Книга Остров - Николай Мороз

Матросы примолкли и почти не говорили между собой, а только смотрели вперед, перебрасывались короткими фразами, которые сразу заглушал ветер и плеск волн. Я подошел поближе, и смотрел уже не в море, а на лица людей – на них читался страх и обреченность. А также злость, она проступала все отчетливее, один матрос заметил меня, неторопливо повернулся, его рука дернулась к карману, но опустилась, пальцы сжались в кулак. Теперь меня заметили все, смотрели в упор, разглядывали молча, и мне почудилось, что они как-то связывают мое появление и мутное бесформенное пятно на горизонте. От взглядов мне стало не по себе, я отступил назад и едва не врезался в Смита. Он бесшумно появился за моей спиной и рявкнул так, что разом перекрыл шум ветра и воды:

– А ну по местам, бездельники! Быстро, бегом! Сколько раз повторять – чтобы я не видел вас тут больше!

Матросы не торопились, они переглянулись между собой, посмотрели на горизонт, на красного от возмущения Смита и неспешно разошлись, у борта снова стало тихо и пусто.

– И ты тоже! – понизив голос, сказал мне капитан. – Нечего тут шляться без толку. Или работай, или иди к себе и сиди там! – распорядился он, и я поспешил в свою каюту, чтобы, как и собирался, проспать остаток выходного дня и всю ночь. И заснул почти сразу, успев подумать напоследок, что завтра же это облако исчезнет с горизонта и больше я его не увижу. Фата-моргана – редкое зрелище, чарующий зрение оптический обман, только мне достались не замки с башнями, не пальмовые рощи, а обычная серая стенка из грубого камня. Видимо, истощилась фантазия океана, или виной тому стали те, кто поселился в нем, но он оставил нам самые простые видения, и одно из них недавно здорово напугало матросов.

Однако на следующий день «стена» в море никуда не делась, напротив – она стала шире и выше, и ближе заодно, ее края почти закрывали горизонт, и она перестал быть выгнутой, сделалась плоской и ровной. Ее верхний край чуть подрагивал и преграда шевелилась, точно кто-то изнутри открывал и закрывал жалюзи: «стену» то и дело пересекали полоски темно– и светло-серого цветов. Смотреть на это долго было невозможно: глаза закрывались сами собой, а в желудке появлялся скользкий комок, он поднимался к горлу, вызывая тошноту. Поэтому я старался не смотреть в море прямо по курсу «Изольды», отводил взгляд и к борту подходил только проверить, на месте ли рыба.

А ей все было нипочем, она плыла чуть в стороне от корпуса бригантины и временами уходила вбок, и тогда я думал, что наш «проводник» поможет нам обойти преграду, но нет – рыба возвращалась обратно, и нос «Изольды» смотрел точно на пелену плотного тумана, перечеркнутого движущимися полосками.

Я старался не думать о том, что нас ждет на подходе к этой мутной завесе, надеялся, что, подойдя вплотную, мы пройдем вдоль нее и обогнем, снова выйдем на чистую воду. И происходящее волновало не только меня: матросы, несмотря на запрет капитана собираться на палубе, только и делали, что толпились у бортов, глазели на дымку, поднимающуюся над морем. И огрызались на приказы Смита, не торопились выполнять их, отвечали дерзко, несколько раз я слышал произнесенные сквозь зубы угрозы. Выглядели матросы при этом злыми и раздраженными, но в их глазах читался страх, вернее, ужас, тот ужас перед неизвестностью, что появляется в сердце, и никто не знает, никто не объяснит тебе, что делать и как вести себя наедине с опасностью. Впрочем, я для себя и корабля пока опасности не видел, о чем и сказал доктору и Тэйлору.

Те довольно равнодушно отнеслись к моим словам, выслушали без интереса, просто приняли к сведению и все. Но я заметил, что после нашего разговора оба брата не выходили из каюты безоружными, а Лесли так вообще демонстрировал кобуру с «береттой» при каждом удобном случае.

И случаев становилось все больше: как-то утром после завтрака на носу столпились матросы, их было человек десять, все они смотрели вперед, на приближавшуюся стену. Сегодня она выглядела по-другому – полосы больше не мельтешили перед глазами, они застыли, чередуясь, темные и светлые, а на гребне стены появилось что-то вроде деревьев, вернее, их верхушек. Деревья были похожи на наши, какими они бывают поздней осенью, когда сбросят листья. Эти так же шевелили ветками под ветром, только ветки эти были странные – очень длинные и гибкие, завитые в спирали или сплетенные в косы. И не было никакого ветра, это дрожал туман, породивший видение. И сейчас в нем появилась угроза, и я пока не мог понять, в чем она выражается: туманная преграда выглядела довольно безобидно, пусть вид у нее был непривычный, но не более того. И все же от нее хотелось держаться подальше, как можно дальше, мне показалось, что если мы подойдем ближе и вдохнем смешанный с туманом воздух, то немедленно задохнемся, и бригантина превратится в корабль-призрак, понесет по морю почти два десятка мертвецов.

«Изольда» быстро шла следом за рыбой, та ныряла перед носом корабля, несколько раз выпрыгнула из воды, показав блестящую серебристую спину и бока, и снова ушла под воду. Она покрутилась на одном месте, как пес, потерявший след, и снова повернулась головой к преграде.

– Мы там сдохнем, – услышал я и подошел поближе к матросам, остановился за их спинами, глядя на причудливые фигуры, порожденные туманом. И тут догадался, отчего некоторых, особенно впечатлительных, может бросить в дрожь – на земле, на покинутом нами берегу, не было ничего подобного, нам не с чем было сравнить то, что поднималось из тумана. Насквозь чужое нашему миру, восприятию и привычкам, настолько чужое, что мне стало не просто страшно – жутко, и в какой-то момент я был готов согласиться с матросом, а тот продолжал:

– Они ведут нас на смерть, они погубят нас и себя заодно…

– Да и черт бы с ними, – оборвал его кто-то, – одной богатенькой свиньей меньше. А вот я еще пожить хочу, мне дорога моя шкура…

– Поэтому закрой рот и делай, что тебе говорят. – Я обернулся на голос. Это доктор подошел неслышно и, видимо, слышал большую часть разговора, и был не просто зол – я видел, что он еле сдерживает ярость. Лесли расстегнул куртку, распахнул ее и упер ладони в бока. Я видел, что кобура на его поясе расстегнута и что доктор придерживает рукоять «беретты» двумя пальцами, готовясь выхватить ее в любой момент.

Видел это не только я, однако ропот не утих. Из толпы навстречу доктору шагнул матрос – довольно высокий, он слегка сутулился и смотрел снизу вверх, отчего его взгляд казался насмешливым и злобным. Но сейчас в нем был страх и почти та же ярость, что одолевала доктора.

– А ты мне не указывай, что делать, – прорычал он и неторопливо пошел навстречу доктору. Лесли не двигался с места, только положил ладонь на рукоять пистолета, сжал пальцы, чуть наклонил голову и слега прищурился. Роста они с матросом были примерно одного и скоро оказались друг напротив друга. Если бы я не оказался между ними, уже, наверное, вцепились бы друг другу в глаза.

– Я тебе плачу́, Кроссли, если ты забыл, – сказал доктор, – и плачу хорошие деньги. И ты получишь их, как договаривались, когда мы вернемся в Бристоль. Но сейчас я думаю, что могу вдвое урезать твою долю.

Он говорил тихо, но его слышали все, кто собрался на палубе, и те, кто стоял дальше, прислушивались и тянули шеи, чтобы все хорошенько понять. От доктора это не укрылось, он немного помолчал и добавил: