Книга Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь - Карина Демина

Боже, до чего хорошо…

Жаль мало.

— …и вы берете свою ковырялку…

Богуслава молча протянула палочку, за которую Себастьян вывалил сто двадцать злотней, и это со скидкой. Неудивительно, что семья разоряется: при таких-то ценах.

— …и смело, с соблюдением всех приличий, ковыряетесь в ухе…

Себастьян содрал ботинки и, едва не постанывая от наслаждения, поскреб палочкой ступню.

— Вам плохо? — заботливо осведомилась Богуслава.

Хорошо…

…просто-таки чудесно…

Пальцы вот дергаются, но пальцы — право слово, это такая ерунда, главное, не прекращать чесать… хорошая ковырялка, стоит своих денег… и зуд расползался, выталкивая на поверхность кожи защитную чешую. Да что с ним такое?

…или…

Себастьян огромным усилием воли заставил себя расстаться с чудесной палочкой, предназначенной для ковыряния в ушах…

— Богуслава, — он дернул плечом, пытаясь угомонить прорезавшиеся крылья, которые тоже, что характерно, зудели невыносимо, — вы ничего мне сказать не хотите?

— Я… — Ресницы затрепетали, а в зеленых очах блеснула искра торжества.

Да что ж им всем-то неймется?!

— Я… должна вам признаться…

Говорит с придыханием, ладони к груди прижала… а грудь у панночки Богуславы выдающаяся… Себастьян с трудом отвел взгляд, заставив себя смотреть не на грудь и даже не на оборочки, которыми декольте было украшено весьма щедро, но на крупные розаны.

А платье-то нарочито скромное.

И поза эта… не зная панночку Богуславу, можно подумать, что он, Себастьян, ввел бедную девицу в смущение превеликое.

— Да, Богуслава… — С немалым трудом он заставил себя выпрямиться.

Все тело горело огнем…

— …я… я вас люблю…

— Жаль. — Себастьян отстранился. — А я вас нет.

— Что?

— Не действуют на меня привороты. — Он сунул руку в подмышку и поскребся. — Ну почти не действуют… аллергия у меня на них… с почесухой. Нестандартная реакция вследствие подростковой травмы.

— Аллергия? — уточнила Богуслава упавшим голосом.

— Увы…

…и крылья свербели просто-таки невыносимо. Себастьян ерзал, прижимаясь к слишком уж мягкой спинке дивана.

— И… извините, — Богуслава изобразила почти искреннее раскаяние, — я не знала…

Пожалуй, раскаивалась она исключительно в этом незнании, а отнюдь не в попытке воздействия на разум, отягощенной тем фактом, что ненаследный князь Вевельский состоял на государевой службе…

— Знаете…

— Знаю, — она подалась вперед, и толстая рыжая коса скатилась с плеча на грудь, — я поступила плохо! Безобразно! И нет мне прощения… но все, что я делала, исключительно из любви к вам.

— Богуслава, — зуд мешал сосредоточиться, — все, что вы делали, вы делали исключительно из любви к себе. И давайте на этом остановимся?

— Почему?

— Потому, что я не хочу на вас жениться.

— А если…

— И ментальные заклинания тоже не сработают.

Она рассеянно кивнула, верно, мысленно перебирая иные возможности.

— Я предлагаю вам выбросить дурную идею из головы. — Себастьян поднялся и, скинув пиджак, все же позволил крыльям прорваться. — А я в свою очередь позабуду о вашем… неразумном поступке.

О, местные обои с тиснением были хороши… Себастьян чесался о них, чувствуя, как сходят тонкие пласты чешуи… хороший был приворот, крепкий…

…чтоб его…

— Нет, — сказала Богуслава, глядя со смесью раздражения и легкой брезгливости, которую она мужественно пыталась преодолеть.

Все-таки чешуйчатый супруг — не то, о чем она мечтала.

…но с чешуей или без, Себастьян Вевельский был всяко милей папенькиного делового партнера, человека состоятельного, степенного и весомых, пудов этак на десять, достоинств, которые он облекал в скучнейшие черные сюртуки. Вспомнив любезного жениха, который, к слову, уже вполне себя женихом ощущал и бросал на Богуславу весьма откровенные взгляды, она поморщилась.

Что за жизнь!

— Да, дорогая. — Себастьян прекратил чесаться и отлип от стены. Нетопыриные крылья его растопырились, задев изящный, времен Паулюса Чужака, столик. — Смиритесь, нет у нас с вами общего будущего. И не будет.

Он поднял крыло, пытаясь дотянуться острым коготком на суставе до шеи, второе же дернулось, сметая со столика фарфоровые безделушки.

— Извините.

— Да ничего страшного. — Богуслава пинком перевернула и ужасающего вида вазу, покатую, краснобокую, как яблоко, и расписанную золотыми птицами. Вазу, в отличие от безделушек, принесла с рынка Агнешка, не устояв перед этакою красотой…

…наверняка огорчится.

Но князю не выговоришь…

— Итак, на чем мы остановились? — Себастьян вазу, оказавшуюся чересчур прочной, чтобы разбиться от падения, поднял и переставил от себя подальше. — Во-первых, согласитесь, мы друг другу не подходим.

— Подходим, — возразила Богуслава. — Просто вы сопротивляетесь.

— Привычка.

…дурных привычек у него имелось немало, начиная с этой его безумной работы, которую ненаследный князь не желал оставлять. Однако Себастьян был строен, относительно хорош собой… особенно когда давал себе труд прятать хвост, и не имел обыкновения жаловаться на одышку, потницу или печеночные рези. Наверняка он не станет требовать, чтобы Богуслава питалась овсянкой, на воде сваренной, или диетическими кашками из протертых овощей, каковые готовили к визитам папенькиного партнера.

Нет, из двух зол выбирают меньшее.

Правда, нигде не сказано, что оно будет активное сопротивление оказывать.

— Во-вторых, лично я не вижу себя человеком женатым…

— Вы просто не пробовали.

— Не пробовал и не хочу, — отрезал Себастьян. — И вам не советую настаивать. Богуслава, сегодня же вы сообщите папеньке, что во мне разочаровались и видеть больше не желаете.

Еще чего! Папенька только рад будет. Небось мигом об обручении объявит… если не сам, то Агнешка постарается.

— Богуслава… — В голосе ненаследного князя прорезались рычащие ноты. А во рту — клыки куда более внушительные, нежели прежде… эпатажно, но клыками девушку, твердо настроившуюся на замужество, не отпугнешь. — Если у вас вдруг возникнет желание… продолжить ваши алхимические экзерсисы…

…чешуя исчезала, впрочем, на обоях, купленных Агнешкой, — видите ли, ее категорически не устраивали прежние: темно-синие, в узкую серебряную полоску, — остались залысины.

— …то подумайте, сколь обрадуется ваш отец обвинению в государственной измене.