Книга Сказки Заколдованного Замка - Игорь Стрелков

Снуль — существо для Дранга малознакомое. Нет, естественно, ящер знал про образ жизни и некоторые повадки волшебного сони, но поскольку данный зверь в качестве возможной добычи ранее не рассматривался (летом в Волшебном Лесу снуля врасплох не захватить, а зимой сами драконы не любят выбираться наружу из тёплого логова), то и обо всех его особенностях владелец Дранг-замка не догадывался. Ибо драконы не слишком любопытные существа, а наследственная память — штука очень ценная и полезная, но и она не всегда выручает. Поэтому, подвешивая связанного и опутанного несколькими сетями зверя на ввинченный в потолок ржавый железный крюк, я был совершенно спокоен — никуда лохматый пленник не денется! Откуда мне было знать, что снули запоминают все сны, что приснились их зимним обитателям? А в Большом Снуле спали минувшей зимой целых два волшебника!

Что им снилось? Конечно, их эфирные приключения, где они всячески колдовали и произносили заклинания. Пока дело не коснулось такого наглого захвата, наш снуль даже не пробовал повторить то, что запомнил. Опять же, даже пребывая в неволе в Валькириковой Башне, ему и в голову не пришло ворожить: как-никак волшебник и волшебница приходились ему хозяевами. Неблагодарными и бесцеремонными, но всё же. А вот дракон-похититель — нет. Но сейчас, когда лапами, ушами и хвостом невозможно было пошевелить, а мордочку зверя петля стягивала так, что едва получалось на ноготок пасть приоткрыть, обманутый и оскорблённый пленник принялся делать то, что нынче снулям строжайше запрещено, а именно бормотать подслушанные в волшебниковых снах заклинания. Не сразу получилось, но в конце концов верёвки сами собой лопнули и снабжённые длинными когтями лапки получили свободу.

Большой Снуль встал, несколько раз тщательно отряхнулся, аккуратно причесал когтями и примял длиннющим языком особенно неопрятно торчащие клоки шерсти, а потом осмотрелся и старательно принюхался. Так и есть! Он не ошибся! За толстенной стеной, в погребе по соседству без движения висела его хозяйка. Опутанная не только верёвками, но и невидимой сеткой магии. Затейливые драконьи заклинания, непривычные и малопонятные даже для самых продвинутых людских магов, окружали не только чародейку, но и частой сеткой покрывали стены, пол и своды темницы.

Как их взломать? Таких волшебных слов зверь не знал. Можно было бы разнести стены. В своих снах Валькюра нередко устраивала нечто похожее — типа легендарного Мармадеггона: парой зловещих фраз рушила могучие замки и взрывала огнедышащие горы. Но если повторить их, то обрушится потолок, и кто знает — уцелеет ли сама пленница? Придётся проделывать проход по старинке, собственными лапами. Бедные коготки! Они предназначены для извлечения вкусных корешков и клубней из мягкой, всегда прохладной лесной земли, а не для ковыряния в щелях между грубо обработанными гранитными блоками. Но что поделать? Раз надо, значит, надо. Грустно вздохнув, снуль принялся за непривычную работу.

Заключая пленницу в погреб, я совершенно не задумывался над возможностью её освобождения извне, да ещё таким примитивным путём, как пролом или подкоп. И поэтому почти все мои хитрые заклинания были нацелены внутрь камеры — на опасную и непредсказуемую волшебницу. К тому же я полагал, что покидаю крепость совсем ненадолго, а получилось наоборот.

Дранг ещё только ложился на крыло, чтобы пикировать на удачно подвернувшуюся по пути карету, когда большая глыба в стене подвала дрогнула, на сырой пол с характерным шуршанием просыпались песок и мелкий щебень, а потом до ушей колдуньи донёсся глухой стук выпавшего камня. Лишённая обычного и магического зрения, Валькюра, затаив дыхание, прислушивалась к тяжёлому сопению, с которым невидимый и неизвестный зверь проталкивался сквозь пробитый им узкий лаз. Его недовольное бормотание («Фу, теперь неделю шерсть вылизывать. Как неряшливо! Фу, фу!») уши пленницы воспринимали как угрожающее рычание. Кто это? Враг или друг? Будет ли она сейчас освобождена или банально съедена каким-нибудь неразумным подземным чудовищем? Завизжать бы, но проклятая тряпка не даёт даже пошевелить языком!

И вот наступил момент, когда сопение стало слышно совсем близко: верёвочный кокон с Валькюрой, подвешенный как гамак между двумя стенами, начал раскачиваться, стал слышен треск разрываемых верёвок, уши пленницы заложило от дикого воя волшебной сигнализации, всё ее тело затряслось от электрических разрядов и даже сквозь плотную повязку глаза отреагировали на отсветы магического пламени. Но тут повязка упала с лица, осточертевший кляп выскочил изо рта (едва не утащив вслед за собой прилипший, распухший и онемевший от сухости язык), верёвки ослабели и ноги волшебницы коснулись поверхности пола. Значит, всё-таки друг? Какая удача! Жаль, что в темноте ничего, совсем ничего не видно! Сейчас она произнесёт заклинание — и всё встанет на свои места.

— Та пуфет ффет! — Валькирика сопроводила своё восклицание неуверенным движением рук (не менее затёкших, чем её несчастный язык). Страшный грохот потряс башню. Вспышка багрового огня на секунду озарила испуганную мордочку изумлённого снуля и широкие трещины, зазмеившиеся по стенам в разные стороны. С занемевших уст Валькюры сорвалось древнее (и неизвестное ей) жуткое ифритское заклинание. Снаружи над замком поднялся гриб багрово-лилового пламени, в котором возникла и торжествующе расхохоталась призрачная рожа Нефрического Ифрита Пламяпоганиума. Расхохоталась эта рожа прямо мне в морду, между прочим. Ведь я, заслышав тревогу и совсем чуть-чуть не доехав до замка, бросил карету и на собственных крыльях поспешил к логову. К сожалению, ни княжну, ни золото жадный дракон (это я о себе) прихватить не забыл. Поэтому и опоздал. Всего на минуту.

Вообще-то мы, драконы, в целом (и я в частности) против ифритов ничего не имеем. Даже против их наиболее гадкой разновидности — нефрической, возникающей в результате накопления в плазме, из которой состоит ифритово тело, недорасплавленных или вовсе твёрдых кусков металла и камня. Они, постепенно накапливаясь, притягивают такого ифрита к поверхности и лишают его возможности летать, а в холодную погоду нарушают равномерное горение плазмы и способствуют её загустению и остыванию. Для инфернальной огненной сущности, как я слыхал, это примерно то же самое, что камни в почках для людей. И так же опасно. Ведь если ифриту не удается избавиться от таких отложений, он постепенно остывает, уменьшается в размере, тяжелеет (а вес такой сущности колоссальный!). В результате поверхность земли перестаёт его выдерживать, рано или поздно он под неё проваливается, а вырваться назад у ифрита получается крайне редко, да и то лишь при посторонней магической помощи. Потому ифриты у нас столь редкие гости. Зато всегда неприятные! Нефрический ифрит опасен вдвойне, поскольку его и без того тяжёлый характер дополнительно испорчен болезнью.

Так что соседствовать в собственном логове с Нефрическим Ифритом — удовольствие, мягко говоря, сомнительное. Тем более что сам он соседствовать ни с кем не собирался. Заметив меня, он взмахнул ушами, гнусно хихикнул и поманил огненным пальцем:

— Иди сюда, дракошка! Давненько я вашего брата не пробовал! О-па! Да ты ещё и с золотишком? Давай, быстренько лети ко мне в пасть! И девку тоже прихвати. Людей мне кушать вредно, врачи запрещают, но ничего не могу с собой поделать — люблю.