Книга Клад вечных странников - Елена Арсеньева

– Надо быть, – вздохнул он. – Оно, конечно, время помирать, однако не могу. Долг не исполнен, ноша не снята, врата не отперты, ключ не передан.

– Какой ключ? – насторожилась Ирина.

– Мне бы судьба идти, как деды исстари хаживали по городам и весям, оставляя тайный схорон странноприимным, а вот сложилось так, что некому передать, – пробормотал старик, не ответив и вообще словно бы внезапно забыв, о чем говорил только что. – Сижу на месте, врос в землю, аки пень лесной, мохом порос, а не могу двинуться, ибо не дадено воли своей, а только Господней подчинен. Жду того, кто письмо прочтет…

И замолк, понурился, словно придавленный тяжестью своих и в самом деле непомерных лет.

– А и милые ж мои! – послышался вдруг голос бабы Ксени, счастливый до слез и оттого то и дело сбивающийся на провизги.

Все ясно. Это она увидела логическое завершение своих сватовских интриг. С тем же восторженным и умиленным выражением смотрели на влипшую друг в дружку парочку и другие старухи, вереницей тянувшиеся за бабой Ксеней.

Сергей и Виталя тоже были здесь, глазели с нескрываемым интересом. Ирина попыталась было поймать взгляд Сергея, но напрасно.

Очнувшийся Петр бережно отстранил от себя жену.

– Словом, это… поджог надо начинать, – вымолвил нетвердо. – То есть это…

– Отжиг, – подсказала шепотком Маришка, становясь с ним плечом к плечу и являя собой олицетворение решимости идти этак по жизни до ее полнейшего завершения.

– Отжиг, – тупо повторил Петр.

Роковое слово отрезвило его. Голос окреп:

– Главное в этом деле – не пустить огонь в другую сторону, на деревню. Тут уж всем придется в оба глаза смотреть и стеречь каждую искру.

– Ой, да как же мы сможем?! – заголосила баба Ольга, однако дед Никифор с отчаянной молодцеватостью выступил вперед:

– А знаете, как в Ивана Великого крест вколотили? Нагнули и воткнули, всего-то и делов! Ничего, детушки, навалом города берут. Навалимся же и мы!

Ну, навалились…

Выглядело это так: по кромке свежевскопанной земли трусцой пятился Петр, скупо кропя из лейки траву горючей смесью бензина и солярки, небольшое количество которой обнаружилось в сарае бабы Веры. А за Петром бежал огонь. Получая в подкормку лишь несколько капель горючки, он, словно изголодавшийся зверь, алчно набрасывался на сухие, еще прошлогодние будылья, там и сям торчавшие из новой травы, пожухлой от бездождия, и почти мгновенно разливался огненной речкой на метр, другой, третий, а дальше продвигался уже спокойнее, словно понимая: его никто не будет останавливать, можно не спешить и насыщаться вволю.

Вслед за Петром цепочкой растянулись остальные, вооруженные чем попало: метлами, лопатами, одеялами. Задача была одна: не дать пламени перекинуться на деревню.

Сначала Ирине казалось, что Петр преувеличивает опасность: все-таки минерализованную полосу отрыли метров за двести от околицы, на самой кромке леса, это ведь очень далеко, – но она недооценивала прыткости и коварства огня. Ему ведь было все равно, кто его возжег и зачем, он желал гореть любой ценой, пожирая любое топливо, и чем шире становилась полоса отжига, тем чаще пылающие струйки просачивались к вскопанной земле, норовя переползти через нее, а потом, когда задымил, зачадил, начал сыпаться искрами свежесрубленный лапник, – и перелететь.

Вдобавок с каждой минутой усиливался ветер, и Ирина, исподтишка поглядывая на сосредоточенные и вместе с тем испуганные лица, понимала, что все думают об одном и том же: как бы из раздутой ими самими искры не вырос тот пожар, который и уничтожит Вышние Осьмаки. Опасный верховик-то еще не дошел до деревни, хотя, если ветер и дальше будет вот так же метаться туда-сюда…

– Галку лови! – завопила баба Ксеня, и Маришка, размахивая метлой, будто ведьма – помелом (сходство усиливали ее разметавшиеся волосы и почерневшее от гари лицо), погналась за ошметком горящей ветки, которая, попав в струю ветра, совершала странные кульбиты в воздухе, норовя перелететь через земляную полосу. Однако Маришка нанесла меткий удар, и «галка», рассыпавшись искрами, погасла.

Ирина на миг уткнулась в сгиб руки, пытаясь дать роздых слезящимся от дыма глазам. Горело лицо, дышать было совершенно нечем, и она то и дело заходилась сухим, надрывным кашлем, не приносившим ни малейшего облегчения, потому что невозможно было до конца выкашлять серый дым, осевший в ее легких.

Да и все задыхались от этого обессиливающего кашля. Особенно тяжело было деду Никифору, который героически рвался в бой, однако общими усилиями был комиссован и отведен в тылы. Мелко, сухонько кхекала баба Ксеня, тяжело, словно в бочку, бухал Виталя… Однако Ирине почудилось, будто на нее лично, персонально подуло вдруг свежим ветром, когда она невзначай вскинула голову и поймала озабоченный взгляд Сергея. Не могло быть никаких сомнений: он смотрел на нее, он переживал за нее!

И пусть Сергей тотчас отвернулся, отчаянно топча прорвавшуюся струйку огня, Ирина еще продолжала всей кожей ощущать этот встревоженный, заботливый взгляд. Правда, потом, то и дело вскидывая глаза, она видела только сосредоточенно склоненную голову Сергея, однако сердце ее по-прежнему счастливо замирало, как у влюбленной девочки, которой ничего еще не нужно от судьбы и от любви – только смотреть на своего избранника, отыскивая и находя в его глазах то, чего там, скорее всего, нет и никогда не было… Теперь Ирине казалось, что она всю оставшуюся жизнь готова глотать дым, утирать слезящиеся глаза и бить по земле прогоревшим лоскутным одеялом! Однако она не стала возражать, когда кто-то вдруг поймал за руку и Маришкиным охрипшим голосом сказал:

– Остановись. Петька вон сигналит: перекур.

Ирина подняла голову. Старухи попадали в траву, кто где стоял, Виталя кулем ссунулся прямо на вывороченную землю, а Сергей с Петром, согнувшись, рассматривали что-то.

– Пошли глянем, что там у них? – лукаво блеснула покрасневшими глазами Маришка, и Ирина умилилась великодушию Брунгильды, которая имела законное право подойти к законному мужу, однако решила доставить мгновение счастья и бывшей сопернице. Понимает же, что Ирине теперь не то что трудно приблизиться к Сергею, но просто невозможно!

Пошли, с трудом перебирая ногами. У Ирины пятки словно бы проваливались в какую-то пустоту.

– Слушай, подруга, ты сама каблуки отломила или кто помог? – спросила Маришка, морща губы в тщетно скрываемой усмешке.

Ирина ухватилась за ее плечо и, поднимая то левую, то правую ногу, какое-то время тупо рассматривала изуродованную обувь. Надо же! Ну что тут скажешь, рано или поздно это должно было произойти. А она и не заметила когда.

– Жалко, – искренне сказала Маришка. – Фирменные… Дорогущие, наверное?

– Не знаю, – равнодушно ответила Ирина. – Я их не покупала.

– Ого, какие подарочки тебе дарят!

– И не подарочки. Просто я вчера… – Она чуть не ахнула, осознав, что это и впрямь было только вчера, около полутора суток назад. – Я вчера нечаянно угодила на одну рекламную акцию и за участие в ней получила эту экипировку. А потом так сложилось, что не могла зайти домой и переодеться, пришлось ехать в чем была.