Книга Оборотная сторона Бога - Сергей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот именно.
– И какой сюрприз ты готовила Мифею? – спросил он. – Взорвать его изнутри?
– Да какая разница – теперь? Всё переменилось.
– «Что сделаю я для людей», да? Точнее, для эльфов. Оказывается, и тут любят выезжать на героях-одиночках. А я думал, это достижение человечества.
Царь-жрец продолжал пялиться на Лэлли, словно пытался разобрать, что она бормочет. Вот на Светлана он не глядел, а потому мог вообразить, будто у эльфки поехала крыша. А та явно не горела желанием продолжать беседу с гоблином-переростком. От одного его вида малышке делалось плохо, даже несмотря на Щит. Конечно, намерения у неё были геройские – с отчаяния на что не решишься. А когда доходит до конкретики, и у больших парней могут затрястись поджилки. Светлан прямо-таки кожей ощущал, как хочется Лэлли укрыться за огромной спиной великана… а может, путал её желания с собственными. Этот вечноживой маяк с глазами-прожекторами, восседающий на царской горке, на кого угодно способен нагнать дрожь.
– Давайте я с ним побазланю, – предложил Светлан без особой охоты. – В конце концов, я дипломат или кто? Надо ж мне набивать руку!.. Или хотя бы морду, если по-другому не выйдет.
«Болтаю, опять болтаю! – одёрнул он себя. – Нервишки-то – шалят».
– Да уж, дипломат из тебя – ух! – фыркнула Лэлли.
А Крон гулко гыгыкнул, подтверждая оценку. Спелись, ишь… родственнички.
– Зато я обаятельный, – возразил Светлан. – И в доверие умею втираться, разве нет?
– К тем, кто самому приятен, – уточнила эльфка.
– Н-да, здесь случай не тот – явно, – вынужден был признать он. – Но и терпеть уж нету сил, душа просит… э-э…
– Ругани? – подсказала Лэлли.
– Точно, – опять согласился Светлан. – По себе судишь?
– Ага.
– Вообще я не думаю, что истина рождается в сварах, – но почему не попробовать?
Наконец Мифей заметил, что рот открывается не у одной Лэлли, – хотя Светлан, как и прежде, шептал в ладони, переправляя звуки словно по рации. Царь попытался было пригвоздить наглеца взглядом, полыхая пронзительными глазами. Но опять не преуспел и перевёл их на Крона.
– Ты распустил своих слуг, – объявил он. – Им следует укоротить языки. Или даже вырвать, чтобы не встревали в разговор хозяев.
– Это не слуги, – возразил великан.
– А кто же тогда: спутники?
– Не только.
– Соратники, стало быть? Ещё лучше!.. Плечом к плечу с последышами Скитальца – замечательно. И это – лучшая линия великанов, любимец Праматери!.. Далеко же вы зашли в своём предательстве!
– Кудых, кудых, – пробурчал Крон. – Раскудахтался!.. Один ты правильный?
– Да это же люди, разве не видишь? Дух от духа Скитальца!
– И что? Мне они нравятся. По крайней мере не орут, как ты.
– Вы – отступники, – заклеймил царь-жрец. – Вы смирились с Ним, впустили Его в себя, и сами сделались порченными. Но даже против воли вы ещё послужите Древним.
– Как и эльфы, да? – звонко спросила Лэлли. – Ты всех решил подмять, о богоподобный?
Откинувшись на руки и вскинув колени, она упиралась маленькими ступнями в прозрачную стенку клети, будто опасалась, что Мифей прорвётся сквозь все заслоны и потащит её к себе… или решила поддразнить кощея странной позой, ибо вид ему открывался редкостный. Или то и другое вместе.
– Кто ж виноват, что сами драться вы не желаете, – ответил царь. – Но пока ваш Совет держится договора, эльфам бояться нечего.
– Или пока у тебя опять не взыграет аппетит?
– Разве я беру много? – пожал он плечами. – Разве от вас убудет?
– Даже прибавится! – фыркнула девушка. – Ты как пещерный вампир: не столько пьёшь чужую кровь, сколько отравляешь своим ядом. И когда с этой гнусной данью смирятся все, когда рассудочность эльфов возобладает над их гордостью – вот тогда мы действительно канем в Лету.
– Куда? – удивился Мифей.
– В реку забвения, идиот, – буркнул Крон. – И как гоблины терпят над собой такого невежду?
– Так ты ещё не понял, огр? Гоблины – это я. Вся сила их теперь сходится во мне, я – остриё великого народа, разящее и убийственное.
– Чего ж это остриё такое тупое? – поинтересовалась эльфка.
Царь укоризненно покачал головой:
– Вижу, принцесса, тебя настроили против меня. Неудивительно, если учесть, кто тебя окружает. Моей невесте надо быть разборчивей в знакомствах.
– Тогда б она не стала твоей невестой, – огрызнулась Лэлли. – И за сколько ты выпиваешь каждую жёнушку, мой старичок? Как долго они выдерживают твою клоповью страсть – ты не фиксируешь рекорды? И что делаешь затем с пустыми оболочками: сжираешь сам или бросаешь слугам?
– Тебя, моя милая, буду любить сильно и долго, не сомневайся, – осклабился кощей. – Затем и сама полюбишь – от безысходности. Поначалу-то все показывают характер.
Девушка затрепетала, будто на неё дохнуло морозом. Кажется, она уже готова была разрыдаться, исчерпав последние крохи отваги. А на вопросы Крона тут не давали ответов. Следовало менять тактику.
– Всё, – сказал Светлан по магической связи. – Больше не могу молчать. Настал мой черёд.
– И тебе хочется влезать в это? – прошептала эльфка. – Ох, Светик…
– Сможешь меня прикрыть? – спросил он. – Мне начхать на его магнетизм, но я не хочу, чтоб он слышал мои чувства. Ну давай, Лэлличка, ты ж умеешь!..
– Да зачем? Ты ведь хочешь просто позлить Мифея.
– Не просто, милая, совсем не просто. Я хочу вывести его из себя, ибо это даёт преимущество. У любого властолюбца больное самолюбие – надо лишь знать, куда бить. Но просто так он не расколется, а до серьёзного допроса дело вряд ли дойдёт.
На сей раз кощей быстро сообразил, с кем говорит его гостья.
– А-а, – проскрежетал он зловеще, – вот кто мутит тут воздух!
Занятное словосочетание, оценил Светлан. У людей-то чаще мутят воду, а воздух обычно… Но здешней атмосфере и впрямь не хватает прозрачности.
– И до нас дошло, – произнёс он громко. – Ну, слава те, наконец!..
– Мне следовало догадаться…
– Вот именно.
Но Мифей уже гипнотизировал своими прожекторами Крона, в упор не замечая людей. Светлана он явно презирал… даже слишком явно, напоказ, пытаясь доказать что-то себе или другим. И чем можно ответить на такое? Пожалуй, ещё большим, истинным презрением – безразличием. Ничто так не бесит снобов…
– Клинический случай, вдобавок запущенный, – сказал Светлан, разглядывая царя орков, точно пациента. – А вы всё долдонили: честность, честность!.. Ведь этот хмырь даже не понимает, кто здесь главное чудище. Сперва задурил голову себе, теперь пытается вешать лапшу на наши уши. Ей-богу, если б он был холодным, рассудительным циником, врущим намеренно, я бы отнёсся к нему лучше. Циники хотя бы доводы воспринимают, этот – непрошибаем. Хуже нет, чем иметь дело с дураками. И спорить с ними без толку – лишь сам поглупеешь. Впрочем, это ещё Пушкин подметил.