Книга Штампованное счастье. Год 2180 - Игорь Поль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герман поднимает лицевую пластину. Неуверенно улыбается мне.
– Красивая. Ты ее знаешь? – негромко спрашивает он.
Изо всех сил выдерживаю нейтрально-сосредоточенное выражение лица. Мысленным приказом отключаю такблок. Касаюсь подбородком сенсора питания. Все системы скафандра отключены. Открываю шлем.
– О чем ты, Джон?
– Везет тебе, Жос! – продолжает Герман. В его глазах– смесь зависти и уважения к удачливому и более опытному товарищу.
– Не понимаю тебя. Что это на тебя нашло?
– Ладно-ладно. Я же видел, как ты ее пропустил без проверки. А она тебя узнала,– упорствует напарник.– Ты не волнуйся, скафандр я отключил,– спохватывается он.– Я же все понимаю. Знаешь, я иногда думаю: мы совсем как люди. Если бы нас отпускали в увольнения, как те земные войска, мы могли бы знакомиться с женщинами из граждан. И даже… ну ты понимаешь… Здесь все так интересно. Никогда не думал, что война – это так здорово. Столько красивых мест…
Мы немного отстали от строя. Надеюсь, нас не слышат. Разведка со своим грузовиком остались за перекрестком. Нагонят группу через пару минут. До моего сознания все еще не может дойти смысл невероятно крамольного изречения товарища. Даже совершенно дикое, извращенное понимание им красоты – он явился сюда, чтобы обратить все в руины, и при этом любуется на окружающие пейзажи среди складированных тут и там трупов – не задевает меня.
– Ты молодец. Все у тебя получается. Я бы хотел служить с тобой рядом. За тобой следом удача ходит. Как собачка,– тихо продолжает Герман.
Он больше не улыбается. А я гадаю: работает он на Службу или говорит искренне? Почему-то меня заботит именно этот вопрос, а вовсе не то, что несколько минут назад я совершил дисциплинарный проступок. Нарушил приказ. И ничего – небеса не обрушились мне на голову. Укол раскаяния заставляет меня устыдиться своих мыслей: мой товарищ, наверное, только что пошел на риск, раскрыв мне душу. И следом существо-шпион просыпается и деловито берет дело под свой контроль. Я прокручиваю в голове минусы и плюсы возникшей ситуации.
– Ты преувеличиваешь, Джонни,– мягко возражаю я.– Но не бойся: я никому не расскажу о том, что ты мне сейчас сказал. Сам знаешь, такие мысли у нас не приветствуются.
Этим самым я даю ему понять: я знаю о тебе нечто, чего существовать не должно. И это мое знание уравновешивает то, что он видел. И одновременно заверяю его: я разделяю твои мысли, брат. Я твой единомышленник, я простецкий парень, свой в доску, несмотря на нашивки, вызывающие всеобщую зависть.
– Ты не такой, как все, Жос. Я это еще там заметил. В палатке у медиков. Никто до сих пор не вступался за раненых. Если тяжелые, одна дорога – обратно в чан. Сколько наших после вчерашнего боя спишут – подумать боязно. Из-за этого чертова списания я жутко боюсь быть раненым. Вперед кидаюсь, как оглашенный. Под самые пули. Чтобы, если попадут, так сразу, наповал. У нас многие ранения боятся. А ты не струсил сказать. Тебе можно – ты герой. И тебя послушали. Теперь многие будут просить за раненых. Они же не просто расходный материал – они наши товарищи. Мы ведь не животные, Жос. Хотя и сделаны искусственно. Как думаешь?
– Ты прав, Джон. Но старайся об этом поменьше говорить. Неизвестно, как на это командование отреагирует. И знаешь что – я бы тоже с тобой с удовольствием служил.
Его глаза вспыхивают:
– Правда?
В моем голосе прорва доверительности. Такому грех не верить.
– Конечно. Если бы от меня это зависело. Если хочешь, мы могли бы встречаться, по возможности. Разговаривать обо всем. Я много интересного могу рассказать. Я много видел.
– Здорово, Жос. Только вряд ли выйдет. Мы же из разных частей. Кончится заварушка – распишут по кораблям. Как тут увидишься?
– Выйдет,– убежденно говорю я.– Мы с тобой свой способ связи придумаем. Такой, про который знать никто не будет. Например, при помощи какой-нибудь электроники. Я могу тебе через знакомых сообщения передавать. А ты – мне. Даже если видеться не сможем, все равно будем общаться.
– Надо же. А я бы не догадался. Здорово!
– Включай скафандр. А то наш шепот выглядит подозрительно. Не дай бог, контрразведка решит, что дурное замышляем.
– Ага. А кто эта женщина?
– Просто человек хороший. Спасла нас в туннелях. И сержанта нашего спасла. Перевязала его. И хватит об этом, Джон.
– Конечно. Спасибо тебе, Жос.
– Брось.– Я изображаю смущение.
Затем я выключаю режим записи талисмана. Доктор будет мною доволен. Начинаю собой гордиться. Я ведь не просто вывернулся из опасной ситуации, которую спровоцировал по глупости,– я смог обратить глупый просчет в свою пользу. И проявил инициативу – практически завербовал нового информатора. Вот только сосущее чувство тревоги все равно гнездится глубоко внутри. Что со мной? Почему я сделал то, что сделал? Я запрашиваю через такблок поиск персоналии «Лиз Гельмих, Веста». «Разыскивается по подозрению в сотрудничестве с сепаратистами. При обнаружении – задержать. Предполагаемое местонахождение: пояс астероидов, планетоид Веста, город Москва». Я глубоко дышу, насыщая кровь кислородом. Привожу чувства в порядок. Капкан захлопнулся. Я стал предателем.
Чуть позже меня вновь выручает моя вторая личность. Полевой агент легко трансформирует понятия долга и чести во что-то резиновое. Под его воздействием я быстро прихожу к выводу о том, что можно обосновать свои действия попыткой вербовки нового агента. Если Лиз действительно как-то связана с подпольем, это заявление может иметь смысл. Я анализирую свое поведение с разных сторон. Представляю вопросы, которые мне могут задать. И придумываю убедительные, основательные ответы на них. И успокаиваюсь. Будь что будет. Живи сейчас. Где я это слышал? Не помню…
12
Мне трудно влезть в шкуру контрразведчика. Трудно представить, о чем они думают. Ведь они люди, не легионеры. Ход их мыслей, их мотивы остаются для меня загадкой. Наверное, это происходило так…
Кабинет с грубо обработанными стенами так не походит на уютную каюту на «Темзе». От тяжелой керамической чашки кофе идет густой пар. Капитан Жан Бувье с сожалением вспоминает налаженный корабельный быт. Холодные полутемные пространства казармы – спешно вырубленного саперами в толще породы помещения с низкими, давящими потолками – напоминают ему склеп. Он встряхивается, заставляя себя сосредоточиться на чтении материалов наблюдения. Пленка настольного дисплея с системой противодействия внешней записи тускло освещает его руки, обнимающие горячую чашку. Через дверь доносятся слабые звуки – легионеры обустраиваются на новом месте. Вокруг кипит работа: разгружается имущество, склады заполняются боеприпасами, спешно монтируются стойки для подвесных коек. Пол вздрагивает – саперы за стеной пробивают палубу под массивное основание оборонительной турели. Штабной уровень сдадут только через неделю, этот убогий отсек – временное его пристанище. Палуба – так по въевшейся привычке он продолжает называть грубый тесаный камень под ногами. Одно хорошо: большую часть дня здесь можно ходить без надоевшего скафандра. И воздух тут чище корабельного. Даже запахи имеются.