Книга Невинность и страсть - Лиза Рене Джонс

Крис продолжает неотрывно смотреть, и секунды тянутся бесконечно. Вдруг подумает, что я не выдержу ни к чему не обязывающих отношений?

— Да, детка, — наконец шепчет он. — Я с тобой, здесь и сейчас. — Целует меня и постепенно возвращает туда, где даже благодарность кажется излишней роскошью.

Теперь его ладони ложатся мне на спину и рождают еще не испытанное ощущение: каждый дюйм кожи оживает и трепещет.

— Хочу войти в тебя! — рычит он в ухо, согревает дыханием шею, прикасается губами к мочке.

Слова действуют магически. Уже несколько раз Крис доводил меня до экстаза, и все же подобного возбуждения испытывать еще не приходилось.

— Да, — шепчу едва слышно. — Да, пожалуйста…

Он приподнимает меня и вонзается, проникая до немыслимых глубин, причем отнюдь не только физических. Крис покоряет абсолютно, безоговорочно и бесповоротно.

— А ты чертовски хороша, детка. — От вожделения его голос садится, и снова я нескромно думаю, что это случилось из-за меня.

Он властно кладет руку на крестец и привлекает с новой силой. Выгибаюсь, чтобы оказаться как можно ближе.

Сжимает зубами нижнюю губу и тут же проводит по ней языком.

— На вкус ты — мед и солнечный свет, — бормочет он невнятно и удивляет нежданной улыбкой. — И пицца.

Смеюсь и в ответ лижу его губу.

— А ты на вкус…

— Ты, — заканчивает он и поясняет еще мягче: — У меня на губах ты, Сара.

Воздух в комнате сгущается, а та близость, которую я чувствовала с первой встречи, материализуется. Сейчас она управляет нами, нашими действиями и словами. Мы уже не прежние ущербные существа, одержимые постоянным самоконтролем, а мужчина и женщина, исчезнувшие из реального мира.

Губы смыкаются в грешном поцелуе, языки сплетаются в страстной, безрассудной игре. Возникает двойственное, противоречивое чувство полного и безграничного слияния: точно знаю, что в отношениях с этим человеком иллюзия опасная. Влюбиться в него было бы ошибкой, совершать которую я не намерена. И все же бороться с собой невозможно! Крис ошеломляет, покоряет, переполняет впечатлениями, сопротивляться которым бесполезно, да, честно говоря, и не хочется.

Задыхаемся в знойном, исполненном страсти танце, соблазняем друг друга жадными ласками, как будто каждому не терпится проникнуть другому под кожу. Напряжение нарастает с каждым движением, охватывает, порабощает и уносит в пустоту.

Освобождение приходит слишком быстро и внезапно. Прижимаюсь к Крису, прячу лицо в изгибе его плеча. Он со стоном совершает последний решающий рывок, еще крепче меня обнимает и вздрагивает, достигнув вершины блаженства.

Природа берет свое: наслаждение вступает в сложную химическую реакцию с вином и превращает меня в безвольную, мягкую куклу. Крис добросовестно приводит нас обоих в порядок и ложится рядом. Его сердце бьется под моим ухом, камин дарит спокойное, уютное тепло, и веки безнадежно тяжелеют.

Глава 18

«Сегодня чувствовала себя так, как будто нашла его снова. Он был другим. Мы оба были другими. Вдвоем в комнате — только он и я. Я испытала огромное облегчение, потому что устала с кем-то его делить. Участие третьего ранит, заставляет чувствовать себя так, будто одной меня ему мало. Правда, сам он говорит, что ощущение обманчиво. Утверждает, что я — безупречная любовница и полностью отвечаю всем его фантазиям.

Сегодняшний вечер запомню навсегда. Связанными оказались только мои руки. Я стояла посреди комнаты, умоляя прикоснуться; он же был обнажен, строг и требователен. В такие моменты я готова сделать все, что угодно, — лишь бы доставить ему наслаждение. Наконец его пальцы коснулись моей щеки и скользнули вниз: по шее, плечам, груди. Скупая ласка заставила вздрогнуть, по коже побежали мурашки — до такой степени он властвует над моим телом.

Пальцы вернулись к лицу и замерли на губах.

— Соси, — приказал он; я послушно взяла пальцы в рот, провела по ним языком. Глаза его вспыхнули и…»

Открываю глаза и, ровным счетом ничего не понимая, прищуриваюсь от яркого солнечного света. Сон. Кажется… кажется, мне опять приснилась одна из дневниковых записей. В горле пересохло, зато между ног появилось нескромное свидетельство возбуждения. Осознание налетает вихрем. О Боже! Я не у себя дома, а в квартире Криса! К тому же умудрилась увидеть эротический сон; вполне возможно, что бормотала и даже стонала… быстро сажусь в постели.

Не помню, чтобы укрывалась одеялом, но сейчас оно сползает к талии в тот самый момент, когда замечаю и самого Криса: он стоит спиной ко мне в потертых джинсах и коричневой футболке — при том, что я полностью раздета. Упирается ладонями в стекло огромного окна и смотрит на великолепную утреннюю радугу. К сожалению, оценить по достоинству небесную красоту я не в состоянии: мешает наступление отрезвляющего пробуждения после полного горячего вожделения сновидения. Очень хочется верить, что я хотя бы не издавала предательских звуков.

Крис, кажется, чувствует, что я проснулась, и медленно поворачивается. Стесняясь наготы, поджимаю колени к груди и натягиваю одеяло до подбородка.

Смущение ни в малейшей степени не мешает восхищаться несравненной мужской красотой. Крис неотразим. Смакую его, как драгоценное вино, впитываю каждую мелочь. Сейчас на нем те самые байкерские сапоги, в которых он появился в кофейне, а на футболке красуется логотип «Харлей-Дэвидсон». На щеках заметна щетина — побриться Крис не успел или не пожелал; длинные светлые волосы влажны, а зеленые глаза в свете солнца кажутся золотистыми.

Он тоже на меня смотрит — точнее, сверлит пристальным непроницаемым взглядом. Хочется, чтобы заговорил, сказал что-нибудь нежное и утешительное. Но он молчит, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не попасть в колею своей обычной суетливой болтовни: не хочу брать дурную привычку в новую жизнь.

— Привет, — произношу, когда тишина начинает сводить с ума, но ограничиваюсь одним-единственным словом. Прогресс налицо.

Крис опирается плечом на стекло, в отличие от меня нисколько не опасаясь, что оно треснет. Да и я боялась совсем недолго, до первых его прикосновений, а потом забыла обо всем на свете. Вспоминаю, как он прижимал меня к этому стеклу, а следом оживает и весь вчерашний вечер: настойчивые ладони, дерзкие пальцы, требовательные губы. Грудь сразу тяжелеет, соски начинают болеть, а щеки предательски пылают.

Крис, напротив, больше похож на каменное изваяние, чем на живого человека. Его неподвижность вытесняет из комнаты воздух и начинает душить. Избавление можно найти только в старом, проверенном средстве, а потому погружаюсь в ненавистное пустое красноречие:

— Подумать только, уже утро! Совсем светло, солнце такое яркое. Кажется, я… так и не ушла домой.

Проходит несколько томительных секунд. Могу поклясться, что слышу, как тикают его часы. И вот наконец он спрашивает: