Книга Сад вечерних туманов - Тан Тван Энг

Тропка дошла до развилки. Вместо того чтобы идти прямо домой, я свернула к Дому Маджубы и кликнула гурку, прося впустить меня в ворота. Обходя дом сзади, миновала Мнемозину с ее сестрой-близняшкой и спустилась по ступеням на нижнюю террасу сада. Магнус, расчищая джунгли, оставил большую часть тиковых деревьев нетронутыми. Предписанные границы сада нарушали клумбы растений, которые он вывез из Южной Африки: цикады с остроконечными листьями, пробивающимися из земли, как верхушки чересчур разросшихся, доисторических морковок, стрелиции и голубые африканские лилии, алоэ с их менорами красных цветов, страдающие на незнакомой земле.

В центре лужайки высилась покрытая белой штукатуркой каменная арка, с которой свисал колокол. Магнус рассказывал мне, что когда-то в него звонили на одном из виноградников Мыса, оповещая японских невольников об окончании рабочего дня. Впервые эту арку я увидела давно, но ее бледный монолит по-прежнему обладал притягивающей силой: я чувствовала, что набрела на последний фрагмент какой-то позабытой цивилизации. Сейчас, проходя под аркой, я приподнялась на цыпочки, чтобы стукнуть в край колокола, исторгнув слабый отзвук из его проржавевшей немоты.

Эмили стояла у декоративного пруда, закрыв глаза. Я затихла, пока она, сделав вдох, отводила правую ногу в сторону от левой. Движения ее были настолько медленны, что мне казалось, будто я смотрю, как растягивается самое время, мир вокруг нас насыщался ее силой, пока она плавно, без пауз и разрывов, переходила от одного движения к другому: вода, вливающаяся в воду, воздух, мешающийся с воздухом. Движения ее были полны такой грации и усмиряемой силы, что Эмили, казалось, парила внутри сферы с уменьшенной силой притяжения.

Спустя некоторое время она вернулась к своему первоначальному положению, опершись руками о бедра. Я тихонько окликнула ее, Эмили круто повернулась ко мне, руки ее вскинулись в защитном жесте. Я успокаивающе подняла руку:

– Это я. Как же это было прекрасно. Это тайцзицюань[148], да? Когда-то я смотрела, как пожилые люди занимались им на площадке.

Настороженность уходила с ее лица, но краски тревоги какое-то время еще держались на нем.

Свет звезд охлаждал воздух. Бронзовая скульптура сидевшей на коленях молодой девушки высилась на глыбе гранита среди тростника у края пруда. Взгляд ее, полный холодного невинного любопытства, был навеки устремлен в воду. Эмили заметила, что я рассматриваю статую:

– Мы заказали отлить ее после того, как похоронили здесь дочь.

– Я и не знала, что у вас с Магнусом была дочь.

– Петронелла прожила всего несколько дней после рождения. – Взгляд Эмили подернулся застарелой печалью, пока она не отрывала его от скульптуры. – Никогда не встречалась с твоей матерью. Я очень на нее похожа?

И вот тут-то я поняла, почему моему отцу никогда не нравился Магнус и почему Эмили все это время была осторожна со мной. В душе я была уверена, что она спрашивала не о наружном своем сходстве с моей матерью.

– Вы обе очень решительные женщины, – сказала я, отбирая слова с таким же тщанием, с каким выбирала бы камни для сада Аритомо.

Эмили, судя по всему, мой ответ удовлетворил, даже порадовал:

– Магнус собирался жениться на ней, знаешь ли, но она, единственная дочь великого семейства Кхау, не могла позволить себе снизойти до скромного плантатора из анг-мо[149].

– А вы смогли.

Эмили, припомнила я, тоже росла в зажиточной семье, хотя и не такой знаменитой, как семья моей матери.

– Жизнь здесь многое упростила, я думаю, – сказала Эмили. – Камероны – это целый мир в себе. Уверена, ты и сама теперь в этом убедилась. До войны здесь было довольно много смешанных семейных пар. Я даже думала, что все мы сюда приехали, чтоб быть подальше от мирского неодобрения.

– Как вы познакомились с Магнусом?

– Бенг Гьёк, моя кузина. Она пригласила меня поохотиться на тигра в Пенангских горах. Магнус был среди приглашенных, – сказала она. – Я не могла взгляд от него отвести, когда Бенг Кьёк познакомила нас. Эта повязка на глазу! Я чувствовала, что она скрывает что-то там, глубоко внутри его. Мне хотелось узнать, что же именно. Просто всенепременно!

Она улыбнулась:

– Ты знаешь, как он глаз потерял?

– В Бурскую войну.

Она взглянула на меня:

– Мне жаль, что с твоей мамой так случилось.

Я отошла на несколько шагов в сторону, сделав вид, что любуюсь какой-то птичкой, севшей на арку.

– Уверена, что ужин ты не готовила, – сказала Эмили. – Пойдем, поедим вместе.

– А где Магнус?

– В К-Л. Сегодня рано утром уехал. Раз в месяц ездит взять наличные на зарплату рабочим.

– Хоть бы мне сказал. Мне нужно кое-какие книги достать.

– О, мы никому не говорим, когда он поедет и когда вернется. Безопаснее, лах. Меньше шансов в засаду попасть, видишь ли. Итак, – вопросительно глянула на меня, – ужинаем?

Я кивнула и пошла за ней по ступеням. На верхней Эмили остановилась и обернулась ко мне:

– В ту ночь, когда я впервые встретила Магнуса… мы стояли на балконе, глядя на огни Джорджтауна внизу, под нами, – заговорила она. – Заморосил дождь, но он не дал мне уйти с балкона. Тогда-то он и произнес строку из того стихотворения: «Вот нежится Земля, ночь напролет купаясь в непроглядной тихой благости дождя». – Воспоминание смягчило ее лицо. – Я попросила записать ее для меня, а он отказался. Знаешь, что сказал? «Мне незачем писать, ты и так запомнишь эту строку навсегда».

Какое-то время мы стояли там, в сумерках, и слова поэта, имени которого я не знала, проникали мне в душу.

Почти на самом пороге дома я спросила:

– А тигра-то подстрелили?

– Думаешь, меня это волновало после того, как я Магнуса увидала?! – Смех ее заискрился в полумраке, и на какой-то крохотный момент она словно снова стала молоденькой девочкой. – Загонщики нашли несколько следов, но тигра мы так и не увидели. Он был, наверное, последним, жившим в тех горах.

Склонившись ко мне, она прошептала:

– Я выдам тебе тайну: я рада, что его так и не нашли и что мы не убили его.

Я кивнула:

– Я тоже рада.

– Мне нравится представлять себе, что он и по сей день жив, – произнесла Эмили, глядя на горы, где уже лежала ночь, – и все еще бродит по горам.