Книга Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

— И дела ты разбирала мудро, — добавил Пасер.

— Это тебе я обязана самыми простыми тяжбами.

Пасер поднял брови.

— А вот Исет было бы не просто разбирать дела чужеземцев. Когда весь двор узнает о твоих способностях к языкам, тогда и попробуем направлять таких просителей к ней. — Пасер улыбнулся жрице. — Если Рахотеп думает, что он один умеет играть в эти игры, то очень быстро поймет свою ошибку.

— Тебе самой-то понравилось? — спросила Уосерит.

Я переводила взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь понять, о чем речь.

— Там много интересных людей, — осторожно заметила я.

— Тебе не скучно было? — спросил Пасер.

— Какое там! Столько посетителей!

Пасер посмотрел на жрицу.

— Это тебе не Исет, — заметил он и обратился ко мне: — Дай время, люди тебя оценят, и их безумной любви к Исет поубавится.

— Особенно если забеременеешь, — добавила Уосерит.

Мы обе посмотрели на мой живот, однако усыпанный янтарем пояс лишь подчеркивал стройность моей талии. И Пасер, и Уосерит знали ставшую при дворе легендой историю моей матери — историю о том, как ее отравили по приказу Еретика и она потеряла своего первенца. Она была высокая, с широкими бедрами — только бы и рожать, но прошел целый год, прежде чем богиня Таурт[49]вновь благословила ее чрево и моя мать понесла моего брата. Ей хотелось много детей, и можно только догадываться, что она испытала, когда ее третье дитя явилось в мир бездыханным. А когда она носила меня, во дворце случился пожар. С содроганием я думаю о том, как ее нежное сердце приняло известие о гибели всех, кого она любила: ее матери, отца, сына, супруга и двух последних дочерей Нефертити. Неудивительно, что после моего рождения у нее уже не оставалось сил жить.

— Мы не всегда повторяем судьбу матерей. — Уосерит догадалась, о чем я думаю. — Сестра твоей матери родила фараону шесть здоровых дочерей.

— Выходит, лучше, если я похожа на тетку? — прошептала я.

— В этом отношении — да.

Помолчав, я спросила:

— А если я вообще не забеременею?

Уосерит метнула взгляд на Пасера.

— К чему говорить такие вещи?

— Нефертари, дать фараону сына — первейшая обязанность главной супруги, — заметил советник.

— А у моей тетки сыновей не было.

— Все равно у нее были дети, — настаивала Уосерит. — Шесть царевен, которых можно выдать замуж за царевичей. Рамсес женился на тебе ради детей, которых ты родишь.

— Он женился, потому что любит меня!

— И ради сына тоже, — сказал Пасер. — Не забывай об этом.

Я поднялась.

— Значит, для него важнее сын, чем жена?

Все молчали; потрескивание углей казалось неестественно громким. Пасер тяжело вздохнул. Уосерит коснулась моей руки.

— Ни один мужчина не выбирает между детьми и женой. Всем нужно и то и другое. — Жрица встала и обняла меня. — Ты вовсе не обречена умереть во время родов.

Я отступила и заглянула ей в глаза.

— Откуда тебе знать?

— Чувствую. — Уосерит пожала плечами. — Ты создана для долгого царствования. Если родишь Рамсесу наследника. И если он выберет тебя главной женой.

— А он это сделает, только если я рожу сына.

— Иначе нельзя.

Я вернулась к себе, вышла на балкон и стала смотреть на луну, плывущую среди тонких перистых облаков. Несмотря на холодный ветер, в воздухе не чувствовалось запаха пыли, предвещающего ливень. Значит, не будет нам спасения от засухи, от надвигающегося голода. Кое-где люди, чтобы накормить своих детей, воровали приношения из заупокойных храмов. Однажды таких воров изловили, но старейшины их оправдали, решив, что важнее накормить живых, чем мертвых. Впрочем, так недолго и прогневать богов; кроме того, скоро начнут голодать богатые, и народ взбунтуется. Какая тогда разница — забеременею я или нет? Будь у меня хоть семеро сыновей, народ обвинит в голоде меня.

В дверном проеме появилась приземистая фигурка.

— Госпожа, у тебя был тяжелый день. Тебе нужно поесть, — проворчала Мерит.

Няня принесла жареного окуня. Я вернулась в комнату, и она протянула мне тарелку, а потом захлопнула деревянную дверь.

— Стоишь в потемках, на холодном ветру, — бурчала она. — Где только у тебя голова!

— Там так красиво, — сказала я. — Наверное, так же чувствовал себя всемогущий Амон, когда в начале бытия возник из темных вод.

— Вот интересно, может ли всемогущий заболеть? Потому что ты-то именно этого, видимо, и дождешься. Садись-ка поближе к огню.

Няня вынула из деревянного ларца покрывало и набросила мне на плечи.

— Знаешь, — сказала она, — во дворце о тебе уже ходят разговоры.

Я отодвинула тарелку.

— Какие разговоры?

Мерит скрестила руки на груди.

— Прежде всего поешь!

Чтобы ее успокоить, я проглотила кусочек рыбы. Мерит улыбнулась.

— Такие, как нам и нужно. О приеме в тронном зале. Ты, наверное, отлично справилась. Во дворце удивляются — такая молодая, а знаешь столько языков, да еще судишь по справедливости. Так говорят и в банях, и на кухне.

Я поставила тарелку.

— Это только слуги болтают.

Няня смерила меня долгим взглядом.

— А каким толкам, по-твоему, поверит народ? Болтовне придворных или тому, что слуги будут рассказывать?

— Думаешь, я смогу завоевать любовь народа?

— Это было бы нетрудно, — тихо отозвалась она, — если бы разлился Нил.

Я подошла к наосу и посмотрела на статую богини Мут. При таком освещении полоска на шее не различалась.

— Мут тебя охраняет, — прошептала Мерит. — Но если у тебя не будет телесных сил, она тебе не поможет. — Няня пододвинула ко мне тарелку. — Ешь!

Я посмотрела через ее плечо и чуть не задохнулась от удивления.

— Что ты тут делаешь?

В дверях стоял Рамсес. При виде фараона Мерит втянула носом воздух и замерла — даже пеликаний мешок на шее куда-то делся.

— Государь!

Она бросилась подавать ему лучшее кресло.

Фараон был в короткой набедренной повязке и простых сандалиях.

— Что ты здесь делаешь? — повторила я.

— Да вот, решил зайти, — как-то неуверенно сказал он. — Ты не возражаешь? Исет укладывается спать, а мне захотелось побыть с тобой.