Книга Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

— К чему они готовятся?

— Не видишь разве? С просителями на сегодня кончено, — ответила Исет.

Рамсес, не обращая на нее внимания, тихо объяснил:

— В полдень прием заканчивается, и мы обсуждаем государственные дела.

Оставшихся посетителей выпроводили, а в небольшую боковую дверь вошли несколько женщин. Среди них были Хенуттауи и Уосерит, но друг на друга они не смотрели. «Словно пара коней в шорах», — подумалось мне. Все уселись вокруг стола, и Рамсес ударил жезлом об пол.

— Приступаем к обсуждению, — объявил он. — Пригласите зодчего Пенра.

Вошел Пенра — крепкий человек с узкой выдающейся нижней челюстью и прямым носом, который на всяком другом лице казался бы слишком большим. На нем была перетянутая желтой лентой длинная набедренная повязка, на груди — золотое украшение, подарок фараона Сети. Пенра походил скорее на воина, чем на зодчего. Он с достоинством поклонился и, не теряя времени, развернул свиток.

— Государь, ты затеял дело, которого не выполнял еще ни один зодчий: внутренний двор храма в Луксоре со столь высокими обелисками, чтобы сами боги могли их коснуться. Я изобразил для тебя, как я это вижу.

Пенра передал свиток Рамсесу и тут же достал из висевшей на плече сумки еще два и вручил их мне и Исет.

Я развернула папирус. Рисунок зодчего был прекрасен: из розового песка вздымались известняковые колонны, покрытые рельефами и письменами.

— Что это? — надменно спросила Исет. Она посмотрела на Рамсеса. — Я думала, что сначала нужно сделать пристройки во дворце.

Рамсес покачал головой, и на его широких плечах шелохнулись концы немеса.

— Ты же слышала — мой отец велел восстановить луксорский храм.

— Но живем-то мы во дворце, а не в храме, — не унималась Исет. — А как же родильный покой для нашего наследника?

Рамсес вздохнул:

— Во дворце есть родильный покой. Народ должен видеть, что для меня превыше всего — почтить Амона.

— Все еще помнят, чем кончилось, когда некий фараон строил все только для себя, — вставил Рахотеп.

Исет взглянула в сторону Хенуттауи.

— Тогда, быть может, перестроить храм Исиды?

Рамсес не понимал ее упрямства.

— Но ведь мой дед его уже перестроил!

— Это было много лет назад. Храм Хатор с тех пор перестраивали. Народу важно знать, что фараон чтит Исиду не меньше, чем Хатор!

Рахотеп кивнул и выразительно посмотрел на Исет.

Такая настойчивость только озадачила Рамсеса.

— Понадобится много времени и денег, — коротко ответил он. — Если смогу, я восстановлю все храмы — отсюда до Мемфиса, но первым будет храм Амона.

Исет поняла, что проиграла.

— Хорошо, значит, луксорский храм… — Исет погладила пальцами руку Рамсеса, и жест у нее получился какой-то похотливый. — Подумай, если храм восстановят к месяцу тоту, твой отец увидит его, когда прибудет на празднество Уаг.

Это Рамсесу и хотелось услышать. Он выпрямился, держа в руках папирус.

— А здесь вы хотите что-нибудь изменить? — спросил он, обращаясь к нам обеим.

Исет быстро сказала:

— Я бы не стала ничего менять.

— А мне хотелось бы.

Окружающие выжидательно смотрели на меня. Проект Пенра был очень хорош: рядом с воротами два обелиска во славу правления Рамсеса пронзали небо. Но мне хотелось добавить что-то, что напоминало бы о деяниях фараона. Если они нигде не будут записаны, то откуда людям, которые будут жить через сто лет, узнать о том, как правил Рамсес? Время может уничтожить ворота дворца, но каменный храм Амона простоит вечность.

— Думаю, здесь неплохо бы построить пилоны, — сказала я. — Есть ведь рядом с карнакским храмом стела для записи важнейших событий. Так почему же не поставить такую и в Луксоре?

Рамсес посмотрел на Пенра.

— Ты сумеешь воздвигнуть пилон?

— Конечно, государь. И на нем можно будет высекать сообщения о важнейших событиях.

Рамсес одобрительно посмотрел на меня, но Исет сдаваться не хотела.

— А если построить галерею? Галерею с колоннами перед храмом?

— Для чего она нужна? — спросила я.

— Да ни для чего! Просто будет галерея — и все! Да, Рамсес?

Рамсес перевел взгляд с меня на нее, потом устало спросил у Пенра:

— Можно построить галерею?

— Конечно. Все, что пожелает государь.

Начиная с этого вечера — уже на следующий день после нашей свадьбы! — Рамсес должен был провести десять ночей с Исет. И хотя все цари Египта всегда делили свои ночи между женами, я уселась перед зеркалом и стала гадать: а не ушел ли он к Исет, потому что любит ее сильнее?

— Глупости! — убежденно заявила Мерит. — Ведь в тронном зале она только капризничала — ты сама говорила!

— Но в постели-то она не такая! — Я представила, как Исет, обнаженная, сидит перед Рамсесом и умащает груди маслом лотоса. — Наверное, Хенуттауи обучила ее всему, что сама знает. Вдобавок Исет красива, это всякий скажет.

Мешок на шее у Мерит раздулся.

— Сколько можно любоваться красотой? Час? Два? Прекрати жаловаться, а то будешь, как она.

— Если не пожаловаться тебе, тогда кому?

Няня перевела взгляд на наос с маленькой статуэткой богини Мут.

— Попробуй расскажи ей. Быть может, она услышит…

Я сложила руки на груди. Мне очень хотелось посидеть у себя в туалетной комнате, поплакаться няне, но я пообещала Уосерит, что каждую ночь, когда у меня не будет Рамсеса, я буду разговаривать с Пасером. По тускло освещенным коридорам, через внутренний двор, я отправилась к советнику. Слуга Пасера отворил передо мной дверь; мой бывший учитель сидел у жаровни рядом с Уосерит. Они сразу отпрянули друг от друга, но вид имели такой влюбленный, что я невольно отступила. Распущенные волосы Пасера в полумраке казались черными, как вороново крыло. «А ведь он красив», — поняла вдруг я. То же самое я подумала о Уосерит, лицо которой неожиданно помолодело. Ей всего двадцать пять, просто заботы наложили ей морщинки у глаз. Ночь стояла прохладная, и Уосерит надела самую теплую накидку.

— Здравствуй, царевна!

Пасер встал, приветствуя меня. Покои у него были большие, расписанные фресками и завешанные дорогими тканями из Митанни. Над ложем стояли фигурки сфинксов, чьи мелко завитые бороды выдавали их ассирийское происхождение. От дверей в туалетную комнату на нас смотрели деревянные изваяния вавилонских богов. Неужели Пасер бывал во всех этих странах?

Я села на свободный стул.

— Ты сегодня отлично справилась, — сказала жрица. — Особенно удачно получился выход: всем сразу стало ясно, что ты — настоящая царевна и по рождению, и по воспитанию.