Книга Дредноут - Чери Прист

По другую сторону ведущей в вагон лесенки стоял проводник с протянутой наготове рукой в перчатке.

Горацио Корман передал проводнику билеты — и свой, и Мерси. После проверки он сунул проштампованные бумаги обратно в конверт, а конверт вернул медсестре. Затем, подхватив багаж, проследовал внутрь вагона.

Мерси шагнула за ним, с некоторой тревогой осознавая свою сопричастность. Впрочем, ее несколько успокаивало поведение рейнджера касательно ее самой: он не хотел беседовать с ней; он хотел, чтобы она сопровождала его, точно так же как хотел поправить плащ, чтобы спрятать оружие. Он выбрал ее как разумную респектабельную женщину равного с ним социального положения, чтобы избежать скрупулезного досмотра при посадке в поезд; а поскольку она была южанкой, он решил, что ей можно доверять хотя бы в том смысле, что она не станет слишком широко разевать свой рот.

Будь проклят этот парень — ведь он прав!

Она встала у входа в пассажирский вагон, преградив путь остальным, посмотрела на платформу, на собравшихся людей — и внутрь поезда. Горацио Корман почти исчез из виду, он был уже в конце следующего вагона, куда, очевидно, решил отправиться без нее.

Гудок жуткого паровоза размером с небольшой бочонок захрипел, сдавленный натянутой цепью, потом набрал воздуха и взревел так, что его, верно, было слышно на милю вокруг. Он выл на всю станцию, точно выкрикивал угрозу или бросал кому-то вызов, он надрывался долгих пятнадцать секунд, которые показались всем пятнадцатью годами.

Даже после того как гудок умолк, его рев звенел у Мерси в ушах, громкий, как гонг.

И на фоне этого гула проводник в чистых белых перчатках крикнул по сравнению с паровозом почти неслышно, но на самом деле, наверное, довольно громко:

— По вагонам!

11

Место Мерси было в четвертом пассажирском вагоне. Чтобы легче определиться, следует сказать, в каком порядке формировался состав: сначала великий и ужасный паровик, затем топливный вагон, затем второй вагон — вероятно, с дизельной установкой или какими-нибудь боеприпасами, третий, о назначении которого Мерси пока не догадывалась, и семь пассажирских вагонов (два пульмановских спальных вагона первого класса впереди, остальные, для разношерстной публики, — за ними), потом служебный вагон с кухней, рестораном и продовольственными припасами, и наконец, дополнительный служебный вагон, который на самом деле являлся отнюдь не служебным вагоном, а вагоном-холодильником с останками погибших воинов Союза. Вход в этот вагон был строго воспрещен всем до единого, о чем недвусмысленно предупреждали огромные засовы с замками размером с хороший кулак, наложенные на переднюю и заднюю двери вагона, а также закрашенные окна, чтобы никто не мог даже одним глазком заглянуть внутрь.

Но Мерси ничего этого не видела в своем купе четвертого спального вагона — открытой коробчонке с окном-стеной и двумя мягкими лавками друг напротив друга. На каждую такую скамью могли бы усесться три женщины в нарядах для путешествия или четверо мужчин в деловых костюмах, но сейчас в купе было пусто, и медсестра с чистой совестью могла занять всю лавку целиком.

Пятнадцать нервных минут она провела, сортируя желтые билеты и всякие сопроводительные документы, включая письмо о смерти мужа из армии Союза и удостоверение Робертсоновского госпиталя, в котором о ней говорилось столько всего — и вымышленного, и истинного, что Мерси в очередной раз поблагодарила Небеса за то, что держала эти бумаги в личной сумке, а не сунула их в давно потерянный чемодан.

Рейнджер Горацио Корман как сквозь землю провалился, но, когда посадка закончилась, скамью напротив Мерси заняли две женщины. После обмена вежливыми кивками медсестра внимательнее присмотрелась к ним. Она понятия не имела, долго ли им придется пялиться друг на друга и впишется ли она в их компанию. Последнее вызывало у нее сильные сомнения.

Одна из женщин была весьма пожилой, невысокого роста, с уже начавшей горбиться в силу возраста спиной, несмотря на жесткий корсет, всячески старающийся этому воспрепятствовать. Седые волосы собраны в простую, но надежную прическу, а водянистые глаза за стеклами очков в проволочной оправе, казалось, должны замечать все на свете. Она была в черных перчатках, плохо сочетающихся с бледно-голубым платьем, и в маленькой черной шляпке, отлично подходящей к перчаткам. Дама представилась как Норин Баттерфилд, с недавних пор — вдова, а спутницу назвала своей племянницей, мисс Теодорой Клэй.

Мисс Теодора Клэй казалась выше своей тетушки на целую голову и все звала родственницу прогуляться в туалетную комнату — но не раньше, конечно, чем поезд двинется в путь. Кроме того, умывальня была занята усталым на вид мужчиной с двумя маленькими детьми, которые влетели внутрь и заперлись там минут десять назад. Слышно было, как отец просит мальчиков то заканчивать, то мыть руки, то мыть лица, то пристегнуть помочи.

Мерси чувствовала себя не слишком уютно, но очень хотела, чтобы путешествие уже началось. Она не могла не заметить, сколько вооруженных людей в форме в поезде… и это при том, что поездка была «абсолютно мирной», как ее страстно уверяли. Миссис Баттерфилд заметила, что Мерси наблюдает за военными, и сказала неожиданно сердечным тоном:

— Какое облегчение, что они едут с нами, не правда ли?

— Облегчение? О, полагаю, да, — пробормотала Мерси ни к чему не обязывающие слова.

— Мы, как-никак, поедем по индейской территории.

— Да, верно, — подтвердила Мерси, хотя даже приблизительно не представляла, где начинается, а где заканчивается индейская территория, — вероятно, где-то на западе.

— Я просто любуюсь ими, мальчиками в синем, с этими их ружьями. С ними я чувствую себя так уверено, — сказала женщина с твердостью человека, слышавшего об опасности, но искренне убежденного, что ему лично ничто не грозит. Она напомнила Мерси Денниса и Ларсена, студентов из дирижабля, потерпевшего крушение в Теннеси. — И многие из них так молоды и не женаты. — Она покосилась на читающую газету племянницу.

Мисс Клэй не прервала своего увлекательного занятия.

— Несомненно, тетя, — только и сказала она.

— А вы, дорогая? — Старушка снова переключила внимание на Мерси, которая была без перчаток, и обручальное кольцо таким образом оказалось на виду. — Где ваш супруг?

— Он умер, — ответила медсестра, изо всех сил стараясь смягчить свой акцент, чтобы он не выдал ее. Но пока в ходе беседы вопрос о ее происхождении вроде бы не возник, и девушка надеялась на лучшее.

— На войне? — спросила миссис Баттерфилд.

Мерси кивнула:

— На войне.

Старуха покачала головой:

— Иногда я думаю, а останутся ли у нас вообще мужчины, после всех этих сражений. Я тревожусь за племянницу.

Племянница, за которую так тревожилась тетушка, перевернула газетную станицу со словами:

— Думаю, кто-то да останется.