Книга Муссон. Индийский океан и будущее американской политики - Роберт Д. Каплан

Как я сказал, Китай был угрозой далекой, смутно маячившей за горизонтом и, как полагали генералы, ничтожной по сравнению с ощутимой угрозой, которую представляло собой Управление Пакистанской межведомственной разведки (МВР). Если о Китае по-прежнему рассуждали отвлеченно, в рамках общей стратегии, то Пакистан заставлял задуматься всерьез и основательно. В Нью-Дели отчаянно желали состязаться с Китаем, а привычной бессонницей страдали только из-за беспокойства, причиняемого Пакистаном. В беседе со мной один из индийских офицеров сказал: Пакистанская межведомственная разведка «сама себе голова и закон». Нью-Дели рассматривает МВР как государственное учреждение, почти превратившееся в шайку террористов. В мире без учета ливанской шиитской организации Хезболла найдется мало подобного. МВР являлась главным подстрекателем и опекуном афганских мятежей, поднятых Талибаном и Аль-Каидой; она содействовала террористам в контролируемом Индией Кашмире. Более того, МВР наладила и обустроила тайную переброску бойцов джихада в Индию. «Радикальные силы продвигаются к востоку от Инда, и в будущем положение дел ухудшится», – сказал мне офицер индийской разведки. Мы беседовали еще до потрясающего террористического удара по Мумбаю, нанесенного в 2008-м. Нападение пришло с моря – это значило, что морские государственные границы также ненадежны, а стало быть, индийскому флоту есть о чем позаботиться и у себя дома, не прекращая при этом тревожиться по китайскому поводу.

Все происходило одновременно с развертыванием пакистанской армии в стороне от индийских границ, в Белуджистане и Северо-Западной пограничной провинции, прямо на афганском пороге: пакистанцы намеревались управиться с мятежниками и террористами внутри собственной страны. Тенденция очевидна: если в предшествовавшие годы и десятилетия Индии грозили преимущественно регулярные войска Пакистана, то ныне бо́льшую угрозу должны были представлять мусульманские террористы, проникающие в Индию тайно. О пакистанской армии, ранее потерпевшей поражение от индийцев, последние отзываются с предельным пренебрежением. Как выразился некий индийский сановник, тамошние войска «не профессиональны, дела своего не знают, ибо чересчур долго занимались политикой». А пакистанские политики, продолжил он, не могут «ни расправиться с собственными террористами, ни обуздать их» – вот и возникло положение, при котором участники джихада проникли в пакистанскую бюрократию и органически приросли к ней. А нападение на Мумбай вызвало кристаллизацию всего этого. То обстоятельство, что, невзирая на страшную угрозу, индийские избиратели отвергли Моди и прочих индусских националистов на выборах 2009 г., свидетельствует: Индия выросла и окрепла еще больше. Итоги выборов подтвердили: возникла нация, достаточно уверенная в себе, чтобы отринуть экстремизм.

Поскольку против Пакистана требовалось тыловое прикрытие, индийская армия рассматривала возникновение очищенного от талибов, прозападного Афганистана как насущную необходимость. С индийской точки зрения, сказал генерал Капур, гораздо важнее, чтобы американцы дольше присутствовали в Афганистане, чем в Ираке. «Индия кровно заинтересована в том, чтобы режим [Хамида] Карзая уцелел», – сказал советник по национальной безопасности М. К. Нараянан во время другой беседы. Афганская война касалась Индии не меньше, чем Соединенных Штатов. Афганистан был добычей, которую Индия и Пакистан стремились вырвать друг у друга на протяжении десятилетий. Пакистан смотрит на Афганистан как на стратегически важные земли. Вместе с мусульманскими народами бывшей советской Средней Азии афганцы образовали бы единый исламский фронт против индусского засилия на полуострове, а заодно и отрезали бы им доступ к областям, богатым нефтяными и газовыми месторождениями. С другой, индийской, точки зрения, дружелюбный к Индии Афганистан давил бы на западные пакистанские рубежи – так же, как Индия ныне давит на рубежи восточные, – и в известной мере это равнялось бы для Пакистана стратегическому поражению.

В 1980-х гг. Индия поддерживала светский и просоветский режим Мохаммеда Наджибуллы, правившего в Кабуле, а Пакистан взял сторону исламских повстанцев, стремившихся Наджибуллу свергнуть. Поскольку в то время интересы американцев совпадали с пакистанскими, Соединенные Штаты поощряли МВР к оказанию помощи восставшим – из которых очень многие стали впоследствии союзниками Аль-Каиды и Талибана. Однако в 1991-м произошел распад Советского Союза, а десятью годами позже – террористический удар 11-го сентября. Интересы Америки изменились, однако афганские земли остались по-прежнему важны для Индии и Пакистана. Если Индии, как и раньше, следовало поддерживать сравнительно светский режим в Кабуле, то Пакистан, полагал необходимым содействовать исламским повстанцам, пытавшимся его сокрушить[39]. Получалось, новые американские интересы более-менее совпадали с былыми интересами Советского Союза.

Генерала Капура заботили помимо Пакистана еще и две пороховые бочки: Джамму и Кашмир – единственный индийский штат, в котором преобладают мусульмане и утрата которого – или дальнейшее смятение – способна породить «цепную реакцию сепаратизма» во всех калейдоскопически пестрых индийских областях, где обитают несчетные народности, говорящие на несметных языках, исповедующие самые разные веры [26]. Кроме того, маоисты вдохновляют брожение в Непале, где половина населения живет неподалеку от индийской границы и – согласно мнению офицеров, обеспечивающих государственную безопасность, – находится под возрастающим влиянием МВР и Китая. Пусть опасность и преувеличивается, но сама настойчивость, с которой о ней говорят, свидетельствует: и говорящие, и все остальное государство чувствуют себя в этом отношении неуверенно. А уж коль скоро маоисты укрепятся в Непале, от маоистов-наксалитов можно ждать новых террористических нападений на Центральную и Восточную Индию.

Небезосновательно тревожась о сухопутных индийских границах, армейские офицеры беспокоятся и по множеству иных поводов. Они говорят о всплесках исламского суннитского фундаментализма на Мальдивских островах, лежащих к юго-западу от полуострова, и о враждебных повстанческих отрядах, совершающих из Бирмы набеги на крайний северо-восток Индии, – здесь явно чувствуется китайская рука. Они говорят о примерно 10–15 млн незаконных иммигрантов из Бангладеш и о войне, шедшей на Шри-Ланке, близ юго-восточного индийского побережья, и окончившейся лишь в 2009-м. Как сказал некий армейский офицер: «Мы не можем позволить себе такую американскую роскошь, как полновесные “силы быстрого реагирования”, поскольку государственные границы ненадежны, и требуется меньше парашютистов и больше людей, крепко стоящих на земле обоими сапогами».

Потом беседа сделалась жизнерадостнее. Говорили о будущих нефте– и газопроводах, которые свяжут Индию с Туркменией и другими странами Средней Азии: этот регион Индия, опасаясь окружения, вовсе не желает уступать Китаю и Пакистану. Кстати, индийцы недавно создали в Таджикистане военную базу. Мы говорили также о том, как важны для индийской безопасности Персидский залив и Юго-Восточная Азия.

Подводя итоги этой и других бесед, можно сказать: хотя Индия и разминает мышцы напоказ поодаль от своих рубежей, поближе к ним она являет слабость. «Пакистан, Афганистан, Бирма, Шри-Ланка, – сетовал индийский чиновник, – неразбериха, смятение, беспорядки… Все ожидают, что Индия поведет суровую политику по отношению к Бирме и Тибету, ведь мы все-таки демократическая страна, но что же делать, если у Индии общие сухопутные границы с этими странами? Невозможно жить в изоляции». А Шившанкар Менон, тогдашний индийский министр иностранных дел, сказал: Индия не может сыпать заявлениями, выдержанными в черно-белых тонах, и становиться в позу обличительницы подобно Соединенным Штатам, защищенным двумя океанами. «Нам совсем не нужно, чтобы все 18 мятежных бирманских клик снова встали на дыбы», – уточнил другой сановник. Индия наиболее крепка в своих южных, приморских областях и наименее устойчива на севере, востоке и западе.