулы, проявим такую бдительность, вы – такой авторитет, римские всадники – такое мужество, все честные люди – такую сплочённость, что все замыслы его вы увидите раскрытыми, разоблачёнными, подавленные и понесшие должную кару!»

Да, в несколько осовремененном виде подобная речь просто вгонит в ступор многих и многих отечественных и зарубежных аналитиков. Одни начнут искать скрытые смыслы в самом тексте, другие – причины возвращения к политической архаике, третьи, самые умные, – отгадывать, с какой целью подброшены варианты разгадок и в чём кроется истинный замысел «хитроумного японца».

Самого же Лютенса больше интересовало: «Кто же он есть, его новый куратор, этот самый Александр Иванович?» Загадка личности говорящего с ним человека волновала сейчас Лютенса гораздо больше, чем пришедшийся к месту совет. Похоже, сменив куратора, он поднялся на сколько-то там ступенек во внутренней иерархии загадочного «Института». Только что казавшийся недостижимо высоким по положению, Ляхов явным образом находился заведомо ниже генерал-лейтенанта, решившего взять работу с Лютенсом и президентом под личный контроль.

Непонятно только, представляет ли он некие государственные «силовые структуры», руководящие «паранормальными учёными», или точно так же олицетворяет нечто надгосударственное. Даже – трансцендентное[87], решившее вмешаться в дела потерявшего все и всяческие ориентиры человечества.

– Спасибо, Александр Иванович, – как можно более уважительно, но и с должной степенью независимости поблагодарил он, отодвигая ноутбук. Закурить хотелось нестерпимо, и он позволил себе неторопливо достать зубами сигарету из пачки, глядя мимо своего визави, щёлкнул «Зипой». – Думаю, что идея ваша граничит с гениальностью. Не только потому, что народ будет удивлён, заинтригован и почти что перевербован. Главное – те, кому стоит бояться, испугаются до колик в животе именно неопределённостью угрозы вместе с её жёстко задекларированной неотвратимостью… Я сейчас же приступлю…

– Вот и отлично, – улыбнулся Шульгин «улыбкой номер шесть», как в своё время острили друзья, посмотрев «Лимонадного Джо»[88]. – Не стесняйтесь вызывать меня при первой же необходимости. Просто наберите хоть на компьютере, хоть на любом айфон-айподе три звёздочки, потом RM[89]и ещё три звёздочки. Знаете, в своё время ходил анекдот, у Симонова приводится. За что сняли в сорок четвёртом году главного редактора «Красной звезды» Ортенберга? Вроде никаких претензий не было даже у Сталина. Оказывается, за несообразительность. Когда ему поставили «вертушку»[90], он подумал, что это, чтобы он звонил. А на самом деле – чтоб ему звонили. Ну и…