Книга Пегас, лев и кентавр - Дмитрий Емец

Старичок виновато заморгал.

– Она ни к кому не ездит.

Гай приподнял брови.

– Даже если я попрошу?

– Круня очень привязана к тому месту, на котором находится ее подвал. В любом другом она не сможет.

– Что за место?

– О, прекраснейшее! Опекунов там слышишь четко, лучше, чем в болоте. И своего, и чужих – прямо как эхо. Когда-то там стояла башня, в которой Петр допрашивал стрельцов. Под фундаментом башни – моровые захоронения, а до них – языческое капище. Насыщенная, дающая энергетика! – сказал Белдо с увлечением.

Когда знатный куровед уехал, пообещав лично заехать к Круне, Гай вышел из кабинета и спустился в подвал. Гудели кондиционеры. Коридор здесь был чистенький, с искусственными пальмами в кадках – ну просто полуподвальный этаж провинциальной гостиницы. Гая утомляла и одновременно забавляла его пошлость. Опять же, так лучше, чем красный кирпич в свинцовых оспинах и осиновый пол с жестяным желобом-кровостоком.

Гай прошел по длинному коридору и остановился у крайней двери. Дверь была окутана нежно-розовым сиянием. Рядом еще лежал каблук того клерка из форта Долбушина, что возомнил себя охотником за закладками.

Не дойдя до двухслойного сияния одного шага, Гай остановился и протянул левую руку. Сияние изменило форму, точно чуткий пес, обнюхало его ладонь, подозрительно коснулось лица и вновь втянулось. Гай толкнул дверь и вошел в узкую комнату. Ее стены, потолок и пол слабо светились точно так же, как и дверь.

В комнате не было даже табуретки. Прямо на полу, в очерченном меловом круге лежал массивный куб потемневшего серебра, в который был вплавлен треугольный осколок зеркала.

Глава 10Донской пег

Животные часто погибают от элементарных ран, потому что кусают руки врача, разлизывают швы и срывают наложенные повязки. То же самое происходит с людьми, которые начинают расковыривать прежние обиды вместо того, чтобы простить их и позволить им изгладиться.

Йозеф Эметс

Разместилась Рина быстро. Гораздо больше времени она провела в душе. Одеваться пришлось в мокрое, а потом, прямо на теле, сушить одежду найденным в шкафу феном. Способ, конечно, дурацкий, но эффективный.

Перед обедом к ней снова заскочил Ул.

– От тебя кошмарно пахнет мылом! – сказал он.

Рина смутилась.

– Я нашла только хозяйственное, – сказала она.

– Которое «семьдесят два» процента? Кузепыч его обожает. Ядрено и дешево. Кстати, ты в курсе, что оно делается из раздавленных автобусом кошек? – уточнил Ул и, не давая Рине опомниться, поманил ее за собой.

– Куда? – спросила Рина, которая, по закону подлости, успела высушить все, кроме головы.

– Увидишь, – пообещал Ул и, открыв окно, спрыгнул на клумбу.

– Тут все так делают! Выходов из школы слишком мало, а окон слишком много, – объяснил он Рине, когда она последовала его примеру.

– Кузепыч… – начала она.

– Про одеяло была шутка. Он шутит ее уже много лет подряд, – мгновенно угадал Ул.

– Странная шутка. Несмешная, – удивилась Рина.

– Шутка не обязана быть смешной. Это практическая шутка в стиле: «На телефонной станции пожар. Положите трубку в тазик с холодной водой!» Всегда находится кто-то, кто действительно прыгает на одеяло, а потом не знает, куда его девать. Так и таскается с одеялом, – объяснил Ул.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рина.

– Я сам когда-то жил в этой комнате. И сам когда-то сбрасывал одеяло. Зеленый был, верил всему, – засмеялся Ул и быстро пошел по аллее.

Двигался Ул пугающе моторно. Ощущалось, что для его жизненной силы дистанция слишком короткая – надо бы втрое больше, да еще с чем-нибудь громоздким за плечами. «Если хотите, чтобы я замедлился, – сделайте так, чтобы я выбился из сил!» – означала его стремительность.

Белая гравийная дорожка решительно прочерчивала молодой лесок. Территория ШНыра впечатляла. Еще до того, как дорожка закончилась, стало ясно, что вести она может в единственное место – к одноэтажному, протяженному строению из красного кирпича, под шиферной крышей.

Миновав Зеленый Лабиринт, про который Ул неопределенно сказал, что: «Эти цветочки лучше не срывать», – они вышли на открытый участок, примыкавший к воротам красного строения. Послышался всплеск, и шедший впереди Ул стал ниже ростом.

– Осторожнее! Здесь моя личная лужа! Я в нее посторонних не пускаю! – предупредил он.

У входа в пегасню разлилась здоровенная лужа, самодовольная и втайне мнящая себя озером. В разных местах лужи цепочками валялись камни и плавали доски, безуспешно пытавшиеся ограничить ее могущество.

Ул захлюпал по луже. Шел он быстро, наступал со знанием дела. Рине с ее страстью к самовредительским экспериментам вздумалось взгромоздиться на доску. Доска, заманивая, позволила ей сделать два шага, после чего Рина с воплем ушла под воду до середины голени.

Ул поймал ее под локоть.

– Ты восьмая на этой неделе! Мы с Афанасием считаем. Первым был Кузепыч! Или, может, девятая? Что-то у меня разладилось с арихметическим прибавлянием! – сказал он удрученно.

Рине, переставлявшей по дну переполненные сапоги, стало ясно, почему доске позволяют тут плавать. Чтобы великовозрастные приколисты Ул и Афанасий могли упражняться в «прибавлянии».

В центре лужи Ул остановился. Накрапывал дождик. Он почти не ощущался, но на личной луже Ула появлялись отметины.

– Я был у Кавалерии… – сказал Ул и поперхнулся. – Валерьевны… Новички обычно сваливаются к нам к осени, а сейчас май, и чего с тобой делать, большой такой вопрос. В общем, Калерочка-Валерочка просила меня рассказать тебе про ШНыр и ввести в курс дела. Не слишком напрягайся запоминать, что я буду говорить. Что надо – в мозгах все равно отложится. Что не отложится, то, значит, не главное. Голова, она как дуршлаг: мелкое проваливается, а важное застревает.

– Я стою в луже! – напомнила Рина.

– Я буду краток, – смилостивился Ул. – Основали ШНыр скифы, хотя они представления не имели, что чего-то там основали. К скифам попало несколько летающих коней, что зафиксировано в греческих летописях. Скифы сильно не стали заморачиваться, откуда они взялись. Выдернули пегам маховые перья и принялись их разводить. Чужеземцам пегов не продавали, хотя золота им предлагали завались и больше. Вначале разводили, конечно, для разведки и для связи между дальними поселениями, потому что снайперская стрельба из лука со спины у летящей лошади – утопия. Мы экспериментировали с Максом – после полугода тренировок максимум стали попадать в метровый деревянный круг. А если, предположим, в тебя еще с земли долбят…

Ул ткнул себя пальцем в грудь и дернулся, будто в него попала стрела.

– Вскоре у скифов возникли проблемы с сарматами и готами. Малочисленная крылатая конница от многочисленной сердитой пехоты их не спасла. Дальше никаких исторических сведений о пегах не сохранилось. Только отголоски легенд о Тугарине на коне с бумажными крыльями. В Средние века несколько пар пегов оказались в донских и кубанских степях. Откуда они там взялись, никто не знает. Может, и всегда были, только человеку на глаза не попадались. Пеги же дикие, пугливые. Чуть что – на крыло, и иди поймай!.. А тут, может, кобыла крыло сломала, а жеребец ее не бросил.