Книга Это же Патти! - Джин Уэбстер

– Что они сказали? – нетерпеливо спросила Конни, не вникая в ее оправдания.

– Я не совсем поняла. Он пытался что-то объяснить, а она не хотела его слушать – и вела себя просто отвратительно. Сами знаете, какая она бывает: «Я все прекрасно понимаю и не желаю слушать никаких отговорок. Даю вам десять замечаний и в субботу явитесь на дополнительные занятия по гимнастике». Ну, продолжали они в том же духе минут пятнадцать, и оба становились все чопорнее и чопорнее. А потом он взял шляпу и ушел. И мне не верится, что он когда-нибудь вернется… во всяком случае, я больше его ни разу не видела. А теперь она жалеет об их ссоре. И злая с тех пор – как черт.

– А ведь она может быть ужасно милой, – заметила Присилла.

– Да, может, – согласилась Патти. – Но она слишком самоуверенная. Я очень хотела бы, чтобы этот мужчина вернулся и поставил ее на место!

Из раздевалки толпой вышли участницы маскарада и приступили к главному делу дня. Школа позировала сначала целиком, затем бесконечное количество маленьких групп позировали отдельно, в то время как те, что не были в кадре, стояли за спиной фотографа и смешили остальных.

– Юные леди! – умолял измученный фотограф. – Будьте так любезны! Не шумите хотя бы две секунды! Из-за вас я испортил три пластинки. И, пожалуйста, пусть этот монах с края перестанет хихикать. Вот! Все готово. Пожалуйста, смотрите на отверстие дымохода и не двигайтесь, пока я считаю до трех. Раз, два, три… благодарю вас!

Он витиеватым жестом вынул пластинку из аппарата и нырнул в темную комнату.

Настала очередь Патти и Конни быть снятыми вдвоем, но Св. Урсула и ее одиннадцать тысяч дев[35]громко требовали пропустить их вперед по причине численного превосходства и подняли такой гам, что две цыганки вежливо отошли в сторону.

Керен Херси, изображавшая Св. Урсулу, и одиннадцать учениц младшего класса – каждая в роли тысячи дев – составили очередную группу. Должна была, как объяснила Керен, получиться символическая картина.

Когда очередь цыганок подошла во второй раз, Патти, к несчастью, зацепилась платьем за гвоздь и прорвала треугольную прореху спереди на юбке. Дыра была неприлично большой даже для цыганки, так что ей пришлось удалиться в раздевалку и скрепить края крупными стежками, воспользовавшись белой ниткой для наметки.

Наконец, самыми последними, они предстали перед фотографом во всей своей живописной грязи и лохмотьях. Фотограф был художником в душе и высоко оценил их наряды. Если все остальные явно выглядели участницами маскарада, то эти две были настоящими. Он сфотографировал их танцующими и бредущими по безлюдной вересковой пустоши с грозными облаками на холсте за спиной. Он уже собирался снять их в лесу у костра, над которым со связанных вместе трех палок свисал кипящий чайник… когда Конни вдруг отдала себе отчет в том, что в студии стало слишком тихо.

– Где все?

Она торопливо выбежала в приемную и вернулась, не зная, смеяться ей или содрогаться от ужаса.

– Патти! «Катафалк» уехал! А те, что едут на конке, ждут ее на углу возле магазина «Марш и Элкинс».

– Ох, негодницы! Ведь знали же, что мы здесь! – Патти уронила свои три палки и вскочила на ноги. – Простите! – обернулась она к фотографу, вытиравшему пыль с чайника. – Мы должны бежать!

– А мы без жакетов! – простонала Конни. – Мисс Уодсворт не возьмет нас в вагон конки в таком виде.

– Ей придется нас взять, – заявила Патти. – Она не сможет бросить нас на улице.

Они с топотом сбежали вниз по лестнице, но, прежде чем выскочить из дружеской темноты дверного проема на свет, на мгновение заколебались. Однако времени для девического смущения не было, так что, собравшись с духом, они нырнули в толпу, заполнявшую в этот субботний вечер главную улицу городка.

– Ой, мама! Смотри-ка! Цыганки! – взвизгнул маленький мальчик, указывая на проталкивающихся мимо Патти и Конни.

– Кошмар! – прошептала Конни. – Я чувствую себя как в какой-нибудь цирковой процессии.

– Скорее! – выдохнула Патти, хватая ее за руку и пускаясь бегом. – Конка подошла, и они садятся… Подождите! Подождите! – Она неистово замахала над головой тамбурином.

На перекрестке им преградил путь фургон транспортной конторы. Последняя из одиннадцати тысяч дев влезла в вагон, даже не бросив взгляд через плечо, и вагон конки со спокойным лязганьем покатил прочь, вскоре сделавшись лишь желтым пятнышком вдали. Две цыганки стояли на углу улицы и глядели друг на друга в полной растерянности.

– У меня ни цента… А у тебя?

– Ни одного.

– Как мы доберемся до школы?

– Понятия не имею.

Патти почувствовала, что ее толкают под локоть. Она обернулась и увидела юного Джона Дрю Доминика Мерфи, протеже школы и ее близкого знакомого, взирающего на нее с озорным восторгом.

– Эй, вы! Спойте нам и спляшите!

– Хорошо еще, что наши друзья не узнаю́т нас, – шепнула Конни, пытаясь извлечь хоть какое-то утешение из того, что ее инкогнито не раскрыто.

К этому времени вокруг них собралась довольно большая толпа, которая быстро росла. Пешеходам, чтобы пройти мимо, приходилось сворачивать в боковую улочку.

– Нам потребовалось бы совсем немного времени, чтобы заработать на билеты и доехать на конке до школы, – сказала Патти; смущенное выражение ее лица вдруг сменилось озорным. – Давай! Ты бей в тамбурин, а я исполню матросский танец.

– Патти! Веди себя прилично! – На этот раз Конни обрушила на спутницу весь свой остужающий запас здравого смысла. – Остается неделя до окончания школы. Ради всего святого, давай не допустим, чтобы нас исключили в эти последние дни!

Она схватила ее за локоть и настойчиво подтолкнула к боковой улочке. Джон Дрю Мерфи и его друзья следовали за ними несколько кварталов, но, наглазевшись вдоволь и поняв, что цыганки не предложат им никакого развлечения, постепенно отстали.

– Что будем делать? – спросила Конни, когда они наконец отделались от последнего из маленьких мальчиков.

– Думаю, мы могли бы дойти пешком.

– Пешком! – Конни продемонстрировала свою хлопающую подметку. – Ты думаешь, что я пройду пешком три мили в этой туфле?

– Ну хорошо, – сказала Патти. – Что же тогда ты предлагаешь?

– Мы могли бы пройти назад к фотографу и занять у него на конку.

– Нет! Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, маршируя из конца в конец по главной улице в дырявом чулке.

– Ну хорошо, – Конни пожала плечами, – тогда придумай что-нибудь.