Книга Пороки - Евгения Савченко

— А то, что выигрывает тот, кому простят разбитую жизнь и падение. Представь, что кто-то не позволил сбыться твоим мечтам, уничтожил твоих близких людей, стал причиной того, что ты несчастна, раздавлена, едва трепыхаешься на самом дне. И ты прощаешь его, несмотря на то, что он стал причиной твоей гибели.

— Неужели, такие люди есть? — Я была удивлена.

— Есть, — кивнул Наркоман: — И я люблю её. Но, очевидно, именно мне Пороки будут искать замену после окончания этой истории.

— Почему?

Он склонился ко мне, тихо и с улыбкой прошептав:

— Меня убьют. Вот увидишь. Фред выиграет. Теперь, когда Юлий вернулся к Вэл, я ничем не могу помешать им.

— Кто может убить тебя?!

— Я же просил говорить тише! — Шикнул он на меня, заметив, как беспокойно реагируют окружающие на мои восклицания. Одна из сидящих неподалеку пар поднялась и ушла, торопливо рассчитавшись, едва накинув куртки на плечи. Наркоман горько засмеялся, выдавливая улыбку. — Ты поверила?

Я глубоко вздохнула, чтобы привести мысли в порядок:

— То, что ты рассказал — это правда?

Он пожал плечами, словно сам не знал, может ли он себе доверять. Я молча раскачивалась на стуле, пытаясь всё обдумать.

— Чем же я не подхожу для вашей истории? — Спросила я, наконец.

— Понимаешь, есть люди, которые живут повседневной жизнью. И им это нравится. Ходят на работу, встречаются с любимыми. А есть те, которые постоянно всё переставляют с ног на голову. С такими интересно, но абсолютно невозможно жить. Они как вечные двигатели безжалостной машины, которая каждый день уничтожает всё вокруг себя, чтобы построить заново. С такими интересно играть, они необычные, таких предсказать нельзя.

— Это безжалостно, делить людей на интересных и неинтересных. В каждом человеке есть что-то…

— Но это правда, Кнопка. Понимаешь? — Его сочувствующий голос почти тонул в окружающем шуме. — Ты не принадлежишь к особенным людям, ты обыкновенная. Но кто сказал, что это плохо?

— А Сатира? Что в ней такого особенного? И почему Фред сказал мне, что о ней нужно спрашивать именно тебя?

— Он сделал глупость, — Наркоман задумался. — Мы все наделали массу ошибок. Тебя не должно было быть в нашем окружении. Юлий собрал в своем доме бестолковое сборище глупых людей, откуда-то взялась Сатира на мою голову…

— Какая между вами связь? — Мне было интересно узнать это.

— Мы учились в одном классе. Никто из Пороков не ожидал, что история может повернуться именно так. Сатира раньше не была такой, она сильно изменилась. Во всем. Она бегала по школе в джинсах и любимой черной футболке. Ее жизнь изменилась, потому что Юлий так захотел. Мне показалось, что она меня узнала после одной из наших встреч. Или, мне просто этого очень хотелось. Лично я думаю, Сатира была способна понять многое о существовании Пороков. Возможно, именно поэтому она больше не появляется в доме Юлия.

— Неубедительно, — я покачала головой: — Всё это слишком сложно и накручено…

— Это твоё дело, поверишь ты мне или же нет, — Наркоман поднялся, собираясь уходить. — Мы не увидимся больше. Прощай.

Он оставил меня одну, расплатившись за остывший кофе. А я всё сидела, пытаясь переварить сегодняшний день.

Примета № 20. Если вы верите в приметы — они обязательно сбудутся

25 декабря

На следующее утро после последнего разговора с Наркоманом я не выдержала и полезла в Интернет.

Мой друг не соврал мне, в этом городе в 2001 году действительно умер одиннадцатикласник. Умер неожиданно, врачи списали всё на остановку сердца. Фотографии погибшего парня были настолько похожи на человека, который вчера рассказал мне о Пороках, что я понемногу начинала во всё это верить.

«А ведь, действительно, мне никто не поверит, если я начну всем подряд рассказывать, что разговаривала с умершим», — мысли в голову лезли не самые утешительные.

Я вспомнила, как мне мерещилась Сатира после воспаления легких. Но теперь я четко понимала, что бредила в больнице. Воспоминания о видениях были расплывчатыми и неясными. В отличие от вчерашнего вечера, о котором я помнила всё до мельчайших подробностей.

«Если не бред, то что это?», — логика не хотела подчиняться, казалось бы, очевидным вещам. Парень, скончавшийся шесть лет назад, вчера вечером рассказал мне, как он был принят в компанию Пороков, и теперь он с двумя своими друзьями разрушает жизни людей, которые выделяются из общего стада. То, чем именно выделяются их жертвы, я понять так и не смогла. Труды Зигмунда Фрейда, подаренные мне Юлием, не давали четкого ответа на этот вопрос, а по моему собственному мнению нельзя делить людей на особенных и обычных, на важных и неважных, на нужных и ненужных.

Аспирин, два пакетика жаропонижающей отравы, разбавленной кипятком и попытка заснуть не спасли меня от мучительных размышлений и головной боли. Снова подсев к монитору компьютера, я раскрыла на полный экран мемориальную фотографию умершего одиннадцатиклассника.

Голубые глаза, небрежно отброшенная на лоб длинная челка длинноватых русых волос. Это лицо, будто вытесанное из камня с массивным подбородком и изумительной улыбкой. Это он, несомненно… Но только на фотографии он был обычным, без безумия, без игры.

Обычным… Вот я и разделила людей на два сорта.

Я не смогла заснуть. Сидела, вычерчивала на бумаге глупую схему последних событий простым карандашом.

Юлий, которого я увидела первым из Пороков, Наркоман называл его Режиссером. И Фред, который представился моему другу как Одиночество. Как же зовут самого Наркомана? Или же, имея такое говорящее прозвище среди людей, он не имеет второго имени, символизируя безумие и хаос?..

Нет, есть что-то ещё…

— Я уже забыл. Одна девушка зовет меня Нуто.

Нуто… Что за имя такое? Не название порока, оно ничего не значит…

Он так часто жаловался на скуку… На постоянство взглядов окружающих, на отсутствие чего-то нового, на застаревающую, заплесневевшую обстановку в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь.

— Мне скучно. Мы всегда занимаемся всякой ерундой. Как бы ты и Фред ни пытались прожить ситуацию, какие бы сложности ни выдумывали, меня всегда преследует одно и то же. Скука. Особенно сейчас.

Словно бы это было его любимым словом. Скука, уныние, кома…

— А ты слышала такое выражение: «Жизнь — это соло на скрипке. Когда учишься играть прямо на выступлении»?

И всё же, жизнь билась в его глазах. Рассуждая, он словно погружался в мечты, на мгновение забытья становясь похожим на того ребенка-ангела, каким я представляла себе его в детстве. Но мгновение проходило, с ним вместе гасло и очарование, которым светилось лицо потрепанного падшего, оставляя усталому, когда-то крылатому существу только безумный свет глаз, спрятанных за прядями русой челки.