Книга На берегах тумана. Книга 3. Витязь Железный Бивень - Федор Чешко

– Может, лучше здесь посидим?

И поторопился объяснить:

– А то дрова у вас больно чадные, дым все глаза повыест.

* * *

– Похоже, что почтеннейшая чародейка кругом права. – Фурст, до этого сидевший неестественно прямо, вдруг обмяк, ссутулился. – Если запрорвные люди настолько несхожи с нами, то и живут они в осколке не нашего Мира. Остается уповать, что через Серую можно попасть не только к ним.

Едва он умолк, Гуфа принялась нетерпеливо дергать Лефа за локоть, требуя перевода.

Парень уже с трудом сдерживал раздражение. Он устал от множества слов, для которых приходилось выдумывать длинные и странные толкования; арси и язык Гуфиных братьев-людей норовили перепутаться в какую-то дикую мешанину, одинаково непонятную для Фурста и Гуфы. В измученный бесконечною говорильней рот будто опилок понатолкали, горло пересохло, очень хотелось пить, но увлеченные мудрыми беседами эрц-капитан и ведунья не давали своему переводчику ни малейшей возможности сказать наконец что-нибудь от себя самого. Спасибо, хоть господин Тантарр помалкивал. Леф то и дело ловил на себе сочувственные взгляды Учителя, однако тот и не подумал вступиться за бывшего ученика. Виртуоз стали не вмешивался в разговор, но явно боялся упустить хоть слово из обстоятельных речей Гуфы и Фурста.

Высокоученый дед орденского первосвященства и ведунья с Лесистого Склона пытались найти в своих мирах хоть что-нибудь одинаковое, но находили только различия. И теперь, когда Гуфа рассказала про цветные сияния вокруг людей и о том, что Незнающие поначалу любую хворь переносят куда тяжелее, чем обычные братья-общинники, эрц-капитан окончательно простился со своими надеждами.

Он ни на миг не усомнился в Гуфиных рассказах – даже пытался толковать о привычках к болезням и о древних мудрецах, которые глазами никаких сияний не видели, но почему-то написали в книгах, что сияния эти обязательно должны быть. Ведунья объяснений не поняла, поскольку их не понял Леф; и еще парень не понял, для чего Фурст вздумал доказывать старухе правдивость ее же собственных слов. Но так или иначе, а к единому мнению Гуфа и эрц-капитан пришли, хоть мнение это мало радовало обоих.

Переводя старухе Фурстовы упования на еще хотя бы один выход из Прорвы, ведущий куда-нибудь в иные места, Леф надеялся, что высокоученая беседа на этом и окончится. Зря надеялся.

– Ты вроде говорил, будто он считал Незнающих… – задумчиво сказала Гуфа. – Ну, что из его мира их выгнали куда больше, чем объявилось в нашем. Так? Он на это надеется, когда говорит про еще один выход? Ты ему скажи: пускай не надеется. Не всякого, который из Мглы, Истовые определяли в Незнающие; только тех, которые на вид совсем без изъяна. Да и то… Чтоб ртов не оказалось больше, чем могут прокормить общинные земли; чтоб в Мире не набралось слишком много порождений Мглы… В иной год одного-двоих решались отдать в какую-нибудь общину для восполнения людской убыли, а чаще всех, сколько их ни являлось, прямым ходом в колодец. Так что повезло тебе, Леф. Очень тебе повезло, что к Рахе в сыновья, а не на Вечную Дорогу – или куда там в вашем Мире положено после гибели? Ну, чего молчишь? Ты не молчи, ты объясни своему мудрецу, что к чему. Чтоб не тешил себя пустыми надеждами.

Парень объяснил. Фурст выслушал, не дрогнув лицом, и только вздохнул протяжно. А господин Тантарр внезапно сказал:

– Все равно это милосердней, чем то, как у нас поступают с ними.

Леф не сразу понял сказанное Учителем, а когда понял, закивал, соглашаясь. Вообще же парню стало как-то не до раздумий над чужими словами. Получается, что, действительно, лишь чудом каким-то он остался в живых. Усомнились бы Истовые в том, что он «без изъяна», или просто сочли бы лишним – и все. И даже не понял бы, что гибель – это гибель; и даже пальцем бы шевельнуть не смог для защиты, даже не смог бы хоть одного из убийц с собой прихватить. Как скотина. Даже хуже скотины – ту хоть на мясо…

А Фурст горько вздыхал. Он еще сильней сгорбился, плечи его буквально обмякли, и тонкое полотно изысканной рубахи заморщило на них, будто на портняжных распялках.

– Стало быть, ни единой лазейки? – тихонько выговорил адмиральский предок. – Всего лишь коридор из одной западни в другую?

Гуфа наверняка догадалась, что это не вопросы и даже не мысли вслух, а те же вздохи, только членораздельные. Догадалась, но все-таки стала требовать перевод, и лицо парня мгновенно сделалось куда горестнее эрц-капитанского. Впрочем, Лефово душевное состояние мало беспокоило ведунью.

– Ты ему скажи: нужно догадаться, отчего случились ненаступившие дни и откуда взялась Мгла. Скажи так: «Нынче тебе да пришлой старухе надобно крепко подумать; а ты что же? А ты, скажи, вместо чтоб думать, плачешь!»

Лефу уже надоело сглаживать Гуфины резкости, и он передал Фурсту все точно, как было сказано. В конце концов, если у ведуньи не хватает совести обращаться к родовитому мудрецу хоть вполовину так же учтиво, как он обращается к ней, то пусть сама и расхлебывает последствия своей дерзости. А то чем старательней ее выгораживаешь, тем больше воли она дает языку. Парень даже ловил себя на подозрении: может, Гуфа каким-то немыслимым образом замечает эти его старания и поступает назло? Ведь уже почти как с Лардой разговаривает, того и гляди, придется услышать что-нибудь, вроде «глупый маленький Фурст».

Как Леф и ожидал, эрц-капитанская учтивость мгновенно пошла на убыль.

– Твоя знакомица, кажется, изволит воображать, что для совладания с последствиями достаточно уразуметь причину? – спросил он, ехидно поглядывая то на парня, то на ведунью. – Боюсь, что она чрезмерно лестного мнения о собственных силах. Конечно, разом вернуть в прежний Мир всех обитателей Арсда без исключения, да еще со всем имуществом и угодьями, было бы вовсе не худо. Таких, какими мы стали нынче, Лангенмарино не замедлит подгрести под себя, однако сия досадная участь все же милее людоедских котлов. Для запрорвных возвращение к прежнему наверняка представляется еще искусительней – они ведь, кажется, были лишены милых соседушек вроде тех, которыми Всемогущие облагодетельствовали нас. Но душевнейше умоляю вас обоих растолковать: как, бес меня умори, вы мыслите оборотить вспять катастрофу?! Чем вам поможет знание причин?! Или вы полагаете, что любой капитан, выучившийся основам астрономии, способен влиять на перемещения небесных светил?!

Леф всего этого переводить не стал. Он был уверен: стоит только разлепить губы в попытке заговорить, и язык, мгновенно выйдя из повиновения, наплетет кучу дерзостей и Фурсту, и Гуфе. Вот ведь устроились мудрецы! Это как если бы два человека решили драться, но не по-честному, а поставили бы между собою третьего и лупили его, требуя, чтобы он передавал их тумаки неприятелю. А Фурст, видать, совсем не в себе. Он же сам говорил когда-то о том, как важно понять причины катастрофы!

– Молчишь? Ну и не надо мне растолковывать его слова. – Ведунья, кряхтя, поднималась на ноги. – Думаешь, я не поняла, чего он раскричался? Прекрасно я это поняла – у него лицо говорит понятнее языка. Только, по-моему, надо бы сперва разузнать хоть то, что возможно, а уж после судить да рядить. Хотя… Наверное, твой мудрец прав. Спору нет, когда возникает надобность в непробиваемой чешуе, спокойней кричать о силе и неуязвимости каменного стервятника, чем лазать по скалам в поисках околевшего. Ясно ведь: ни ты, ни даже твой мудрец со своим жизнетворным снадобьем до грядущих бед не дотянете. Так чего ж вам-то изнуряться заботами о тех, кого вы даже никогда не увидите? Правильно, вовсе вам незачем…