Книга Рука, кормящая тебя - Эй. Джи. Рич

Она была так похожа на брата – даже голосом и интонацией, – что мне стало не по себе. Как будто сам Беннетт прогонял меня с собственных похорон. Ладно, пусть будет так, как он хочет. Но это будет в последний раз.

* * *

Перед тем как ехать в Мэн, я обзвонила все более или менее приличные собачьи приюты, куда можно было бы пристроить Тучку. Я начала с самого лучшего и известного: «Лучший друг» в Канабе, штат Юта. Мне хотелось, чтобы Тучка жила как можно ближе ко мне, и я подумала, что в «Лучшем друге» мне подскажут хороший приют на северо-востоке. Подсказать-то они подсказали, но во всех частных приютах, куда я звонила, была очередь на год вперед. А в муниципальном приюте Тучку, как «особо опасную собаку», держали в отдельном вольере и не разрешали общаться с другими собаками и с людьми, за исключением единственного работника приюта, который будет ее кормить и выводить на прогулки. Иными словами, как минимум на год Тучку ждало одиночное заключение. Теперь я поняла, что имели в виду некоторые мои знакомые, занимавшиеся спасением и пристраиванием бездомных собак, когда говорили, что есть вещи похуже гуманной эвтаназии. В подобных условиях собаки в прямом смысле слова сходят с ума. И очень страдают. Как я могу допустить, чтобы Тучка страдала? Всегда ли меньшее из двух зол – лучший выбор? Как вообще соразмерить, какое из зол наименьшее? Мне надо было посоветоваться с Маккензи.

Я все еще жила у Стивена, спала на раскладном диване в гостиной.

Я сварила себе кофе и набрала рабочий номер Маккензи.

– Офис Лоуренса Маккензи, – раздался в трубке знакомый голос.

– Билли?

– Да. Что ему передать?

– Это я, Морган.

– Морган! А мы тебя потеряли. Все думали, куда ты пропала.

– Что ты там делаешь?

– Помогаю. Его секретарша уволилась.

Она пыталась стать для него незаменимой.

– Когда он вернется?

– Фэй, прекрати клацать зубами, – сказала Билли, обращаясь к собаке Маккензи. – Прошу прощения, ты что-то спросила?

– Я хотела поговорить с Маккензи. Насчет Тучки. Во всех приютах, куда я звонила, очередь в лучшем случае – на год вперед.

– И что ты думаешь делать?

– Не знаю. Я уже начинаю думать, что Джорджу повезло больше, – призналась я.

– Две недели назад у тебя не было таких – мыслей.

– Мне надо поговорить с Маккензи. Когда он вернется, пусть он мне перезвонит.

– Да он здесь, у себя в кабинете. Сейчас я вас соединю.

Прежде чем я успела осмыслить, что происходит, в трубке раздался голос Маккензи. Он сказал, что рад меня слышать.

Я сказала, зачем звоню, и попросила его встретиться со мной после работы в «Короне Виктории», новом баре, открытом в Бруклине, на территории бывшей станции техобслуживания полицейских автомобилей. Я очень надеялась, что Маккензи не приведет с собой Билли; мне хотелось пообщаться с ним наедине. С учетом сложившихся обстоятельств это была некрасивая мысль. Решался вопрос жизни и смерти моей собаки. Мне нужно думать о Тучке, а не мучиться ревностью. Умом-то я все понимала, но мне все равно было обидно, что Маккензи предпочел Билли, а не меня.

Когда я вошла в бар, Маккензи уже был там. Он ждал меня у стойки, на самом краю, поближе к камину, что было очень даже кстати – я страшно замерзла. Увидев меня, Маккензи поднялся мне навстречу и протянул руку. Когда мы с ним виделись в последний раз, он меня обнял. А теперь просто пожал руку. Как все быстро меняется… Он пододвинул мне свой стакан.

– Вот попробуй.

После формального рукопожатия меня удивил этот дружеский жест, предполагающий определенную близость.

– Называется «Сердитый садовник». Виски и крепкий сидр.

Я послушно отпила маленький глоточек и кивнула, мол, да, хорошая штука. Маккензи заказал порцию и для меня.

Вечер еще только начинался, и народу в баре было немного. Мне было приятно сидеть вместе с Маккензи за барной стойкой, рядом с горящим камином, но как бы мне ни хотелось насладиться мгновением, я пришла по делу. По очень важному делу. Я изложила Маккензи свои моральные терзания.

– Ты лучше всех знаешь свою собаку, – сказал он, выслушав меня до конца. – Какое бы решение ты ни приняла, оно будет правильным. В данном случае вообще нельзя говорить в категориях «правильное» и «неправильное».

– Может быть, Джорджу повезло больше, – сказала я, внимательно наблюдая за его реакцией.

– Как бы то ни было, я считаю, что мы должны обеспечить нашим питомцам самую лучшую жизнь, какую только способны им дать, а когда жизнь становится невыносимой, так что это уже и не жизнь, мы отпускаем их с благодарностью и любовью. Я не утверждаю, что это легко: определить тот момент, когда жизнь становится невыносимой.

Я понимала, что он не хочет давать мне советы, и была благодарна ему за это. Он говорил так обтекаемо, чтобы я сама принимала решение, без чьих-либо подсказок. И еще я понимала, что он не осудит меня, что бы я ни решила. И за это я тоже была ему благодарна.

– А тебе самому приходилось делать подобный выбор? – спросила я.

– Я выбрал жизнь, когда сам хотел умереть. После гибели моей жены.

– Стивен мне рассказал, как это произошло.

– Это я ее уговорил погрузиться. Ради меня она поборола свой страх перед глубиной.

Мне хотелось выслушать его так же, как он выслушал меня. Без осуждения. Без дежурных попыток утешить. Просто дать ему выговориться.

– Я даже в книгах искал подсказки. Взял «Исследуя скорбь» Клайва Стейплза Льюиса… Он написал эту книгу после смерти жены, но там было больше о том, как он потерял веру в Бога, чем о его человеческом горе от потери любимого человека.

Я сказала, что знаю один случай из детства Льюиса. Когда ему было четыре года, его любимый пес Джек попал под машину. После этого будущий автор «Хроник Нарнии» долгое время откликался только на имя Джек, и даже в старости близкие друзья и родные называли его Джеком. Я очень надеялась, что Маккензи не подумает, будто я приравниваю горе четырехлетнего мальчика, потерявшего собаку, к горю взрослого мужчины, потерявшего жену. Но, как оказалось, боялась я зря.

Маккензи рассмеялся.

– Ну вот! Наконец-то нашлась причина любить Клайва Стейплза Льюиса.

– Ты не хочешь чего-нибудь съесть? Как у тебя со временем? Если я закажу макароны с сыром, ты мне поможешь с ними расправиться?

– Я бы с радостью, но у меня в семь назначена встреча.

Взглянув на часы, я увидела, что у нас есть еще минут пятнадцать. Я подумала, что он, наверное, встречается с Билли, но не стала расспрашивать. Вместо этого я сказала:

– Значит, Льюис тебе не помог? Но ведь кто-то помог? В книгах или вживую?

– Как это обычно бывает, помощь пришла с неожиданной стороны. Вскоре после смерти жены я выступил адвокатом по делу десятилетней девочки, школьницы из Коннектикута. У девочки был церебральный паралич, и ей запретили приходить в школу с ее обезьянкой-помощницей, карликовым капуцином. Обезьянка была очень воспитанной, ходила в подгузнике, чтобы ничего не запачкать, и вела себя как образцовый гражданин. Девочке она была необходима. Необходима в прямом смысле слова. Но школьная администрация и родители многих учеников опасались, что обезьянка разнесет по школе заразу, хотя животное было здорово, получило все необходимые прививки и регулярно наблюдалось у ветеринара. На суде девочка выступила отлично. Мне как ее адвокату почти не пришлось что-то делать. Она сделала все сама. Она рассказала о том, как ей жилось до появления Мэдди. И о том, как ей живется теперь, когда у нее есть помощница Мэдди. Один из самых трогательных примеров оказался и самым простым. Девочка сказала суду, что до того, как у нее появилась Мэдди, никто не хотел с ней дружить, все ее избегали. Но как только она начала приходить в школу с Мэдди, другие дети стали ее замечать. Всем хотелось поиграть с маленькой обезьянкой. Она сказала: «И вот тогда я перестала себя жалеть». И я тоже.