Книга Рука, кормящая тебя - Эй. Джи. Рич

– Перестал жалеть девочку? Или себя?

– И себя, и ее.

Вот она, невыносимая ирония судьбы: когда мне казалось, что я нравлюсь Маккензи, он почти ничего не рассказывал себе, а сейчас он раскрывался передо мной, словно мы с ним – лучшие друзья. Возможно, ему действительно было проще довериться мне как другу. Возможно, теперь он себя чувствовал со мной в безопасности – теперь, когда у него кто-то есть. Но почему именно Билли? А с другой стороны, почему бы и нет?

Маккензи надел куртку и сказал, чтобы я позвонила ему, когда приму решение насчет Тучки. Прощаясь, он не протянул мне руку для рукопожатия. Он меня обнял. На мгновение мы замерли так – обнявшись. Всего на мгновение.

Маккензи ушел, а я осталась сидеть за стойкой. На этот раз мне не хотелось искать себе мужика на одну ночь. Я допила свой коктейль и уставилась в телевизор над барной стойкой. Там как раз начались новости, но из-за грохота музыки было почти не слышно, что говорил диктор. Однако я сразу узнала женщину на фотографии, появившейся на экране: Пэт. Следующая фотография – мужчина латиноамериканского типа, рабочий-мигрант, временно проживавший в Восточном округе Лонг-Айленда. По сообщению полиции, он был арестован за убийство Пэт Леви – «бессердечное убийство», как его называли теперь во всех СМИ.

Мне нравилось сидеть в баре, где меня никто не знал. Никто даже не подозревал о том, что творилось у меня в голове. Анонимность давала возможность избавиться от смущения. Все это время я была уверена, что Пэт убила Саманта. Но ведь полиция знает свою работу, и если они разыскали убийцу, значит, им можно верить, правда? Может быть, это известие было подсказкой, что пора выбросить из головы навязчивые идеи. Я и сама понимала, что моя уверенность в виновности Саманты превращается чуть ли не в манию. Разве убийцей непременно должна быть Саманта? Почему не кто-то другой? Почему не этот рабочий-мигрант? Мне вспомнилось убийство Кристы Вортингтон в городке Труро на Кейп-Коде несколько лет назад. Весь город «знал», кто убийца, и у полиции был еще и второй подозреваемый, но нет – три года спустя по обвинению в убийстве был арестован мусорщик по имени Кристофер Макковен, а еще через год суд признал его виновным и приговорил к пожизненному заключению.

Выходит, я выставила себя круглой дурой, когда убеждала полицию проверить возможную связь между убийствами Пэт Леви и Сьюзен Рорк. Я выставила себя круглой дурой, подозревая Саманту.

У меня словно камень с души свалился, но ощущение легкости длилось недолго. Его оттеснила темная, горькая мысль – неприятное знание о себе, от которого хотелось закрыться и забыть о нем сразу и навсегда. Я влюбилась в Джимми Гордона, заурядного испорченного мальчишку из крошечного провинциального городка – мальчишку, выросшего в хищника как раз того типа, который я изучала; все мои знания не только не защитили меня, но привели прямиком в лапы хищника, в которого я влюбилась!

Этта Джеймс пела «Ну, наконец-то». Я подтащила табурет поближе к камину и заказала макароны с сыром.

* * *

Я задержала сдачу диплома уже на три месяца и очень надеялась, что профессор Леланд, мой научный руководитель на курсе судебной психологии в Колледже уголовного права, даст мне отсрочку, поскольку у меня были более чем уважительные причины. Я решила писать диплом у Леланда, потому что мне нравились его книги, не только дельные и увлекательные, но еще и прекрасно написанные. Мне бы хотелось писать точно так же – даже если ты не умеешь сочинять стихи, все равно можно писать красиво.

На двери в кабинет Леланда висела репродукция карикатуры Гари Ларсона, на которой психотерапевт сидит рядом с пациентом, развалившимся на кушетке, и пишет у себя в блокноте: «Тяжелый случай!» – причем надпись трижды подчеркнута.

Сам кабинет был реликтом шестидесятых: лавовая лампа, ловцы снов на стенах. Леланд рассказывал, что до того как найти себя в преподавательской деятельности его родители были хиппи. Сам он без всяких сожалений отказался от их юношеских пристрастий ради строго регламентированной академической жизни. Но ему нравилось смотреть на мамины рукоделия, поэтому он и развесил их у себя в кабинете. Когда я вошла, мой научный руководитель, профессор с мировым именем, пытался усидеть на большом гимнастическом мяче – подарке от сослуживцев. Борьба Леланда с мячом была настолько комичной, что я не удержалась от смеха.

– Надеюсь, это модное веяние быстро пройдет, – пробурчал он, сдаваясь и пересаживаясь в удобное кресло за большим письменным столом.

Я уселась напротив и принялась извиняться.

Леланд оборвал меня на полуслове. Сказал, что он просто рад меня видеть. Сказал, что искренне мне сочувствует и понимает, через что мне пришлось пройти. То же самое он написал мне в письме сразу после гибели Беннетта, но тогда я не ответила никому, кто прислал мне соболезнования. Никому, даже Леланду.

От его доброты я расплакалась. Сначала мне стало неловко, но потом я поняла, что нет смысла изображать из себя сильную женщину, способную справиться с любой бедой; любой более-менее проницательный человек сразу увидит, что я пребываю в полном расстройстве. Леланд сказал, что прежде всего я должна позаботиться о себе. Когда я спросила, много ли ему известно о Беннетте, он ответил, что, насколько он знает, Беннетт был обманщиком, которого подозревают еще и в убийстве. Леланд предложил мне взять академический отпуск, если я чувствую, что мне это нужно. Однако отметил, что мне не стоит забрасывать диплом. Нужно работать хотя бы по часу в день, но ежедневно. Не столько ради диплома, сколько ради себя самой – чтобы быстрее прийти в норму.

Но могла ли я выкроить даже час в день, если учесть, как проходят теперь мои дни? И стоило ли вообще продолжать заниматься дипломом?

– Это не просто сомнения перед завершением большой работы. Мне пришлось полностью пересмотреть свои взгляды. Я думала, что что-то знаю. Когда я начинала, мне казалось, я смогу сформулировать новую типологию жертв. Я была убеждена, что отзывчивые, сердобольные женщины привлекают хищников определенного типа. У меня были все данные. То есть я думала, что они есть. Но теперь я уже не уверена. Меня саму затянуло в отношения «жертва – хищник», и где моя объективность? Где моя убежденность?

– С другой стороны, у вас появилась возможность изучить феномен изнутри.

– Так в том-то и дело. Мой профиль на сайте знакомств, который привлек «Беннетта», создавался совсем с другой целью. Чтобы собрать контрольную группу, а не привлечь хищника.

– Что вы скажете о полицейском, которого – ограбили средь бела дня? Я бы сказал, что, возможно, он после этого поработает над собой и станет лучше как полицейский. «Надо смотреть на себя целиком, а не только на то, что тебе самому представляется твоей сильной стороной. Тебе откроется новый способ, как интерпретировать материал».

Я поблагодарила Леланда за понимание и добрый совет. Закрывая за собой дверь, я очень надеялась, что мой научный руководитель не пишет у себя в блокноте: «Тяжелый случай!»

…В тот день я назначила несколько встреч, словно бежала какую-то эстафету. Сразу после Леланда я поехала к Селии – так сказать, передала эстафетную палочку. Я не была у Селии с тех пор, как вернулась с похорон «Беннетта», то есть уже неделю. Я как раз собиралась поговорить с ней о поездке в Мэн, но после встречи с Леландом у меня появились другие приоритеты.