Книга Мы с королевой - Сью Таунсенд

— На лице остались такие шрамы, — с пафосом заметил Роуч, — что констебль Лэдлоу вынужден будет до конца жизни носить бороду.

Гладко выбритые присяжные сочувственно закивали.

Суд объявил перерыв на обед; выходя из зала, Маргарита поинтересовалась:

— Где Чарльз отыскал Иэна Ливингстон-Чока? Не был ли он случайно прикован к ограде возле Юридического общества[43]за непрофессионализм?

— Хотя Чарльз у нас из Нибумбум-сити, США, — сказала Анна, — но даже он сумел бы лучше построить защитительную речь, чем Ливингстон-Чок.

В кафетерии в здании суда Диана, взяв бутерброд с копченой грудинкой, спросила королеву:

— Как вы думаете, что Чарльзу грозит?

Королева изящным жестом вынула попавшую ей в рот щетинку, положила ее на край тарелки одноразового использования и сказала:

— А что грозило Жанне д'Арк, когда факелы поднесли к хворосту?

Если у Чарльза и оставались какие-то шансы на оправдательный приговор, то Иэн Ливингстон-Чок своей защитительной речью их полностью развеял. Обратившись к прошлому Чарльза и к особенностям его натуры, он сказал:

— И наконец, господа присяжные, посмотрите внимательно на этого сидящего перед вами человека. Его детство было полно лишений. — Тут несколько присяжных вытаращили глаза. — Да, лишений. Он почти не видел своих родителей. Его мать работала и частенько уезжала за границу. А в самом нежном возрасте его отправили терпеть тяготы и унижения сначала в английской приготовительной школе, а затем — в шотландской частной школе, страшнее которой ничего и быть не может. Дисциплина жесточайшая, еда скудная, спальни неотапливаемые. Каждую ночь он рыдал в подушку, мечтая о родном доме.

(Вот тут-то дело и было полностью проиграно; один из заседателей, владелец скобяной лавки — его потом избрали старшиной присяжных, — прошептал соседу: «Дайте скорее платок — душат слезы».) А Ливингстон-Чок продолжал ораторствовать, не замечая неприязни судьи и присяжных:

— Что же удивляться, если этот истосковавшийся по отчему дому юноша стал попивать? Кто из нас сможет забыть потрясение, которое мы все испытали, узнав, что наследника престола выпроводили из пивной после того, как он поглотил неустановленное количество черри-бренди?

Тут Чарльз явственно пробормотал:

— Да вы что, всего одну рюмочку…

Но судья немедленно велел ему замолчать.

А Ливингстон-Чок продолжал свою пышную речь, обреченный на тот же успех, что и ныряльщик, совершающий блистательный прыжок в пустой бассейн:

— Этот жалкий злосчастный человек заслуживает нашего сочувствия, нашего понимания и справедливого суда. Он, конечно же, поступил плохо: призывы «Убить свинью» и попытки напасть на полицейского оправдать невозможно. Разумеется, невозможно…

— Да ничего подобного я не делал, — буркнул Чарльз. — Вы, вообще, на чьей стороне, Ливингстон-Чок?

Судья вновь приказал ему замолчать, иначе он будет обвинен в неуважении к суду.

— Так проявите же милосердие, господа присяжные, — воззвал в заключение Ливингстон-Чок, — в память о том малыше, что рыдал в спальне, тоскуя о мамочке с папочкой.

Во всем зале суда не упало ни слезинки. Одна из присяжных демонстративно сунула два пальца в рот, показывая, что ее вот-вот вырвет. Когда Ливингстон-Чок возвращался на свое место, Анне с Дианой пришлось изо всех сил удерживать королеву, которая явно намеревалась вцепиться адвокату в глотку и стискивать ее до тех пор, пока он не испустит дух. Беверли сочувственно пожала Чарльзу руку, а Вайолет пробормотала, почти не разжимая губ:

— Ну и барахло… Да у «Маркса-Спаркса» на распродаже и то получше найти можно.

Чарльз вежливо улыбнулся этой шутке и получил от судьи очередной нагоняй:

— Вам не мешало бы проявить искреннее раскаяние, но для вас, видимо, происходящее здесь лишь забава. Сомневаюсь, что присяжные разделяют ваше мнение.

Этого вопиющего нарушения судебной этики — судья ведь ничего не должен подсказывать присяжным — Иэн Ливингстон-Чок даже не заметил и уж тем более не выразил протеста: он подсчитывал расходы в своем пухлом блокноте «филофакс».

Королева бесстрастно выслушала приговор. Диана разразилась слезами. Принцесса Анна сделала присяжным непристойный жест, а принцесса Маргарита сунула в рот антиникотиновую таблетку. Когда Чарльза уводили из зала, чтобы отправить вниз, в камеру, он одними губами что-то прошептал Диане. Она, тоже одними губами, спросила:

— Что?

Но его уже не было в зале.

Позже, когда начало вечереть, бывшая королевская семья собралась у постели королевы-матери, которую Филомина Туссен кормила с ложечки супом.

— Слышь, губы-то разлепи, — ворчала Филомина. — Не буду же я с тобой весь день возиться.

Разлепив глаза и губы, королева-мать глотала суп, пока Филомина не выскребла тарелку до донышка, заключив:

— Хо-кей.

— Я вам страшно благодарна, — сказала королева. — А у меня она так и не съела ни крошки.

Филомина вытерла королеве-матери подбородок тыльной стороной ладони.

— Это ж какой для ей удар — узнать, что ейного внучка в тюрьму посадили, с оборванцами всякими да подонками.

В набитой людьми крошечной спальне было невыносимо душно, и Диана пошла открыть входную дверь. На улице в компании бритоголовых мальчишек играли Уильям и Гарри; мальчишки катили шину к дому Вайолет Тоби, а внутри шины, упираясь в нее руками и ногами, стоял чей-то малыш.

— Хрен вам, теперь моя очередь, — услышала Диана возглас Уильяма.

Ее сыновья уже свободно владели местным наречием. От других мальчиков переулка Ад они отличались лишь длинными волосами. И каждый Божий день умоляли ее остричь их наголо, «под пулю».

На крыльцо выскочила Вайолет Тоби и завопила:

— Если эта чертова шина только прикоснется к моему забору, я вам задницы начищу!

Катастрофы удалось избежать, потому что малыш вывалился из шины и разодрал себе коленки и ладошки. Помахав Диане, Вайолет рывком поставила визжащего малыша на ноги и повела к себе — мазать ссадины йодом. Диана понимала, что надо остановить Уильяма, который уже устраивался внутри шины, но не было сил препираться с ним, и она, крикнув: «Уилл, Гарри, в восемь спать…», вернулась в домик королевы-матери.

Подправляя макияж перед крошечным зеркальцем, висящим над кухонной мойкой, она снова попыталась разгадать, что именно сказал ей губами Чарльз, когда его уводили в тюрьму. «Поливай ящики с рассадой» — почудилось ей тогда; но не может же быть, что он думал про свой дурацкий огород, правда? Не в такой же трагический миг о нем думать.