Книга Красота в наследство - Ольга Сенько

— Я пойду.

И никакие уговоры не помогли. На прощание ее благодетельница влила в Верку два стакана крепкого чая, надеясь, что так она быстрее придет в себя, потом закрыла за ней дверь, уже сожалея, что ввязалась в эту историю. Бушующая Верка была довольно противна. Никакого разговора по душам не получилось. «Эмоции — это, конечно, хорошо. Но девочка совершенно не умеет их сдерживать, — подумала Анна. — Вульгарна до безобразия. Вот что значит среда и воспитание. Хоть бы доехала благополучно».

А Верка, выйдя на улицу, еще долго сидела в машине. Голова кружилась, но рыдать уже не хотелось. Она теперь сожалела, что вела себя как последняя дура, сдержаться не могла. Хмель из головы еще не выветрился, но надо было ехать. И с превеликой осторожностью покатила домой, изо всех сил стараясь не гнать, а также не попасться в лапы гаишников. Машину она любила.

Анна Петровна позвонила, когда Верка уже сидела на своей кухне, опять рассматривая снимки. Беспокоилась. Верка долго извинялась и сказала-таки спасибо. Добавила, что с матерью встречаться не собирается. Да ну ее к черту, пусть живет, как жила. Это была бравада, и обе об этом знали.

Все люди любят тайны — и маленькие, и взрослые. Именно этой страстью человечество и обязано своему прогрессу. Страсть все реализуют по-разному. Кто-то занимается наукой, кто-то подсматривает в замочную скважину, стремясь познать неизведанное. Третий активный участник этой истории, безжалостно удаленный с места событий, сделал познание чужих тайн своей профессией. Любая работа, если ею заниматься много лет, надоедает. Что в мире может случиться нового? То кто-то что-то украл, то жена или муж загуляли, то компаньон решил кинуть. Разнообразие очень скудное. Михаил был уже далеко не мальчик, шестой десяток пошел, и успел устать и от жизни, и от всей этой суеты вокруг денег. Сам он к ним относился спокойно. Имел стабильный, хотя и не чрезмерный, доход, все в жизни уже состоялось, с последней, четвертой женой распрощался по-хорошему, дети от предыдущих жен выросли, и жил он теперь, как принято говорить, в свое удовольствие, хотя и без особого удовлетворения. В последнее время стало ему скучно. Работа в фирме была уже налажена и постепенно перестала его занимать. Пять лет занимаясь этим делом, он все отрегулировал с четкостью профессионала. Постоянно получал заказы, заработал престиж, к нему отсылали знакомых, он помогал, его уже многие знали. Можно было почивать на лаврах. В пределах разумного, конечно. В жизни вообще излишне расслабляться нельзя. Но интерес ушел, испарился. Вспоминал друга, Петровича. Тот работал у него, деньги неплохие зарабатывал, был сначала рад и счастлив, вырвавшись из нищеты, потом как-то сник, затосковал, потом плюнул и ушел, заявив, что больше не может. Человек привык к другому темпу жизни и к другим масштабам деятельности. Вот и Михаил почувствовал, что его жизнь запахла болотом. Рутина, скука. Даже с женщинами отвлечься не удавалось. Какие-то они стали шаблонные, сколько не меняй. Все одно и то же. Рестораны, цветы, койка. Сам процесс его интересовал все меньше. То ли возраст сказывался, то ли однообразие надоело. Хотя в отличие от многих друзей проблем у него с этим делом пока не возникало.

Бабы какие-то пошли, как куклы заводные. Лживые, чирикают одно и то же и все норовят продемонстрировать свою сексуальную просвещенность. Начитались, насмотрелись, раскрепостились до такой степени, что аж тошнит. Прогрессивные москвички. Шагают в ногу с веком. А глаза все равно холодные, а шкуры толстые, как у носорогов, не прошибешь. Никаких человеческих чувств, один суррогат. Вспомнил эту красотку, Ирину. Хороша, стерва. И холодна, как рыба мороженая, по глазам видно. Он долго тогда, четыре года назад, ходил под впечатлением. Но, как сейчас помнил, желания выйти на контакт она не вызывала. Робот, а не баба. Кинула дочь, как теперь выясняется. Интересно, что она там произвела на свет? Что-то Аня сильно волновалась. Но она женщина душевная во всем, что денег не касается. Добрая душа. Оберегает. Мне и посмотреть на девку не дала. Впрочем, если захочу, и сам справлюсь. Запретный плод манит, он сладок и приятен. Мелкая шлюшка, без образования, без воспитания — это большой плюс, надо сказать, с каким-то парикмахерским талантом, курам на смех, ей-богу. Вот бабы, вечно они по своей голове плачут. Все украшаются, суетятся. Тут я сам себе, конечно, вру. Кто же не любит красивых женщин? А девка эта далеко не красотка, Петрович тогда говорил. Что это я о ней все время думаю? Наверное, потому, что посмотреть не дали. А впрочем, что думать? В жизни ничего случайного не бывает. Раз хочется — надо ехать и смотреть. Не так уж много и осталось, и к своим, даже странным, желаниям, надо относиться с уважением и трепетом, удовлетворять их максимально. А то скучно совсем. Тряхну стариной, на что я еще способен?

Всю неделю после вышеозначенных событий Верка сидела дома. Несколько раз вышла к клиентам, да и то ненадолго. Лялька ее сиротливо томилась в гараже. От скуки, чтобы отвлечься, она занималась Степиным воспитанием, водила его на прогулки, пыталась научить выполнять команды, хотя щенок был для этого слишком мал и просто норовил играть. Это отвлекало ее от навязчивых мыслей. Верка, конечно, думала о матери и заодно о смысле жизни. Обычно подобные философские раздумья одолевают подростков от двенадцати до пятнадцати, они уходят в себя и начинают конфликтовать с окружающими. Видимо, в своем развитии она незаметно проскочила этот этап, зато теперь созрела и наверстывала упущенное, под давлением жизненных обстоятельств. Это как с детскими инфекциями. В детстве их переносят легко, зато в зрелом возрасте, изловив банальную ветрянку, балансируют между жизнью и смертью. Инфантильный Веркин мозг начал развиваться ускоренными темпами, причиняя ей душевные страдания. Но она все-таки была человеком со здоровой психикой, поэтому до идеи покончить с собой не додумалась, хотя мыслишка пару раз отдаленно мелькнула. Через неделю душевная буря уже почти улеглась. Верка была еще мрачновата, но зато спокойна. Дома стояли две бутылки из-под водки, опорожненные в этой нелегкой борьбе, и витал синий табачный дым. В голове уже роились планы, свидетельствующие о душевном выздоровлении. Они были простенькие. Для начала Верка затеяла генеральную уборку в своей квартире. Она, по-видимому, должна была символически подвести черту под ушедшим этапом жизни и обозначить новый. Сэкономленная за неделю энергия бурлила теперь в ней и искала немедленного выхода.

Выйдя поутру гулять со Степой, который уже подрос, а рос он удивительно быстро — расправились многочисленные складки на шкуре, собака принимала ожидаемые устрашающие вид и размеры, Верка, как стратег, планировала очередность дел. Зима была снежная, намело большие сугробы, в которых она намеревалась повалять свой скромный коврик, чтобы потом выбить его как следует. Степа бегал и время от времени лаял таким неожиданным басом, что пугал прохожих. Верка щурилась на солнце, и постепенно радостное настроение вселялось в нее, вытесняя и мысли о матери, и все остальные ненужные ей воспоминания.

Она бегала со Степой по двору, время от времени награждая его веселыми матюками, когда к ней подошел мужчина. Глядя на собаку, непринужденно вступил в разговор. Верка и не собиралась с ним беседовать, но болтовня завязалась. Сначала о собаках. Незнакомец сообщил ей много нового и интересного о боксерах, потом о погоде, потом ни о чем. Легкий морозец и солнце действовали на Михаила, он был в ударе, трепался, как пацан. Вспомнил молодость. Верку он вычислил, хотя никогда ее не видел. Аня упомянула о собаке в разговоре. Встал сегодня рано, устроил выходной в офисе и притащился на машине в этот симпатичный городок. Как же здесь хорошо, спокойно — ни шума, ни людей, воздух чистый. Машину оставил на стоянке и уселся в Веркином дворе. Посидел всего-то минут пятнадцать, и объект с собакой нарисовался. А девка ничего, не красотка, конечно, но живчик. Бледная, худая — переживает, наверное. Ему ничего не стоило Верку развеселить, и она уже заливалась хохотом, запрокидывая голову. «До чего юморной мужик, хоть и немолодой», — думала она. Для своего возраста он был еще в форме — подтянутый, никакого брюха, одет без лишнего шика, но с некоторой претензией. Видно, что дядя непростой. Познакомились. Он сказал ей, что приехал из Москвы к другу, а того не оказалось дома, вот он и ждет его тут на лавке. Сирота бесприютная, некуда деться. Через полчаса Верка снабдила его выбивалкой и ковром, и вместе за час отдраили квартиру, покатываясь со смеху. Потом он отправился в магазин и вернулся с полной сумкой продуктов, держа перед собой букет роз. Вручил его изумленной Верке. Может, цветы от мужиков она когда-то и получала, но это было давно. Стала вспоминать, но, кроме мужа, других дарителей припомнить не могла. Совсем иные у нее были отношения с противоположным полом. Сейчас хотя и удивилась, но обрадовалась. Ей было сказано, что все это в честь знакомства, хорошей погоды и прекрасного настроения. «Славно, что так получилось, что друга нет дома, давайте, Вера, отпразднуем нашу генеральную уборку праздничным обедом, я его сейчас приготовлю». Потребовал фартук и ушел на кухню, запретив Верке совать туда нос. Она осталась в комнате перед телевизором, смотрела на розы, стоявшие в вазе, шикарный был букет, дорогой, конечно, и ни о чем не думала. Легко было на душе. Потом почему-то уснула. Степа примостился рядом, лежал и похрапывал своим курносым носом.